Глава 16
Сара сидела за туалетным столиком в ночной рубашке и втирала крем, приготовленный из гусиного сала и пчелиного воска, в свои покрытые шрамами ладони. Она ухаживала за руками каждое утро и каждый вечер, превратив эту процедуру в ритуал, который одновременно и излечивал, и ранил, всякий раз напоминая ей о прежней жизни. Сара не знала, может ли крем разгладить шрамы ее прошлого, но по крайней мере он делал кожу рук более нежной и гладкой, а шрамы — не такими заметными.
Взглянув на часы, Сара натянула хлопчатобумажные перчатки, чтобы крем не испачкал постельное белье. Было уже поздно, но Вейн все еще не вернулся домой. На просьбу Сары взять ее с собой на поиски Тома Вейн ответил категорическим отказом. Сара не стала настаивать, тем более что Вейн пообещал послать за ней, если поиски увенчаются успехом.
Но он отсутствовал уже очень долго, и за окном сплошной стеной лил дождь. Наверное, Вейн замерз и проголодался. Единственное, что могла сделать для него Сара, — это приказать подать ему горячий ужин по возвращении и приготовить горячую ванну. Ей было очень стыдно за то, что она в очередной раз создала ему проблемы.
Суди человека по его поступкам, говорила ей мать. И до сих пор Вейн не совершил ни единого поступка, который заставил бы усомниться в его порядочности. Даже в ту первую ночь, когда Сара пришла в его дом, он не тащил ее в спальню силком. Она поднялась к нему сама, не пожелав дожидаться в гостиной. И он не прикасался к Саре до тех пор, пока она сама этого не захотела. И после этого продолжал ее защищать. До сих пор ей не в чем было его упрекнуть.
Она была несправедлива к нему, даже жестока. Она лгала ему. Она не принесла ему ничего, кроме боли.
И, несмотря на все это, он делал для нее все, что бы она ни попросила. Он ничего для нее не жалел. И все, чего он просил взамен, — это разделить с ним брачное ложе. Чего бы ни стоило ей это решение, но она отблагодарит Вейна за его доброту и щедрость.
Страх сковал ее сердце.
Вернулись воспоминания о той судьбоносной ночи в его постели, живые и яркие. Воспоминания, которые навек переплелись с иными воспоминаниями — Бринсли, лежащий в крови на диване.
Она предала Бринсли и, предав его, стала нисколько не лучше своего покойного мужа. Слабое, похотливое существо, неспособное держать в узде животные инстинкты, существо, не доросшее до права носить гордое имя человека. Что за безумие охватило ее в ту ночь, если ради страсти она охотно пожертвовала всеми своими принципами — принципами, которыми не поступилась ни разу за все десять лет своего замужества? Какое ослепление нашло на нее, если она с готовностью поверила в то, что Вейн готов расплатиться за ее услуги?
И все же она отдала ему себя, и отдала не только тело, но и душу. Но лишь на одну ночь. Утром она спохватилась и потребовала назад и тело, и душу. И вернула. Или подумала, что вернула. Похоже, сердце ее так и осталось у него.
Вейн прав. Выйдя замуж за Бринсли, она расписалась и в собственной глупости, и в собственной пошлости. Впрочем, вскоре после свадьбы Сара поняла, какую ошибку совершила, но было уже слишком поздно что-то менять. Оставалось лишь терпеть. И она испытывала извращенное удовлетворение и гордость от того, что, живя с Бринсли, вернее, влача с ним жалкое существование, стойко сносила все тяготы, терпела все унижения и обиды. Как ни старался Бринсли Коул нащупать ее слабое место, ему это не удавалось. Она относилась к мужу с неизменным холодным презрением. И так было до тех пор, пока Бринсли не обнаружил ее ахиллесовой пяты. Вот тогда Бринсли сделал с ней то, что умел делать лучше всего: сыграл на ее слабости.
Гнев и боль возвращались вновь и вновь при каждом воспоминании об этой последней низости Бринсли, о последнем повороте ножа в кровоточащей ране. Сара не могла простить Бринсли, и все же она чувствовала себя перед ним виноватой. И это чувство вины отравляло ей жизнь. Она не могла принять того счастья, которое предлагал ей Вейн. Приняв это счастье, она расписалась бы в собственной слабости, и тогда уже ничто не поможет ей вернуть утраченное самоуважение.
Мыслить ясно мешали сильные эмоции. Она знала, что, если позволит Вейну стать ее настоящим мужем, душа больше не будет принадлежать ей. Он опять станет полновластным хозяином ее души и тела.
Сможет ли Сара отделить тело от души? Сможет ли отдать ему тело, не отдавая сердца, сохранив свою гордость? Сможет ли нести на своих плечах бремя вины и при этом удерживать столь хрупкое равновесие?
Наверное, ей это не по силам. Но ради него она должна рискнуть.
Сара двигалась медленно, словно каждое движение давалось ей ценой боли. Она стянула с рук перчатки — палец за пальцем, отложила их в сторону и осторожно, с помощью губки, смоченной специальным составом, удалила с рук крем.
* * *
Оставив попытки найти Тома, Вейн направился в «Уайте». Переступив порог клуба, он оказался в совсем ином мире, ничего общего не имеющем с миром трущоб Биллингсгейта. Запах пчелиного воска и старой кожи, спокойная, умиротворяющая атмосфера клуба для джентльменов казалась почти непристойной в сравнении с мерзостью запустения восточной окраины.
Вейн нечасто посещал этот клуб. Однако швейцар поздоровался с ним, назвав по имени, когда Вейн протянул ему шляпу, плащ и трость.
Вейн кивнул швейцару.
— Лорд Джардин здесь?
— Да, милорд. Наверху. Читает газету.
Вейн застал своего друга лениво развалившимся в кресле.
Вейн уселся в кресло напротив и подождал, пока Джардин отреагирует на его появление.
Джардин приподнял бровь.
— Здравствуй, Вейн.
— Планируешь очередное темное дело? — В представлении большинства Джардин был типичным скучающим аристократом, страдающим от избытка свободных средств и свободного времени. Только немногие знали, что он является тайным агентом министерства внутренних дел.
— С чего ты решил? — Джардин наклонился вперед и бросил газету на ближайший столик. — А теперь ты мне скажи: это правда? Тебя можно поздравить?
Итак, Джардин уже все знает. Вейн не удивился.
— Прости, что не пригласил на свадьбу. Там были только близкие родственники.
Джардин брезгливо скривился.
— Я на тебя не в обиде. Я и в лучшие времена к свадьбам относился неважно, хотя к тебе у меня особое отношение. — Его темные глаза блеснули интересом. — Но ведь ты здесь не для того, чтобы обсуждать со мной супружеские радости, а, Вейн?
Поскольку Вейн с ответом не спешил, Джардин добавил:
— Усопший оставил после себя кучу дерьма, я угадал?