скорее еще девочка, зим четырнадцати от роду, видела кошмары без снов, галлюцинировала в сознании. Она не кричала, лишь поскуливала и закусывала губы до крови, не пытаясь сбежать, спутанная невидимыми веревками судорог. А ее мучитель неспешно проводил свои черные опыты с ее сознанием, но не касался еще не совсем зрелого девичьего тела.
Он подносил пробирки к носу своей подопытной, затем записывал в толстый блокнот свои наблюдения и реакции подопытной, а после пипеткой собирал бусинки мутного липкого пота с покрывавшегося гусиной кожей тела. Затем эксперимент продолжался и цикл повторялся без изменений. Лишь изредка пробирки с испарениями заменяли склянки с каплями или жестянки с мазями.
— Ибрийский окорок, Агастас! Ты же из Вейсов, черт подери! У тебя в крови чутье к прекрасному! Как мне не хватало этого окорока у островитян!
— Рокбелл, неужели в султанате Фашираз все так ужасно? — деланно смутился человек в маске.
— Фаширазцы не люди, они как скот! Хоронят тонкий вкус мяса под горой специй и при этом превозносят дрянное сорго и имеют несметное количество сортов риса! Дикие, глупые. И сейчас я даже согласен с Каином Брэдли: мир будет лучше без этих наполовину демонов, наполовину детей. Наивные и жестокие. Каин прав, их место под пятой Империи или в исторических фолиантах, да в клетках бродячих зверинцев.
Услышав собственное имя, старик что в был увлечен шахматной партией, встрепенулся. Он, облаченный в просторную белую хламиду, леветировал на круглой подушке, что парила в метре от пола. На плече у старика сидела маленькая, почти игрушечная обезьянка, которая, испугавшись внезапно «ожившего» хозяина, спрыгнула с плеча.
Лорд Каин Бредли был самым старшим среди всех обитателей грота, но при этом и самым значимым из четверки опальных лордов. Каин сызмальства до почтенных седин был известен, как уникальный маг. Нет, силой в магии он не поднялся выше пятого круга, но обладал талантом к трем стихиям. Не обделенный усердием, Каин комбинировал стихии, изобретал свои заклинания и по силе уже давно стал магом вне категорий.
— Агастас, Алукард, что вы там бубните? — вокруг мага на подушке засверкали молнии.
Человек-демон, змеиным языком стягивал с ножа слайс мясного деликатеса:
— Я говорю о дикарях, Каин, и о их любви в рису и специям. Если не выгорит и придется вернуться на острова, я скорее начну питаться человечиной, чем притронусь к рису!
— Это в тебе кровь адепта Терра требует мяса. Став тифлингом, ты слабеешь от специй. Твой организм подсознательно бунтует, воспринимая пряности как яд. И ты прав, фаширазцы есть сор среди людей. Им не место на земле, — усмехнулся маг, обнажив зубы с инкрустированными в них драгоценными камнями, сделал пасс рукой и шахматная фигура ладьи перескочила на две клетки вперед. — сэр Роб Нокс, вам шах.
Нокс наконец отмер и переключил свое внимание на игровую доску. Одного взгляда на этого человека достаточно, чтобы понять, как одежда может диссонировать с ее носителем. Идеальный фрак, сшитый по последней моде, с алой розой в петлице смотрелся странно на изуродованном ожогами лорде, чью кожу покрывала короста и клочки опаленных волос.
Сэр Роб Нокс, седьмой сын сэра Альта Нокса, решил не мириться со статусом виконта в изгнании. Все что у него было — было вложено в их предприятие, все его наследство, до последней монетки, он пустил на то, чтобы однажды въехать в императорский дворец хозяином, потому фактически был нищим.
Для себя Роберт сделал подарок — Гунта. Гунт теперь был всем его имуществом. Гомункул — существо подобное человеку, но созданное искусственно, с интеллектом ребенка, нечеловеческой силой и преданное, словно цепной пес, куплено у доктора Моро. Теперь это «оно» помогало нищему герцогу заниматься его, если можно так выразиться, делами.
Идеей фикс сэра Роберта — чистота людской крови. И как можно простым людям донести, что дворфы, аслау или же оборотни не пара для чистокровных людей? Что нация истинных голубоглазых аркрумцев через несколько поколений канет в легенды, оставив после себя лишь орду полукровок, которых расой людей назвать будет уже невозможно.
Вот и выходит так, что пару ночей в неделю герцог вместе со своим верным Гнутом выходил на темные улицы столицы, чтобы с рассветом дворничьи и констебли нашли еще одно тело полукровки, набитое сеном, точно огородное пугало.
В начале реакцией на убийства был ужас среди полукровок, и он радовал сердце Роба. Потом, у него появились последователи. Действовали они топорно и грубо, их часто ловили и вешали, но главное, счет смешанных выродков уже перевалил за сотню и этим приводил в ужас смесок.
Примерно две недели назад произошло немыслимое: подражателю удалось восхитить мэтра. Некто из безымянных последователей смог похитить Сьюзан Эверфорт, дочь Илона Эверфорта — магната-судостроителя, который «пал» настолько, что женился на фаширазской принцессе и поставил материальную выгоду выше чистоты крови.
В то утро Роб Вейс ликовал и решил не отставать от последователя, избрав не менее статусную жертву. Все пошло не так как ожидалось. В черном парокаре не оказалось Дианы Нейджи. Более того, он сам едва не попал в лапы Тайной канцелярии и скрылся лишь благодаря Гунту, оставив себе на память ожоги, шрамы от которых останутся до гробовой доски.
Но, кроме ужасных ран, в тот вечер Роб приобрел нечто большее: он получил достойную цель — жертву, что оставила его в дураках. И теперь Диана Сьюзен Аберфорт Нейджи была единственной, чей вкус крови он попробует сам, а не скормит Гунту, а ее чучело украсит замок Нокс, после того, как удастся их предприятие.
— Я наигрался, Каин. Ты победил, — бесцветно произнес Роб, заставив импульсивного мага заскрипеть зубами.
— Нокс, у тебя еще есть шанс победить, — седовласый кудесник негодовал над меланхоличным настроением молодого герцога.
— Каин, оставь его. Он опять думает о той грязнокровке, — хихикнул тифлинг и на это отреагировал гомункул Нокса, подскочив и зарычав что-то нечленораздельное в сторону сэра Рокбелл.
— Надоело это заточение. Никаких опытов и экспериментов, только это недоразумение, — от досады герцог Вейс, не вставая с кресла, оттолкнул находившуюся в бреду, но скованную паралитическим газом голую девочку, что последние дни служила ему игрушкой.
Голос алхимика, приглушенный маской, почти не выдавал интонаций, но опальные лорды понимающе закивали головами. Лишь изредко, ночью, и то по вескому поводу, они могли покидать грот и роскошь, что окружала их, мало смягчала этот факт. Однако, и ищейки Августа Крайтона,