зверя, в печальной улыбке девушки-змеи и тысячах глаз на хвосте павлина. Даже без рассказа Аронова было понятно, что Зеркало – особенное. Моя бабушка часто повторяла, что зеркала придумали бесы, специально, чтобы украсть душу. Пожалуй,
это Зеркало вполне справилось бы с подобной задачей.
– Смотри в него, – велел Аронов в первый же день. – Смотри, и если повезет, то увидишь…
Тут он осекся, а переспросить я не решилась. Зеркало требовало покоя и тишины, отчего-то мне казалось, что его желания нужно учитывать.
Больше я не видела в зеркале себя, только необъятную, непостижимую вселенную, плененную тяжелой рамой.
– Видишь звезды? – Спросил Ник-Ник.
– Вижу. – К этому времени я насчитала почти десять серебряных точек, одну из которых даже назвала Полярной – очень уж яркой она была, настолько яркой, что при небольшом усилии можно было сосчитать острые колючки-лучи.
– Знаешь, как оно называется? – Аронов подошел сзади, его ладони легли на плечи, а дыхание щекотало шею. Отчего-то мне стало страшно, будто сзади был не Ник-Ник, знакомый и вежливый, а неведомый хищник, который в любой момент способен… глупые мысли, но несмотря на все мои усилия мысли не исчезали. Сердце забилось быстрее, а по спине побежали мурашки.
– Не оборачивайся, – приказал Ник-Ник. – Смотри в него… Оно услышит тебя. Оно слушает только женщин. Оно живет ради женщин. Ты еще в самую первую вашу встречу понравилось ему.
Черная бездна выплюнула целый букет звезд, которые моментально рассыпались на отдельные ожерелья созвездий.
– Четыреста или пятьсот лет назад в Праге жил алхимик. Тебе доводилось бывать в Праге? Вряд ли. Там очень красиво, узкие улицы дышат историей, соборы напоминают о душе, а древние мостовые – о тленности тела человеческого. Там особый воздух, особая атмосфера. Когда-то в Праге жили самые знаменитые алхимики Европы, Ян Кеплер, Тихо Браге, Эдвард Келли…
– Кеплер был астрономом.
Руки зверя чувствительно сжали плечи.
– Тогда все, кто занимался изучением небес, были алхимиками. Люди искали абсолютное знание. Философский камень, способный обращать свинец в золото, подарить понимание языка животных и птиц, раскрыть все тайны земли и неба, или же наградить обладателя вечной жизнью… Красивая сказка, правда?
На этот раз я промолчала: руки Аронова уже обнимали шею. Как-то нехорошо обнимали, пальцы смыкались на горле, а основания ладоней слегка – пока только слегка – сжимали шею с боков.
– За каждой красивой сказкой прячется правда. Перевранная, перевернутая с ног на голову, пережеванная тысячей ртов, искаженная до неузнаваемости… Так часто поступают, поскольку ложь, как грамотно подобранное платье, скрывает недостатки. Кому понравится слушать про скупого принца, уродливую принцессу, их взаимную ненависть, скрепленную династическим браком, и хорошеньких фаворитов и фавориток… то ли дело романтическая история о неземной любви и злой ведьме…
Пальцы холодными юркими ящерицами забрались в волосы, их прикосновение было неприятно и даже пугало, но я усилием воли отогнала страх. Ник-Ник не причинит мне вреда, он просто… просто увлечен рассказом. Все талантливые люди слегка безумны.
– То же самое с философским камнем. Представь себе, что камень – не обязательно камень, форма влияет на свойства. Скажу больше: свойства диктуют форму. Сравни лопату и чайную ложку, и ты поймешь, что я прав. Я всегда прав.
Самое отвратительное, что Аронов не хвастался, его удивительная способность прогнозировать события снискала ему славу ясновидящего. Во всяком случае Иван обмолвился, будто Аронова считают учеником дьявола или, на худой конец, бывшим кэгэбистом.
– Я не задумывался над сутью вещей, да и жизнью в целом, молодости вообще не свойственно впадать в размышления. Но однажды у меня случился роман с одной женщиной. Ее звали Роза. Красивое женское имя и очень ей подходила. Она и в самом деле напоминала увядающую розу: то же печальное благородство, та же недолговечность, та же грустная покорность судьбе и желание поймать минуту счастья. Этот роман: редкие встречи в архиве – у нее имелся муж и дети, у меня однокурсники, которые ни преминули бы высказаться относительно наших с Розой отношений – и сумасшедший секс во владениях пыли и былых веков изменил меня. Роза любила мир, но делала это заочно, она смотрела на другие города глазами давно умерших философов, путешественников, купцов, воинов, наемников и монахов. Она существовала в прошлом и по наивности пыталась переселить меня в свой мир. К счастью, Роза начала с Праги… Удивительнейший город. Знаешь, Ксана, я до сих пор там не был, я специально не желаю ехать в Прагу, чтобы те далекие воспоминания имели шанс выжить. Знаю, что настоящая Прага совершенно не похожа на книжную, созданную Розой и Альбертом Унером. Жил в шестнадцатом веке такой монах, инквизитор и историк в одном лице. Его труд «О богопротивном учении алхимии и истинных чудесах Господа» мало известен, поскольку в свое время Унер был обвинен в крамоле и потакании ереси… не помню, чем закончилась история, Роза говорила, но я не запомнил. Розочка переводила труд Унера с латыни на русский. Я не знаю, каким образом запрещенная, сожженная, а посему крайне редкая и дорогая рукопись попала в нежные Розочкины руки, наши архивы хранят немало тайн, так почему бы мне не вытащить одну из них. – Аронов сжал руку в кулак и едва не выдрал волосы с корнем. Кажется, он окончательно потерял ориентацию во времени и пространстве, разговаривает со мной… или не со мной? Хотелось бы видеть выражение его лица, но черная поверхность зеркала по-прежнему дразнила звездами. Зеркало не желало вести себя так, как положено зеркалам, оно играло и со мной, и с Ник-Ником. Что же касается рассказа, то я окончательно запуталась. При чем здесь какая-то Роза, с которой Аронов спал много лет назад, и обвиненный в еретичестве монах Альберт Унер?
– Я читал ее перевод. Унер был талантлив, очень талантлив. Он столь ярко описывал Прагу, что в нее невозможно было не влюбиться, и я влюбился. Он писал об алхимиках, и я сам захотел стать алхимиком… К примеру Иоганном Лепешем, человеком, которому удалось создать философский камень. Унер очень много писал про Лепеша, ибо считал последнего наглядным подтверждением тому, сколь пагубно сказывается на душе человека увлечение «диавольской» наукой. Иоганн Лепеш и в самом деле был личностью занятной, сам англичанин, в Прагу приехал по приглашению одного из друзей. В тот период алхимики как раз были в моде, король к ним благоволил и, соответственно, остальные стремились подражать их величеству. Жил Иоганн Лепеш на Златой улице, снимал комнаты, наблюдал за звездами, составлял гороскопы, варил эликсиры и пытался постигнуть тайну философского камня. И самое странное, у него получилось…