— Сколько мулов и лошадей имел coronel?[83] — спросил Паулу, явно пытаясь представить себе, как здесь переправлялся Фосетт.
— Около дюжины, — ответил я. — Судя по его письмам, Гальван заменил нескольких самых слабых животных и дал ему собаку… которая, как предполагают, вернулась на ферму через несколько месяцев после того, как Фосетт исчез.
— Она добралась одна? — поинтересовался Паулу.
— Так уверял Гальван. А еще он сказал что-то насчет ласточек, которые поднимались из леса где-то на востоке: он видел их и решил, что это может быть какой-то знак от Фосетта.
Впервые мы вошли под сень густого леса. Никакой фермы нигде видно не было, но мы набрели на земляную хижину под крышей из пальмовых листьев. Внутри на пне сидел старый индеец с деревянной палкой в руке. Он был бос, в пропыленных штанах и без рубашки. Позади него, на стене, висела шкура ягуара и картинка с изображением Пресвятой Девы. Таукаре спросил его на языке бакаири, есть ли поблизости скотоводческое ранчо, именуемое Риу-Нову. Старик сплюнул, услышав это название, и махнул палкой в сторону двери. «Туда», — произнес он.
Появился еще один индеец, помоложе, и вызвался проводить нас. Мы вернулись в машину и двинулись по заросшей дороге; ветви деревьев стучались в ветровое стекло. Когда дальше ехать стало невозможно, наш проводник выскочил наружу, и мы пошли за ним через лес; он обрубал своим мачете ползучие растения. Несколько раз он останавливался, изучающе глядел на верхушки деревьев и потом сдвигался на несколько шагов к востоку или к западу. Наконец он остановился.
Мы огляделись по сторонам, но не увидели ничего, кроме плотного кокона деревьев.
— Где Риу-Нову? — спросил Паулу.
Наш гид поднял мачете над головой и воткнул его в землю. Лезвие ударилось обо что-то твердое.
— Прямо тут, — ответил он.
Мы опустили глаза и, все еще не веря, увидели ряд разбитых кирпичей.
— Тут когда-то был вход в дом, — объяснил проводник, добавив: — Дом был очень большой.
Снова начался дождь; мы разбрелись по лесу, высматривая другие останки огромной фермы Гальвана.
— Сюда! — крикнул Паулу. Он стоял в сотне футов от меня, возле осыпающейся кирпичной стены, увитой ползучими растениями. Всего за несколько десятилетий ферму сожрали джунгли, и я недоумевал, как настоящие древние развалины могли уцелеть в столь агрессивной среде. Впервые я почувствовал, что останки цивилизации действительно могли попросту исчезнуть: эта точка зрения казалась мне теперь вполне правдоподобной.
Когда мы вернулись к дороге, солнце начало садиться: мы были так возбуждены, что потеряли счет времени. Мы не ели с половины шестого утра, а в машине у нас ничего не было, кроме степлившейся бутылки воды да нескольких крекеров. (За время нашего путешествия мы уже успели слопать все мои пакеты сублимированной еды, причем Паулу осведомился: «Астронавты правда едят эту фигню?») Мы ехали сквозь ночь, вдали вспыхивали молнии, освещая пустоту вокруг нас. Таукане в конце концов задремал, и мы с Паулу предались занятию, которое стало нашим любимым отвлечением от забот: попытались представить себе, что случилось с Фосеттом и его отрядом после того, как они покинули Лагерь мертвой лошади.
— Я так и вижу, как они умирать от голода, — заметил Паулу, наверняка только и думавший сейчас о еде. — Очень медленно, очень мучились.
Мы с Паулу были не единственными, кто пытался досочинить финал саги о Фосетте. Десятки писателей и художников воображали себе конец там, где его никогда не существовало, — подобно тому, как первые картографы выдумывали почти весь мир, так его и не увидев. Сочинялись пьесы и радиоспектакли об этой загадке. Был написан телевизионный сценарий «Найти полковника Фосетта», позже весьма вольно использованный в фильме 1941 года «Дорога в Занзибар», с Бингом Кросби и Бобом Хоупом. Выходили и комиксы, в том числе один — из серии «Приключения Тантана»; в ней пропавший путешественник, прототипом которого послужил Фосетт, спасает героя от ядовитой змеи в джунглях. («Все думают, что ты умер», — удивляется Тантан, а тот отвечает: «Я решил не возвращаться к цивилизации. Я счастлив здесь».)
Кроме того, образ Фосетта продолжал вдохновлять создателей приключенческих книг. В 1956 году популярный бельгийский автор авантюрных романов Шарль Анри Деисм, писавший под псевдонимом Анри Берн, выпустил в свет книгу «Боб Моран и загадка Фосетта». Моран, герой романа, расследует исчезновение амазонского путешественника, и, хотя ему не удается выяснить, что с ним случилось, он открывает затерянный город Z — «мечта Фосетта сбывается».
Фосетт появляется даже в романе 1991 года «Индиана Джонс и семь покровов»[84] — одной из книг той серии, что возникла на волне успеха блокбастера 1981 года «В поисках утраченного ковчега». В этом романе с весьма запутанным сюжетом Индиана Джонс (хоть он и утверждает: «Я археолог, а не частный детектив») отправляется на поиски Фосетта. Он обнаруживает фрагменты путевых дневников Фосетта из его последней экспедиции, где говорится: «Мой сын, охромев из-за больной лодыжки и страдая малярийной лихорадкой, несколько недель назад повернул обратно, и я отправил с ним нашего последнего проводника. Бог им в помощь. А я двинулся вдоль реки, вверх по течению… У меня кончилась вода, и следующие два-три дня моим единственным источником жидкости была роса, которую я слизывал с листьев. Как часто я снова и снова упрекал себя, что решил идти дальше один! Я обзывал себя дураком, идиотом, безумцем». Джонс устанавливает местонахождение Фосетта и обнаруживает, что исследователь Амазонии все-таки нашел свой волшебный город. После того как двух археологов-любителей захватывает в плен враждебно настроенное племя, Фосетт и Джонс, с кнутом в руке, спасаются, прыгнув в реку Смерти.
Мы с Паулу обсудили еще несколько фантастических версий: что тела Фосетта и его спутников пожрали черви, как тело Мюррея; что они подхватили слоновую болезнь; что их погубил яд смертоносных лягушек; в конце концов мы оба уснули в машине. На следующее утро мы поехали вверх по небольшому горному склону, чтобы достичь поста Бакаири. На то, чтобы добраться сюда из Куябы, у Фосетта ушел месяц. У нас это заняло два дня.
Пост Бакаири разросся, теперь в этом районе жило больше восьмисот индейцев. Мы отправились в самую большую деревню, где несколько десятков одноэтажных домов выстроены рядами вокруг пыльного подобия центральной площади. Большинство из строений сделаны из глины и бамбука, и крыши у них покрыты пальмовыми листьями, хотя некоторые более новые дома были с бетонными стенами и железными крышами, звеневшими во время дождя. Деревня, хоть и явно осталась бедной, теперь обзавелась колодцем, трактором, электричеством и тарелками спутниковых антенн.
Когда мы прибыли, почти все мужчины, старые и молодые, оказались на охоте, готовясь к ритуалу празднования сбора урожая. Но Таукане сказал, что здесь есть кое-кто, с кем нам следует встретиться. Он провел нас в дом, выходящий задним фасадом на площадь; поблизости рядком росли благоухающие манговые деревья. Мы вошли в небольшую комнату с единственной лампочкой, висящей над головой, и несколькими деревянными скамьями вдоль стен.
Вскоре из задней двери показалась крошечная скрюченная женщина. Опираясь на руку ребенка, она медленно двигалась к нам, клонясь, словно под сильным ветром. На ней было цветастое хлопковое платье; длинные седые волосы обрамляли лицо — настолько морщинистое, что глаз почти не было видно. Она широко улыбнулась, показав чудесный набор белых зубов. Таукане объяснил, что эта женщина старше всех в деревне и видела, как здесь проходил Фосетт и его экспедиция.
— Наверное, она — последний живой человек, который с ними встречался, — заметил он.
Она опустилась в кресло, ее босые ноги едва доставали до пола. Через Таукане и Паулу, переводивших мои слова с английского на португальский, а потом на бакаири, я спросил у нее, сколько ей лет.
— Я не знаю точно, сколько мне лет, — ответила она. — Но я родилась около 1910 года.
Она рассказала:
— Я была еще девочкой, когда трое чужаков остановились у нас в деревне. Я помню их, потому что я никогда не видела таких белых людей, с такими длинными бородами. Моя мать сказала: «Смотри, христиане пришли!»
Она поведала нам, что трое путешественников разбили лагерь внутри новой деревенской школы, которой теперь уже нет.
— Это было самое красивое здание, — сообщила она. — Мы не знали, кто они такие, но мы понимали, что они, наверное, важные люди, раз они спят в школе.
Я вспомнил, что в одном из писем Джек Фосетт упомянул о том, что они ночевали в школе.
Она прибавила:
— Помню, что они были высокие, очень высокие. И один из них нес смешной мешок и был похож на тапира.