12 марта 1932 года человек с задумчивыми глазами и темными усами пришел к зданию британского консульства в Сан-Паулу, требуя встречи с генеральным консулом. На нем был спортивный пиджак, полосатый галстук и мешковатые штаны, заправленные в сапоги для верховой езды. Он заявил, что пришел по срочному делу, касающемуся полковника Фосетта.
Его провели к генконсулу Артуру Эбботту, который дружил с Фосеттом. Долгие годы Эбботт упорно верил, что когда-нибудь путешественники могут материализоваться, однако всего несколько недель назад он уничтожил последние письма, которые прислал ему Фосетт, сочтя, что «исчезла всякая надежда когда-нибудь увидеть его опять».
Спустя некоторое время посетитель сделал заявление под присягой. Начиналось оно так: «Меня зовут Стефан Раттэн. Я швейцарский подданный. Я приехал в Южную Америку двадцать один год назад». Далее он объяснил, что почти пять месяцев назад вместе с двумя спутниками охотился близ реки Тапажос, в северозападной части Мату-Гросу, и встретил племя, которое держало у себя пожилого белого человека с длинными желтоватыми волосами. Раттэн рассказал, что позже, когда многие туземцы напились, белый человек, который был одет в шкуры животных, тихонько подобрался к нему.
— Ты друг? — спросил он.
— Да, — ответил Раттэн.
— Я английский полковник, — сообщил человек и стал умолять Раттэна отправиться в британское консульство и рассказать «майору Пейджету», что его держат в плену.
Эбботт знал, что сэр Ральф Пейджет, бывший британский посол в Бразилии, был доверенным лицом Фосетта. Именно Пейджет лоббировал интересы Фосетта в бразильском правительстве, пытаясь найти финансирование для его экспедиции 1920 года. Эти факты, как отмечал Эбботт в письме Королевскому географическому обществу, «были известны только мне и немногим близким друзьям».
Когда Нина Фосетт и Элси Раймел услышали рассказ Раттэна, они решили, что он звучит правдоподобно. Нина заявила, что «не смеет слишком надеяться»; однако она послала телеграмму одному из бразильских информационных агентств, где говорилось, что теперь она убеждена: ее муж «ЖИВ».
Но остальные по-прежнему были настроены скептически. Генерал Рондон после трехчасовой беседы с Раттэном сообщил в своем рапорте, что место, где швейцарский охотник, по его уверениям, обнаружил Фосетта, находится в пятистах милях от того района, где в последний раз видели экспедицию. Сам Пейджет, когда к нему обращались в Англии, выражал удивление, почему Раттэну позволили покинуть племя, тогда как Фосетта вынудили остаться в плену.
Однако Эбботт был убежден в искренности Раттэна, особенно после того, как тот поклялся спасти Фосетта, не требуя за это вознаграждения. «Я обещал полковнику Фосетту привести помощь, и это обещание должно быть исполнено», — заявил Раттэн. Вскоре швейцарский охотник отправился в путь вместе с двумя спутниками, один из которых был репортером, поставлявшим заметки для синдиката Юнайтед Пресс. Троица несколько недель пробиралась сквозь джунгли, а затем, дойдя до реки Аринус, построила из коры несколько каноэ. В сообщении от 24 мая 1932 года, когда экспедиция вот-вот должна была вступить на земли враждебно настроенных индейцев, репортер писал: «Раттэн так и рвется дальше. Он зовет: „Все на борт!“ Нам пора». Больше об этих троих никто ничего не слышал.
Вскоре пятидесятидвухлетний английский актер Альберт де Уинтон прибыл в Куябу, поклявшись найти Фосетта — мертвым или живым. Незадолго до этого Уинтон сыграл несколько второстепенных ролей в голливудских фильмах — в том числе в «Короле джунглей». По словам «Вашингтон пост», Уинтон «отверг фальшивые киноужасы ради реальных ужасов джунглей». Надев новенькую форму для сафари, повесив на пояс кобуру с пистолетом и закурив трубку, он устремился в дикий край. Жительница города Оранж, штат Нью-Джерси, объявлявшая себя «американским представителем» Уинтона, снабжала КГО новостями на специальной бумаге с вытисненным заголовком: «Экспедиция Альберта де Уинтона в неизведанные бразильские джунгли в поисках полковника П.Г. Фосетта». Через девять месяцев после того, как Уинтон проник в джунгли, он выбрался из них — осунувшийся, в лохмотьях. 4 февраля 1934 года в газетах появилась его фотография с подписью: «Альберт Уинтон, актер из Лос-Анджелеса. Нет, он не загримировался для новой роли: так отразились на нем девять месяцев пребывания в дебрях Южной Америки». Передохнув в Куябе, где он посетил музей, в котором имелась посвященная Фосетту экспозиция, Уинтон вернулся в район Шингу. Прошло несколько месяцев — от актера не было ни слуху, ни духу. И вот в сентябре индейский гонец выбежал из леса со смятой запиской от Уинтона. В ней тот сообщал, что его захватили индейцы, и молил: «Пожалуйста, пришлите помощь». Дочь Уинтона известила КГО об «этом прискорбном повороте событий» и в отчаянии просила, чтобы кто-нибудь из общества спас ее отца. Но Уинтона тоже больше никогда не видели. Лишь несколько лет спустя бразильские власти узнали от индейцев из этого района, что двое членов племени камаюра некогда обнаружили Уинтона, голого и полубезумного, в каноэ, плывущем по течению. Один из камаюра разбил ему голову дубинкой, а потом забрал его винтовку.
Но все эти истории мало охлаждали пыл все новых и новых полчищ путешественников, пытавшихся отыскать Фосетта или город Z. Были экспедиции немцев, итальянцев, русских, аргентинцев. Отправлялась на поиски старшекурсница Калифорнийского университета, специалист по антропологии. Или американский солдат, когда-то воевавший вместе с Фосеттом на Западном фронте. Или Питер Флеминг, брат Яна Флеминга, создателя Джеймса Бонда. В 1934 году бразильское правительство, устав от наплыва поисковых партий, издало указ, запрещающий подобные экспедиции, если у них нет специального разрешения властей страны; однако путешественники продолжали прибывать, с разрешением или без оного.
Достоверной статистики в этом вопросе не существует, однако, по одной из недавних оценок, такие экспедиции привели к гибели целых ста человек. Студентка Калифорнийского университета, которая стала в 1930 году одной из первых женщин-антропологов, проникших в этот регион с исследовательскими целями, сумела выбраться из джунглей — лишь для того, чтобы спустя несколько лет умереть от инфекции, которую подхватила в Амазонии. В 1939 году другой американский антрополог повесился на дереве в джунглях. (Оставив послание: «Индейцы хотят отобрать мои записи… А они очень ценные, их можно продезинфицировать и отправить в музей. Я хочу, чтобы моя семья думала, что я умер в индейской деревне от естественных причин».) У одного из искателей в джунглях умер от лихорадки брат. «Я пытался спасти его, — сообщал он Нине. — Но, к несчастью, я ничего не мог поделать, и мы похоронили его на берегу Арагуаи».
Подобно Раттэну и Уинтону, другие путешественники, казалось, бесследно исчезали с лица земли. В 1947 году, по сведениям преподобного Джонатана Уэллса, миссионера, работавшего в Бразилии, из джунглей прилетел почтовый голубь с запиской, отправленной тридцатидвухлетним новозеландским учителем Хью Маккарти, который помешался на поисках Z. Уэллс рассказывал, что встречал Маккарти в своей христианской миссии в Мату-Гросу, на восточном краю фронтира, и предупреждал его, что тот погибнет, если отправится в лес один. Когда Маккарти отказался повернуть назад, Уэллс дал ему семь почтовых голубей для того, чтобы отправлять сообщения; учитель поместил их в плетеные корзины на своем каноэ. Первая записка пришла спустя шесть недель. В ней говорилось: «После несчастного случая я еще плоховато себя чувствую, но опухоль на ноге постепенно уменьшается… Завтра я выдвигаюсь, чтобы продолжить поход. Мне говорят, что горы, которые я ищу, всего в пяти днях пути отсюда. Да хранит вас Господь. Хью». Через полтора месяца к Уэллсу прилетел другой голубь с новым посланием. «Я… нахожусь в ужасном положении, — писал Маккарти. — Уже давно я оставил каноэ и выбросил винтовку, поскольку в джунглях она бесполезна. Запасы еды у меня истощились, и я питаюсь ягодами и дикими фруктами». Последняя весть от Маккарти пришла в третьей записке, где было сказано: «Моя работа закончена, и я умираю счастливым, зная, что моя вера в Фосетта и в его затерянный Золотой город не была напрасной».
Нина внимательно следила за всеми этими попытками распутать то, что она именовала «загадкой Фосетта». Она превратилась в своего рода сыщика, просеивающего документы и изучающего старые путевые дневники Фосетта под увеличительным стеклом. Один из гостей рассказывал, как она сидела перед картой Бразилии, держа в руке карандаш; вокруг нее были разбросаны последние письма и фотографии мужа и сына; рядом лежало и ожерелье из ракушек, которое Джек прислал ей с поста Бакаири. По ее просьбе КГО сообщало ей обо всех свидетельствах очевидцев или слухах, касавшихся судьбы экспедиции. «Вы всегда твердо верили, что можете оценить значение этих свидетельств лучше, чем кто-либо другой», — писал ей чиновник КГО. Настойчиво заявляя, что она путем «тренировок» научилась сохранять беспристрастность, Нина вновь и вновь выступала как арбитр, высказывающий мнение обо всех поступающих данных. Однажды, после того как один немецкий искатель приключений заявил, что якобы видел Фосетта живым, она с горечью написала, что у этого человека «больше одного паспорта, по крайней мере три псевдонима, к тому же при нем нашли целую пачку газетных вырезок!».