собой, а когда пришел домой, узнал, что ты звонила.
Теперь я понял: ты что-то подозревала, надеялась на примирение и хотела попросить меня о поддержке. Я перезвонил, но…
– В больнице она, – твой отец не сразу понял, чего я хочу, он был пьян. Сколько себя помню, он всегда был пьян, наверное, за это его и выгнали из дипломатов. По-дурацки звучит, но не знаю, как сказать иначе. – Отравилась. Дура.
Для него весь мир делился на дураков и уродов, в зависимости от настроения.
– Весь туалет заблевала. Теперь убирай. Врач, урод, на взятку намекал…
Дальше я не стал слушать. Дальше… дальше не было ничего. Больница, пустая и холодная, бабки на лавочке, крашеные стены и пол с трещинками. Сколько я ждал? Не знаю. Я молился – не Богу, в то время не принято было обращаться к Нему – просто молился, обещая всякие глупости, что угодно, лишь бы ты выжила.
А медсестра не пустила к тебе. Неродственникам нельзя.
Из родственников у тебя отец-алкоголик и баба Света, которой из подъезда выйти тяжело. Ты умирала наедине с собой – дура-медсестра не в счет. Это страшно, умирать одному, теперь я понимаю. Ко мне тоже никто не придет, может быть, только он, Арамис, мой партнер, враг и твой убийца.
Спрашивал меня о самочувствии, сказал, что плохо выгляжу, отпуск предлагал. Скоро у меня будет отпуск, целая вечность отдыха.
Как там, Августа? Не очень страшно?
Химера
Лехин заедет… Ненавижу Лехина, и Аронова ненавижу, и Ивана тоже. Задолбали все трое. Один вечно всем недоволен, у второго настроение каждые десять минут меняется, третий… третий просто достал уже со своими расспросами. Ладно, я еще понимаю, когда любопытство проявляет девушка, но когда взрослый мужик начинает терзать тебя совершенно непонятными вопросами, вроде: «Что он говорил? Во что был одет? Какие краски использовал?». Да откуда мне знать, какие краски использовал Аронов, если меня к холсту и близко не подпускают?
Я чувствовала, что с этим чертовым портретом что-то не так. Ну скажите, зачем Аронову, занятому человеку, которому порой и поесть-то времени не хватает, вдруг строить из себя великого художника и часами торчать в мастерской. Если он художник, то почему я не видела его картин? Почему никто не видел его картин?
Девчонки в агентстве на мои вопросы о хобби Ник-Ника лишь удивленно пожимали плечами. Всякому и каждому было известно, что у Аронова одно хобби – его работа, а вот насчет живописи… Девчонки охотно и откровенно смеялись. Ник-Ник и живопись. Ник-Ник и кисти. Ник-Ник и лохматые, с сумашедшинкой в глазах непризнанные гении с Арбата. Все это совершенно не укладывалось в голове.
Впрочем, может девушки не хотели отвечать именно на мои вопросы. Я ведь соперница. Даже не так. Я – наглая, гадкая, отвратительная особа, которая своим появлением разрушила уютный мир дружного давным-давно сработавшегося коллектива «л’Этуали». Именно эту мысль они пытались донести до меня, именно поэтому фыркали и пожимали плечами, не давая себе труда задуматься над вопросом, именно поэтому делано и напоказ дружили друг с другом.
Пусть дружат, пусть изо всех сил выталкивают меня из своего неуютного, но очень красивого снаружи мира, пусть стараются, ничего у них не выйдет. Мое пребывание в их мире было определено очередным капризом Аронова, зафиксировано контрактом и оплачено деньгами, которые мне только предстояло отработать.
Зато мне разрешили возвращаться домой самостоятельно. Ну не то, чтобы самостоятельно: Эльвира, дождавшись конца очередного сеанса, вызывала такси, провожала меня к машине, а по прибытии домой я должна была отзвониться, но само путешествие… целые тридцать минут почти свободного времени. Мне не надо было играть роль, которая уж начала меня утомлять, не надо было улыбаться так, как учили, сидеть так, как учили, двигаться и говорить так, как учили. Можно было просто ехать и смотреть в окно…
Конверт пришел по почте, что само по себе было удивительно. Обычно почту доставлял Аронов и только Аронов. Священную тайну моего адреса Ник-Ник не доверял никому, правда, за Шерева поручится не могу, он вообще болтлив не в меру, но факт остается фактом. Мне пришло письмо. Упитанный конверт из желтой бумаги, целомудренно перетянутый розовым шнурочком и украшенный симпатичной открыткой. На открытке-то и стояли мой адрес и имя. Настоящее имя.
Говорить Ник-Нику или нет? Наверное, не стоит, конверт-то предназначается мне, а слушать очередную нотацию – как же, кто-то узнал мой адрес и имя – желания не было.
Квартира встречала пустотой и тишиной. Иван снова куда-то исчез, я уже начала привыкать к его непонятным отлучкам и вопросов не задавала. Да и кто я такая, чтобы спрашивать Великого Шерева о его личной жизни. Правда, сомневаюсь, что у него хватает сил еще и на личную жизнь, по моему предвзятому мнению вся личная жизнь Ивана вертелась вокруг одной-единственной вещи – выпивки. Джин был его другом, единственным и самым лучшим, водка – слегка поднадоевшей, но все же родной и по привычке любимой супругой, текила – любовницей, тоже привычной, но все еще привлекательной, мартини – советчиком, а холодное пиво – решением утренних проблем. Нельзя сказать, что я презирала Шерева, несмотря на алкоголизм и скверную привычку комментировать мои действия, Иван оставался величиной недосягаемой для критики.
Впрочем, не о нем сейчас речь. Забравшись с ногами на кровать, я вскрыла конверт. Нельзя сказать, что неожиданное письмо совсем уж не вызывало подозрений, наоборот, в голове вертелись всякие глупости, вроде сибирской язвы, тротила или редкого яда, который быстро и без проблем спровадит меня на тот свет. Но любопытство оказалось сильнее страха.
Внутри лежала газета. Обычная, среднестатистическая газета за тысяча девятьсот девяносто пятый год. Больше всего меня удивила именно дата. Тысяча девятьсот девяносто пятый… это же так давно… В девяносто пятом я была беззаботна и счастлива, выводила редкие прыщи на коже, шлялась с подружками по барам и обсуждала чужие романы. Между две тысяче седьмым и тысяча девятьсот девяносто пятым лежит целая вечность, а сплетни все те же. Женился, напился, развелся, изменил… только имена другие. Скучно.
Та самая заметка, ради которой мне и прислали газету, обнаружилась на третьей странице. Неизвестный доброжелатель любезно нарисовал черный контур вокруг статьи, чтобы я, не приведи Господи, не пропустила. Я и не пропустила.
"Как стало известно из достоверных источников, милая Элиз, первая звезда российских подиумов и счастливая новобрачная – напомним, что не прошло и полугода после свадьбы милой Элиз с неким господином К. – попала в аварию. Спешим уверить всех поклонников небесной