тамбовских и контрразведку, и внутреннюю безопасность возглавляю. Такое себе мини-КГБ. Покруче всех спецслужб какого-нибудь Люксембурга или Монако будет.
Тем временем к пирсу причалил не первой свежести катерок с двумя пассажирами на борту. За штурвалом – невысокий жилистый мужичок из местных, Олег рядом с ним.
Еще через мгновение моторка уже несла всех нас к острову. До него было совсем недалеко – чуть больше километра, но и этого времени оказалось достаточно, чтобы серьезно расширить базу наших скудных познаний по краеведению, ибо дядя Коля, а именно так просил обращаться к нему хозяин катера (хотя какой он к черту дядя, если старше меня всего на лет десять!), оказался на редкость разговорчивым.
– Там, где сейчас остров, раньше располагалась деревня Борки. Она стояла на пригорке, вокруг – хутора, усадьбы, церквушки… Я совсем пацаном был, когда чья-то башка задумала затопить все это. Хлынула водица, поглощая дома, деревья, кладбища… Тысячу лет строили, жили испокон веков, сколько по тем тропкам было перехожено… Вода вроде медленно поднималась, а в три дня всю низину залила, остались только сами Борки да старая колония, окруженная колючей проволокой. Так и до сих пор стоит посреди водохранилища… А вам зачем туда? – поинтересовался наконец дядя Коля.
– Мои родители родом с этих мест, – на ходу импровизирует Вихренко. – Прадеды, прабабки в Борках похоронены.
– Кто? – ошарашил его вопросом дядя Коля, но Олег не растерялся и выдал фамилию:
– Бабиковы.
– Наша фамилия. Весьегонская! Ну, высаживайтесь…
Мы спрыгнули с лодки. Мисютин перекусил колючую проволоку, и три крепких мужчины смело ступили на территорию колонии.
Сзади кудахтал дядя Коля:
– Яму посередине видите? Отец рассказывал, что в войну здесь связисты окопались. Что-то прослушивали на своей аппаратуре. Фронт он ведь рядышком проходил – вон где, – наш гид указал рукой на запад, но мы пока еще плохо ориентировались на местности и ничего для себя не уяснили.
– Кладбище не сохранилось, не надейтесь. Смыло его водою. И сейчас еще кости иногда волной на берег выносит. Только колония и осталась…
Мы облазили все, но никаких следов недавнего пребывания здесь людей обнаружить не удалось.
– Проспорил, – самокритично подытожил результаты поездки Сергей Мисютин. – Идиот, должен был сообразить, что никто не рискнет устроить здесь лагерь. Посуди сам (он припомнил любимую свою фразу): смываться некуда, если беда грянет.
– Вы это о чем? – поинтересовался дядя Коля, но никто не среагировал на его вопрос.
Сразу после острова моторка взяла курс вниз по течению в сторону чернеющих на горизонте вековых сосен. Там был лес, и в нем цековский охотничий домик – и немаленький «домик», вполне можно устроить пансионат на десяток человек и пару-тройку инструкторов; только там под чьим-то чутким руководством могут учиться искусству убивать разные отморозки, только там я могу найти убийцу…
А пока надо было хоть как-то объяснить дяде Коле причины нашего неожиданного интереса к его родному краю. Вихренко уже «посетил могилы предков», теперь моя очередь!
– Брата хочу проведать. Он цековскую дачку выкупил и теперь занят ремонтом, – выложил я первое, что пришло в голову.
Но словоохотливый лодочник поддержал и это направление беседы:
– Выкупил, значит, – это хорошо, а то у нас поговаривают, что там какой-то секретный центр обосновался…
– Так чего ж ты сразу не сказал? – вскипел Мисютин, которому не терпелось кому-то скрутить шею.
– Но ведь вы не спрашивали, – удивился дядя Коля.
Барон прикусил язык.
Моторка лихо летела вперед, высоко задрав вверх острый нос. Справа, в полусотне метров от нас, в том же направлении плелся древний и грязный пароходик.
– Рейсовый. Только на нем можно добраться в то место, да еще вертолетом, – пояснил наш судовладелец. – Твой братец там круто развернулся. Охрану у пирса поставил. Чужаков заворачивают обратно – частное владение! А в остальном все по-старому осталось. Те же шлагбаумы, те же знаки «Въезд запрещен» на лесных дорогах. Ну и добротный забор вокруг всей территории, как полагается. Гектаров там и гектаров… – вздохнул он в довершение.
Я направил бинокль в сторону парохода. Прямо передо мной возникло сосредоточенное лицо капитана судна, затем в поле зрения попала симпатичная девчушка в русском платочке, что даже в этих краях уже стало редкостью, затем молодой человек в кожанке, усердно вглядывающийся за борт.
Он на мгновение повернул ко мне лицо и опять подставил затылок. Но я успел зафиксировать в мозгу нос картошкой, лоб со спичечный коробок…
Это лицо мне не забыть никогда… Неужели?
Прошло несколько минут, прежде чем в объективе снова отразились колючие безжалостные глаза.
Я вскрикнул и выронил бинокль. Хорошо, что не в воду!
– Это он…
– Кто? – в один голос протянули все трое.
– Степан…
– Только спокойно! – лихорадочно стал распоряжаться Вихренко. – Повернись к пароходу спиной. Так. Наверняка Степан наблюдал за тобой накануне покушения и ненароком сможет узнать. Наклони голову и сиди тихо. Дай сюда бинокль. Где он?
– У дальнего борта. В кожанке.
– Вижу. Без шапки. В свитере. Полюбуйся. Один к одному! – Олег протянул Барону фоторобот.
– Как нам повезло, как неслыханно повезло… – засуетился и заерзал в лодке Мисютин, внимательно разглядывая портрет киллера. – Думал, придется здесь торчать все лето, а он в первый же день попался…
Дядя Коля вроде никак не мог понять, о чем мы ведем речь и только добавлял газку.
Рейсовый пароходик остался позади, а берег заметно приблизился. Сосны впереди становились все больше и больше, между стволами просвечивала ограда, а подальше от края воды просматривалась красночерепичная крыша. Еще пару минут – и мы уже без помощи бинокля могли различить деревянный пирс у лесистого берега и две маленькие человеческие фигурки на нем.
– Вы сможете причалить так, чтобы нас не заметили? Хочу братцу сюрприз преподнести…
– Постараюсь… Слева есть небольшая бухточка. Если нарвемся на охрану, скажу, что мотор заклинило.
– Прибавьте хода, мы должны быть на берегу намного раньше этой посудины, – поторопил его Олег.
– Понял! Три минуты – и мы на месте. Там к самому бережку подойти можно, сойдете, ног не замочив…
Моторка повернула чуть левее и замедлила бег. Вот лесистый выступ – и за ним затока, обрамленная сосновым молодняком.
– Подождите нас в бухте. Вот деньги, здесь в три раза больше, чем оговаривалось… – распорядился Вихренко и протянул полусотенную купюру.
– Я не возьму, – неожиданно уперся дядя Коля.
– Почему?
– У нас это не принято.
В бледно-голубых глазах лодочника застыли упрямство и еще что-то невысказанное.
– Неужели? – поинтересовался я. – Сначала договаривались, а теперь «не принято»? Дань традиции? Или вас что-то насторожило в наших словах?
– Не знаю кто вы, но по глазам вижу – порядочные люди, – брякнул