Мне стало холодно. И словно черви завозились в голове — жуткое ощущение.
А потом вдруг всё прекратилось — император поморщился и надолго приложился к кувшину с вином. Он хлестал его прямо из горла.
— Ичи, ты знал, что Шепчущий, которого ты укрываешь и который поставил тебе защиту… Именно он пытался убить тебя во сне. Помнишь кошмары?
Те самые, когда Ли узнал, кто я такая?
— Государь? — Я тоже глотнула вина. — Простите, не понимаю… Какой Шепчущий? Я никого не укрываю.
— Понимаешь, — усмехнулся император. — Тот самый Шепчущий, что прячется в твоём гареме. Лучше убей его. Думаешь, почему он ещё жив? Я щадил его? Ха! Он сильнее меня и, поверь, если ему предложат цену выше твоей, он не задумываясь тебя предаст.
Как и все в этом дворце.
Я смотрела на императора пустым взглядом человека, который ни черта не в теме — да и не хочет.
— Дурак ты, Ичи, — сказал мне напоследок император. — Я погибну, но и ты долго не протянешь. Как ты этого не понимаешь?
У меня чуть правда не вырвалась: что сына своего вы уже уморили. Разве несправедливо и вам за ним отправиться?
Ещё и на мать наговаривает. Да она души в принце не чает! Святая женщина, император мизинца её не стоит.
Псих.
В гарем я направилась сразу после этого разговора. Ха, направилась! Побежала. Шепчущего перепрятывать.
Зря, всё зря — в этой игре я полный нуб, новичок и дилетант, император обыграет меня на раз-два. Но даже понимая это, бездействовать я не могла.
Очень предсказуемый шаг — за него я тут же поплатилась. Один из наложников, встречавших меня, бросился в ноги, а в рукавах тем временем прятал короткий (но до сердца достанет) кинжальчик.
Мне повезло: Ванхи меня толкнул. И сам поцарапался, но рука, лекарь говорит, заживёт. И быстро — на Ванхи всё заживает как на собаке.
А остальные наложники кинулись врассыпную — испуганные, значит. Вроде как не знали. Предатели, все купленные…
И ни одного стражника, естественно.
У меня имелся такой же короткий кинжальчик, но выхватить его я не успела: наложник не был стеснён десятком одежд, в отличие от принца, и двигался молниеносно.
Не знаю, как я додумалась схватить подсвечник и принять удар на него. Это уже было знакомо, этому меня Ли когда-то учил. Упражнения — одно, а реальность, конечно, совсем другое. И сердце принца, естественно, готовилось взорвать грудь и застыло где-то в горле: дышала я еле-еле. Но нервы у настоящей меня всегда были железные — я держала подсвечник, смотрела на убийцу и даже успевала думать, что Возрождённый Сузаку — гад и сволочь. Во-первых, где его обещанные телохранители, во-вторых, как он додумался отправить ко мне своего птенца, когда я только-только начала выигрывать?
Дальнейшее произошло очень быстро: наложник метнулся назад, вырвал кинжал вместе с подсвечником, тряхнул им, высвобождая клинок — золотой подсвечник мягко упал на циновки — и бросился ко мне снова с клинком наголо.
Как на тренировках, я отступила влево, подставила подножку, схватила наложника за протянутую руку, выворачивая — столько раз мы это с Ли, а потом и с телохранителями отрабатывали!
А после сделала то, чего мы на тренировках никогда не делали: вскрыла наложнику горло своим кинжалом.
В фильмах, когда такое показывают, кровь обычно течёт в сторону… И проигравший быстро, спокойно умирает.
Наложник бился у меня в руках, заливая мой парчовый верхний халат горячей липкой кровью — она, кстати, пахнет… Потом, железом и страхом… Бился, смотрел на меня, а я — на него и только сейчас осознавала, что он ещё молодой совсем мальчик — лет шестнадцать, может, пятнадцать. И что ему просто заплатили, а может, внушили или даже заставили. Что он в этой войне — случайная жертва, а я его… своими руками…
Меня тошнило. И позже, когда Ванхи увёл меня в купальню, вывернуло прямо в бассейн. Бедные слуги, чистили потом… И уже в другой купальне я забилась в угол, не давала себя раздеть и дрожала, так дрожала…
Пока не заметила в другом углу, в тени, Шики. Наверное, он специально мне показался. А может, нет — не знаю. Но его внимательного взгляда мне хватило, чтобы выпрямиться, вытереть слёзы и заставить взять себя в руки.
Мальчишку того только что похоронили по всем правилам. Я приказала — так-то его в выгребную яму бросить собирались. После того, как императорские гвардейцы и дознаватели тело изучат.
Я буквально недавно вернулась с его похорон. И если его юрэй придёт сегодня за мной… Я готова.
Но Шепчущего всё ещё нужно было перепрятать, и наскоро приведя себя в порядок, я мысленно отвесила себе пинок под зад и потащилась к нему в комнату, уже готовясь увидеть там живописный труп.
Труп и правда был — ещё одного убийцы. У двери. Свеженький, даже не остывший. И эхо криков только-только стихло в коридорах. А живописный какой — впервые я видела, чтобы самому себе пытались глаза выдавить и пальцами до мозга достать.
Хорошо, что меня уже стошнило.
— Мичи, — сказала я как можно спокойнее. — Мы уходим.
Шепчущий, стоявший посреди комнаты, рассмеялся.
И поднял голову.
Ванхи рухнул за моей спиной, как подкошенный. И вместе с ним упали слуги.
Я помню, как они стонали — и помню, что слышала это, уже сорвавшись с места.
Шепчущий смотрел на меня, как Ли когда-то — когда у него не вышло меня заколдовать. Он не был хорошим воином и не тренировался, как я последнее время. Он успел шарахнуться в сторону и попытаться остановить мою руку, но и только.
А я знала, куда нажать, чтобы если не сломать, то вывихнуть сустав точно.
Его крик звенел у меня в ушах, зато слуги больше не стонали, а Ванхи даже пытался встать.
Я схватила его за волосы, прижала клинок к горлу и заставила смотреть на меня.
— Ну давай, колдуй. Что?
Я сама свой голос не узнала — так юрэй могли бы шипеть…
Он усмехнулся мне в лицо. И довольно внятно произнёс:
— Что ты сделаешь мне, принц, чего ещё не сделал твой отец?
А ведь император предупреждал меня насчёт него. Отлежался, значит, а теперь — прости-прощай? Сволочь неблагодарная. Убил бы меня, если бы ему предложили, точно бы убил. А ведь предложили бы — желающих нынче много, даже больше, чем раньше. И он уже пытался… Сволочь.
Я тоже усмехнулась.
— Отдам тебя моим друзьям-ёкаям. Ты сильный — им надолго хватит.
Это подействовало: страх в его глазах был искренним. И на колени он попытался встать, почти не переигрывая.
— Не надо, господин, пощадите…
Поверили овцы волку…
Я сама его связала и бросила Ванхи:
— Готовьте паланкин.
— Господин? — выдохнул евнух.
— Едем в Лунную рощу.
Шепчущий забился в верёвках так, словно я уже над ним меч занесла. Ну-ну, ещё нет, не так быстро. Я же не дура — прямо в рощу соваться. Мы с Шепчущего сначала портрет написали: Ванхи постарался. А после в том лесу, что рядом с рощей, повесили с предложением: дарю в обмен на помощь.
Шепчущий говорить сквозь кляп не мог, но смотрел на меня. И мольба в его взгляде сменялась ненавистью, достойной юрэй. А когда чуть позже кляп вынули, сказал напоследок:
— Я приду за тобой потом.
Нежитью, стало быть. Я поняла.
— Вставай в очередь, — хмыкнула тогда я.
Но хватит о нём. Давайте я лучше расскажу, кто за ним явился.
Время было уже позднее: закат горел на небе ярко. Я обосновалась у самого фонтана Солнечной веранды борделя — помните Лунные Лилии? Он считается теперь проклятым, и я отвалила его хозяйке кучу денег (Ванхи очень на этот счёт переживает — что если император урежет моё содержание?) и теперь использую его как штаб-квартиру для всяких тёмных делишек. Например, для новой встречи с нежитью. Если её пригласить, говорил Ванхи, то она придёт — как юрэй прошлый раз.
Наверное, объявление считалось приглашением, потому что потусторонним вниманием меня не обделили и теперь.
Я пила чай, стараясь не замечать ненавидящий взгляд Шепчущего, привязанного к колонне тут же, неподалёку. И обкушивалась хурмой — люблю её, ох!