контратаке.
Идриан подумал: если противник решит контратаковать здесь, то это уже работа зеленых, пусть справляются сами. Он пошел искать Вэлиента, который уже собирал солдат, готовясь отправить их на исходную позицию.
– Пятеро убитых, восемнадцать раненых, – доложил Вэлиент.
Идриан кивнул. Неплохо, учитывая все обстоятельства.
– Вот это ты прыгнул так прыгнул. Таш говорит, что ты сел прямо на плечи их гласдансеру. Это правда?
Идриан ухмыльнулся. Соблазн был слишком велик, и он не устоял:
– Последнее, что этот ублюдок видел в жизни, были мои ботинки.
С этими словами он повернулся в сторону юга и поднял голову, глядя на вершину холма, где стоял дворец. Зеленые куртки заняли выгодную позицию, а значит, натиск оссанцев продолжится.
Вэлиент хлопнул его по плечу и тут же скорчил гримасу: его ладонь стала скользкой от крови грентцев.
– Давай вернемся, – сказал ему Идриан. – Сегодня мы все равно не будем брать дворец, зато можем полностью зачистить этот район. – Он вошел во вкус. Когда оссанцы начнут атаку на холм, он пойдет впереди них и первым ворвется в герцогский дворец. Там он заберет самородок, а если им всем повезет, захват дворца поставит точку в этой небольшой войне. – Кстати, мне нужна твоя помощь.
– Ха, после сегодняшнего прыжка можешь просить меня о чем угодно! Только скажи, что надо, я все сделаю.
– Найди мне овечью шкуру. Надо завернуть кое-что хрупкое.
16
Первые сутки на стекольном заводе Айвори-Форест измотали Тессу. Она проработала день, урвала несколько часов сна в общей спальне, которую делила с двадцатью другими заключенными, и встала рано, чтобы понаблюдать, как помощники зажигают обогревательные камеры. До полудня она едва успела сделать норму предыдущего дня, за себя и за Аксио, и тут же начала следующую.
Работая, она думала о канале феникса. Сидя в фургоне злосчастного арестованного семейства, она успела разобраться в проекте Касторы и теперь взвешивала разные идеи, чтобы занять свой ум чем-нибудь. Магический преобразователь, похожий на небольшую пушку, не шел у нее из головы, подставляя ее внутреннему зрению то один бок, то другой: Тесса буквально видела его со всех сторон, заодно думая, какие улучшения в него можно внести.
Если кто-нибудь из заключенных и заметил, что она прикрывает Аксио, то ничего не сказал. За ними вообще никто не присматривал. Заключенному определяли норму, он работал и либо выполнял ее, либо нет. Никакого вмешательства со стороны охраны или других заключенных. Только вольнонаемные помощники и чернорабочие порой заговаривали с ними, и всегда по делу. Как будто Тесса и другие стеклоделы, работавшие у печей, были не чем иным, как машинами, которые время от времени нужно смазывать, и все.
Бесчеловечно. Унизительно. Тесса твердила про себя эти слова, подпитываясь содержавшейся в них яростью.
Ее не сломают. Она этого не допустит. И обратит против них эту бесчеловечную тактику, чтобы спланировать свой побег. Если ей все удастся, она добьется справедливости и для себя, и для всех, кого тут держат.
Аксио учился медленно – никто не становится опытным стеклоделом за один день, – зато собирал для нее информацию. Он был второй парой глаз и ушей, наблюдал и запоминал все, что касалось работы охранников, их смен, рабочих, сочувствующих заключенным, и самих заключенных. А потом шепотом сообщал ей все, что узнал. Тесса запоминала, наполняя годгласом оба подноса – свой и его.
Разогрела, отщипнула, надрезала, скрутила, послушала, повторила.
Разогрела, отщипнула, надрезала, скрутила, послушала, повторила.
Тесса впадала в транс, ловко меняя инструменты, переходя от печи к верстаку и обратно. Разогрела, отщипнула, надрезала, скрутила, послушала, повторила.
Погруженная в свои мысли, Тесса не заметила, как к ней, прихрамывая, подошла пожилая женщина с черными, уже частью поседевшими волосами и остановилась у ее рабочего места. Тесса вздрогнула, заметив незнакомку:
– Извини, я не видела, как ты подошла.
Эта женщина тоже была заключенной. Здесь никто не интересовался именами соседей, и Тесса про себя звала их по номерам верстаков. Сама она была Девяткой. Эта женщина – Тройкой. Не поднимая глаз, Тройка тихо буркнула:
– Ты слишком много работаешь.
– То есть?
– Если и дальше будешь работать столько, сколько сейчас, то получишь стеклянную болезнь. Делай перерывы, как все.
Тесса едва не охнула, поняв, какую ошибку допустила. В Гренте одним из ее главных преимуществ была магическая афазия – нечувствительность к влиянию годгласа. Обычно стеклоделам приходилось чередовать рабочее время с отдыхом, но не ей, и теперь она пользовалась этим, чтобы работать за двоих. Ей даже в голову не приходило, что другие могут обратить на это внимание.
Тесса принялась расчесывать – с притворным равнодушием – несуществующую стеклянную сыпь у себя на предплечье:
– Ты права, конечно. Спасибо, что предупредила.
Женщина молча повернулась и, едва поднимая ноги, пошаркала назад, к своему верстаку. Обратил ли кто-нибудь внимание на их разговор? Тесса оглянулась на Аксио – тот озабоченно лепил годглас без резонанса. Время от времени она подменяла изделия на его подносе своими, а его стекло переплавляла и обрабатывала заново. На это уходило много времени и сил, но уловка, похоже, действовала.
Раздался свисток на перерыв. Заключенные стали складывать инструменты. Некоторые хлопали себя по спине кулаками, кое-кто тихо плакал, склонившись над верстаком. Но большинство просто побрело наружу.
Тесса нервничала из-за слов Тройки, зная, что придется последовать ее совету, иначе кто-нибудь заметит ее стойкость к стекольной болезни. Делать двойную норму будет сложнее, но ничего не попишешь.
Покинув свои рабочие места, они с Аксио вышли во внутренний двор, где отдыхали десятки заключенных из разных цехов. Воздух словно загустел от дыма печей; солнце уже заходило, и свет был тусклым. Но оказаться вдали от жары было приятно.
Тесса села на землю прямо у выхода и, тихо ругаясь, стала разминать плечи. Аксио уселся рядом с ней, поднял голову и начал разглядывать охранников на стенах. Тесса знала, что должна заняться тем же самым, но ей был нужен отдых. Пусть Аксио смотрит. Неужели прошел всего день? Казалось, что пролетела целая неделя. Тесса невольно спрашивала себя, как долго работают здесь остальные. Месяцы? Годы? Как им удается каждый день делать одно и то же так долго?
Во дворе стоял гул приглушенных разговоров, дым от горящих дров мешался с табачным: заключенные выпрашивали сигареты у охранников или рабочих. У двоих были книги, и они крепко вцеплялись в них всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо. Ни газет, ни других развлечений не было. Кто-то, похоже, заговорил о палочном бое между охранниками в выходные.
Расчеловечивание. Слово вертелось у нее на языке,