Юрий Житорчук
Мир на краю пропасти: предвоенные хроники. Документальная реконструкция дипломатической борьбы 1937—1941 гг.
Предисловие
Предвоенные хроники написаны в форме авторской художественно-документальной реставрации событий 1937– 1941 годов. В соответствии с этим при описании событий предвоенного времени автор пользуется не только историческими документами, в большом количестве представленными в книге, но и широко использует те или иные гипотезы, объясняющие мотивацию принимаемых военно-политических решений.
Для того чтобы продемонстрировать, что такое художественно-документальная реставрация исторических событий и как она была реализована в рамках данной книги, в качестве примера рассмотрим реставрацию событий, произошедших на совещании, состоявшемся в кабинете Сталина 9 июня 1941 года.
Изначально об этом совещании известен лишь список его участников и время их пребывания в кабинете Сталина. Эти данные приведены в журнале записи лиц, принятых Сталиным 9 июня 1941 года. Никаких документальных сведений о том, какие вопросы обсуждались на этом совещании, в открытом доступе нет. Отсутствуют также какие-либо сведения об этом совещании и в воспоминаниях его участников.
Однако при этом известны некоторые события, предшествовавшие 9 июня, которые, вероятно, могли быть предметом рассмотрения на совещании у Сталина. Так, например, 5 июня из Бухареста поступила информация внешней разведки НКГБ о том, что румынская армия приводится в боевую готовность. На следующий день в Одесском военном округе (ОдВО) было получено тревожное сообщение, свидетельствующее о возможной крупномасштабной провокации на границе с Румынией 9—12 июня. После получения этого сообщения начальник штаба округа генерал Захаров обратился к начальнику Генштаба с просьбой разрешить переброску глубинных дивизий 48-го стрелкового корпуса к границе.
Естественно, что решение о переброске нескольких дивизий в непосредственной близости от границы не могло быть принято без соответствующей санкции со стороны Сталина. Как следует из журнала посещений кабинета Сталина, Тимошенко и Жуков 7 июня имели лишь краткую 25-минутную беседу со Сталиным. Возможно, в этот день ими мог быть согласован вопрос о переброске глубинных дивизий ОдВО.
7 июня на территории Западного особого военного округа (ЗапОВО) на советскую сторону перешел солдат германской армии Вирт Франц Францевич, венский рабочий, член Коммунистической партии Австрии, который сообщил, что война между Германией и СССР неизбежна в ближайшие две-три недели.
В ночь на 8 июня командование ЗапОВО в связи с напряженной обстановкой на границе обратилось в Генштаб с просьбой о разрешении выдвижения глубинных дивизий округа. Дивизии ЗапОВО начали выдвижение уже утром 11 июня. Причем, судя по данным журнала посещений кабинета Сталина, решение о выдвижении могло быть согласовано со Сталиным только 9 июня, когда Тимошенко и Жуков дважды побывали в кремлевском кабинете, пробыв там в этот день в общей сложности шесть с половиной часов.
С другой стороны, нам известны решения, которые были приняты Генштабом в последующие два-три дня. Причем это были ответственные и крупномасштабные решения, поэтому они, безусловно, должны были быть предварительно согласованы со Сталиным. С большой вероятностью можно полагать, что эти согласования были осуществлены на совещании 9 июня.
Речь идет о том, что 11 июня была выпущена директива Генштаба о выдвижении глубинных дивизий ЗапОВО. На следующий день выпущены еще две директивы Генштаба о выдвижении дивизий Киевского особого военного округа (КОВО) и Прибалтийского особого военного округа (ПрибОВО). Кроме того, 10 июня последовала директива Генштаба о перенаправлении воинских эшелонов, перевозящих 16-ю армию резерва Главного Командования (РГК) с территории Орловского военного округа (ОрВО) ближе к границе на территорию КОВО. А также были внесены изменения в дислокацию 21-й и 22-й армий РГК.
Следующий элемент исторической реставрации относится к совещанию у Сталина, состоявшемуся 11 июня. Опять-таки нам практически ничего не известно о его содержании, кроме состава участников и времени проведения совещания. Однако среди его участников присутствует командующий ПрибОВО генерал Кузнецов и член Военного совета ПрибОВО корпусной комиссар Дибров.
В отличие от совещания, состоявшегося 24 мая, когда к Сталину было приглашено руководство всех западных приграничных округов, на этот раз такой чести удостоились лишь представители ПрибОВО.
Дело в том, что только в ПрибОВО к 1941 году сохранились остатки национальных армейских частей бывших независимых Прибалтийских государств, которые в 1940 году были преобразованы в территориальные стрелковые корпуса Красной армии. Всего перед войной было три таких корпуса, каждый из которых состоял из двух стрелковых дивизий.
Все дело в том, что руководством Наркомата госбезопасности была запланирована операция по аресту и выселению антисоветского, уголовного и социально опасного элемента из Литовской, Латвийской и Эстонской ССР в количестве более 40 тысяч человек. При этом советское руководство допускало, что в создавшихся условиях, возможно, может быть поднят мятеж национальных частей. Для того чтобы исключить такой вариант развития событий, было принято решение о приведении части воинских частей округа, включая и некоторые приграничные дивизии, в состояние полной боевой готовности.
В результате на совещании у Сталина 11 июня командованию ПрибОВО на случай контрреволюционных выступлений было поручено разработать план приведения ряда частей округа в состояние боевой готовности. Здесь надо четко оговорить, что приведение войсковых частей в боевую готовность было проведено до 21 июня только в ПрибОВО. В других приграничных округах ничего подобного не происходило. Причем изначально директива о приведении частей ПрибОВО в боевую готовность не имела прямого отношения к сообщениям разведки об ожидаемом нападении Германии на СССР 22 июня.
13 июня Сталин запустил пробный шар в виде известного сообщения ТАСС. Тем не менее немцы на него так ничего и не ответили, и даже не напечатали его в своих газетах. Это еще раз показало советскому руководству, что Гитлер не намерен соблюдать советско-германские договоры и готовит нападение на СССР.
Однако, судя по тому, что советское военно-политическое руководство запланировало завершение целого ряда крупномасштабных предмобилизационных проектов к началу июля 1941 года, в Кремле ожидали, что ранее этого срока Германия не будет еще готова к нападению на СССР.
Здесь надо сказать, что именно к 1 июля в СССР планировалось завершить: дислокацию армий РГК на территории приграничных округов; формирование первой очереди частей для вновь строящихся укрепленных районов линии Молотова в количестве 45 тысяч человек; переброску глубинных дивизий приграничных округов в соответствии с планом прикрытия.
Даже 19 июня был выпущен утвержденный Сталиным приказ наркома обороны Тимошенко «О маскировке аэродромов», согласно которому рассредоточение и маскировка самолетов должны были быть завершены лишь к 1 июля. Однако если бы Сталин и Тимошенко, принимая это решение 19 июня, были убеждены, что нападения немцев нужно ожидать 22 июня, то приказ о рассредоточении и маскировке самолетов должен был бы иметь сроки исполнения не позднее 20—21 июня.
Еще один пример на ту же тему. 19 июня командир приграничной 125-й стрелковой дивизии генерал-майор Богайчук, чувствуя приближение войны, приказал начать эвакуацию семей начальствующего состава дивизии. На следующий день генерал Жуков направил в его адрес возмущенную телеграмму:
«Приказать командиру дивизии Богайчуку дать шифром личное объяснение народному комиссару обороны, на каком основании он произвел эвакуацию семей начальствующего состава дивизии. Народный комиссар считает это актом трусости, способствующим распространению паники среди населения и провоцирующим на выводы, крайне нежелательные для нас».
Естественно, что такой реакции со стороны начальника Генштаба не могло быть, если бы к этому моменту он обладал информацией, что Германия готовит нападение на СССР 22 июня.
В этой связи возникает резонный вопрос: почему военное и политическое руководство страны пренебрегло многочисленными предупреждениями советской разведки о том, что Германия намерена напасть на СССР 22 июня? Ведь, по подсчетам некоторых историков, до 22 июня в Москву поступило аж сорок семь таких предупреждений.
Все дело в том, что убедительными эти сообщения разведки кажутся нам лишь постфактум. Для начала придется напомнить, что у советской разведки не было агентов в непосредственном окружении Гитлера или высшего немецкого генералитета. Поэтому разведка так и не смогла достать документального подтверждения директив и приказов Гитлера, в том числе и приказов, касающихся сроков нападения на СССР.