Он пошел впереди, бесшумно, но как-то не по-эльфийски, как старик, как очень больной человек. Был он босиком, и Лена вдруг подумала, что у эльфов-мужчин очень маленькие для их роста ноги, а у женщин — так совершенно нормальные, Лене туфли Арианы были велики, хотя Ариана была не так чтоб намного выше. Не отпуская шута, Лена догнала Гарвина и взяла его под руку — жест, которого почему-то в Сайбии не было ни у эльфов, ни у людей. Ладно хоть неприличным не считался. Гарвин неожиданно высвободился, но, как оказалось, только для того чтобы обнять ее за плечи. Что-то с ним было. Что-то внутреннее. Полный раздрай. Гораздо хуже, чем в первое время после Трехмирья. Месяцы в клетке? Или последняя ночь перед казнью? Впрочем, это вряд ли, он смерть действительно воспринимал как нечто естественное и потому не страшное, а уж эту смерть и вовсе как награду. Шут явно подумал о том же. Может, через его руку передалось?
Еды и правда было полно, и первым делом они накормили Гарвина. С ложечки. За маму, за папу, за Аиллену, за Гару. Потом поели сами, причем шут очень увлекся. Уж что-то, а поесть он любил.
— Тебе Владыка по шее надавал? — спросил он с набитым ртом. — Или просто размышления о смысле жизни?
Гарвин внимательно посмотрел на него, убедился, что шут вовсе не издевается, и покачал головой.
— И по шее, и размышления… И вообще, лучше не спрашивай, потому что я сам не знаю. Ты боишься магии? Своей?
— Ага. Что я с ней делать буду в ближайшие полсотни лет?
— Пользоваться, — пожал плечами Гарвин. — Основам обращения с магией тебя научит Владыка или Милит.
— Не ты?
— Не хватало еще. У меня другая магия, не забыл? Не только по происхождению, но и вообще… в принципе другая. Я, конечно, еще помню начала традиционной магии, но именно что начала. А ты не ребенок. Тебя иначе надо учить.
— А у Владыки магия ведь тоже… не традиционная?
— Но и не такая, Рош. Магии бояться нельзя, она это мигом чует. Хоть традиционная, хоть нет. Ты ее люби. Вот как ее любишь. И взаимность тогда тоже будет.
— Так? Так не смогу, — без тени улыбки сказал шут. — Да я привыкну… ты ведь должен понимать…
— Ну что ты! Не пойму. Даже не представляю, каково это: вдруг почувствовать магию. Я-то другой… Я из тех, чья магия проявлялась с младенчества, потому мать меня из виду не выпускала лет до десяти, чтоб ненароком не натворил ничего. Я всегда был с ней. Вот когда утратил… это было плохо.
— А я так и вовсе ничего не чувствую, — призналась Лена сокрушенно. — Буквально пару раз было… что-то. Не знаю, что. В том эльфийском мире что-то кипело, могло прорваться… Наверное, проклятие. И не говорите, что я не могу никого проклясть. За Маркуса я кого угодно прокляну. Хоть и целый мир.
Шут собрался возразить, но умница Гарвин его удержал, покачал головой, и шут сказал совсем другое:
— А я тоже ничего не чувствую. Это вы заметили, а не я.
— Амулет, — пожал плечами эльф. — Убивать за такие игрушки надо. Медленно и мучительно. Кстати, я всерьез. Это ж надо: придумать и сделать амулет, который гасит магию… А придумать и сделать мог только маг! Причем неслабый.
— Собственность короны, — напомнил шут. — Не могу быть магом. Так что во избежание.
— Во избежание? — неласково улыбнулся Гарвин. Бледное лицо стало хищным и неприятным. — Магия всегда ищет выход. Любая. Неизбежно. Всякий эльф обязательно будет делать что-то магическое, чтобы ее выпускать… погулять. Вот ваш обжора хвостатый, если его не выпустить, только нагадит в углу, а что сделает магия, когда рванется к выходу, я и представлять себе не хочу.
— Сделает — с кем? — тихо спросила Лена.
— С ним в первую очередь. То, что вспышка выжжет его, — однозначно. Но ведь еще и с окружающими неизвестно что случится… Тебе обязательно надо снимать амулет. Пока не поздно.
Шут вцепился в руку Лены. Его била дрожь, хотя холодно не было, даже Лена не мерзла. Гарвин сказал неожиданно мягко, почти ласково:
— Не нужно бояться собственной магии, Рош. Это прекрасно. Это сравнимо разве что с любовью женщины. Только лучше. Ты привыкнешь. И научишься. Поверь, ты научишься. Я не скажу, что там вам суждено, зато точно знаю, что мне суждено быть с вами рядом. И можешь быть уверен, я буду. Мне, как видишь, даже смерть помешать не может.
— А в твоем видении это было? — вдруг спросил шут. — Твоя смерть?
— Было. И это лишний раз доказывает, что видения лучше держать при себе. Я видел себя с петлей на шее, под виселицей, в присутствии Владыки. Что бы ты подумал при этаком видении?
— Что меня повесят, — удивился шут.
— А я к тому времени уже знал, что картинка, которую ты видишь, вовсе не всегда означает то, что ты думаешь. Помнишь, я говорил об Ариане на фоне пламени?
— Нас ты тоже видел?
— Аиллена! Я уже говорил, что не скажу. Да. Вас. Обоих. Вы должны быть вместе. Это совпадает с вашими желаниями, потому я и говорю, что должны. И вообще… Вне всяких видений — вам так хорошо вдвоем, что расстаться — преступление.
Шут опустил голову в очередном порыве раскаяния. Он совершал преступление. Он пытался уйти.
— Ну ладно. У меня есть магия.
— Много.
— Ага. Много. Сколько же десятилетий мне понадобится, чтобы выучить хотя бы десяток заклинаний?
Ох как Гарвин на него посмотрел! А потом так же посмотрел на Лену, и взгляд его вдруг сменился, как-то поплыл, стал теплым и удивленным:
— Неужели ты и это понимаешь? — прошептал он. — Не может быть…
— Что она понимает? — оживился шут.
— Ты много заклинаний от Гарвина слышал?
— Ну… Нет, мало, но слышал.
— Это привычка, — усмехнулся Гарвин. — Как у Кариса мизинцем помахивать. Помогает сосредоточиться. Учат ведь кого — детей, юношей, очень молодых… Тех, кто не умеет сосредоточиться. А ты умеешь. Я Балинта обучил за полгода тому, на что у Балинта-юноши ушло бы лет двадцать. А Кариса уже научили всему, что ему по силам. Поверь, ему по силам много… Он не хуже Владыки мог бы свалить всю Гильдию в кучу. А мизинцем все равно машет, потому что ему так проще. Ты когда слышал заклинания: когда я брал силу у эльфа? Так ведь это ритуал! А тебя по комнате швырял — говорил что-то? Или понос насылал — руками махал?
— А почему тогда не ждут, чтобы маг стал взрослым?
— Чтобы магия не вырвалась. Стихийно, как вот у нее, когда она кинулась Милита убивать. Рош, ты встревожен. Напрасно. Магия — это прекрасно. Я обещаю — ты легко научишься.
Шут долго молчал, крошил хлеб и не поднимал глаз.
— Я не уверен, что хочу учиться.
— Не учись, — согласился Гарвин. — Подопрет — сам попросишь. Привыкай пока. Но амулет я бы снимал порой… Ну вот хотя бы ночью. Не булькай. То есть не кипятись. Ты невольно будешь думать о магии, а она это чувствует.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});