Белые пушистые хлопья снега кружились в воздухе. Как удивительно устроен человеческий ум! Свободно парит он над равниной воспоминаний и в любую минуту может вызвать из прошлого желанные образы.
Мимо проехала телега, груженная шлифованными мраморными плитами. В нее был запряжен осел, а справа и слева от закутанного в халат возницы шагали воины, вооруженные пиками. Таковы были порядки в императорском парке.
Тюрго беспокойно метался по клетке. А черная собачка сидела в углу и безмолвно следила за полетом снежинок.
Снегопад уменьшился.
Сквозь бело-серую пелену, затянувшую небо, кое-где проглядывала синева. Снег на главной улице был утоптан кожаными сапогами, соломенными сандалиями, деревянными башмаками, подковами. Непрерывным потоком двигались повозки, экипажи, вьючные ослы, лошади и верблюды. Все ценное, что производилось или добывалось где-либо на свете, попадало в конце концов в Ханбалык. Каждый день не меньше тысячи телег, нагруженных шелком-сырцом, въезжали в городские ворота. Десятая часть шерсти, шелка, конопли и всех остальных товаров, которые производились в провинции, принадлежали императору. Каждый ремесленник был обязан день в неделю работать в пользу императорского двора.
Саид, который незаметно шел за Марко Поло, выглянул из-за дерева. Он стал толстым, отвислые щеки придавали его лицу с выпяченными губами и широким лбом выражение благожелательности и доброты. Даже сам Матео не узнал бы теперь в нем того худощавого парня с волчьей мордой, который так напугал его в Лобе и Чаньчжоу.
Вдруг движение на улице замерло. Кучера натянули вожжи, чтобы придержать лошадей, опустили кнуты, — тонкие кожаные жгуты легли на снег словно змеи. Лошади трясли гривой, звенели колокольчики, бренчали железные кольца сбруи. Лица кучеров и погонщиков окаменели. Гул голосов умолк. Торговцы отошли от лотков, лавчонок и выстроились вдоль улицы. Ремесленники вышли из мастерских и столпились у мостовой. Воры засунули руки в свои собственные карманы и тоже уставились на мостовую. А убийца Саид, смутно догадываясь о причине происходящего, втянул голову в плечи и попытался исчезнуть в толпе. Марко Поло с изумлением смотрел на эту безмолвную сцену.
Воцарилось томительное молчание. Казалось, лед сковал поток жизни. А по мостовой мерным шагом, потупив глубоко запавшие глаза, шли мужчины и женщины. На их впалых щеках горели кровавые клейма.
Первым шел кузнец Ван. Саид не узнал бы его, не будь рядом с ним кондитера, который заботливо его поддерживал. У Вана лихорадочно блестели глаза, он щурился, потому что отвык от света.
— О, господи всемогущий! — простонала какая-то женщина. Двое маленьких детей цеплялись за ее юбку.
Саид притаился в самой гуще молчащих людей. Но вдруг он поднял голову.
Обходя повозки и вьючных животных, Марко Поло шел прямо к несчастным.
— Что это за люди? — спросил он у кондитера, который бросил гневный взгляд на знатного, богато одетого господина.
— Это узники, которым его величество император по неизменной своей милости дал свободу, — ответил Ли и, потеряв самообладание, вдруг крикнул — Да живет он счастливо сто тысяч лет!
Ван, словно желая успокоить друга, опустил свою костлявую руку ему на плечо. И вдруг крик кондитера мрачно подхватила толпа:
— Сто тысяч лет!
Гул голосов грозно прокатился по улице.
К месту происшествия мчались стражники. Кучера подняли со снега кнуты и тронули вожжи. И снова по улице потянулись повозки, зазвенели колокольчики, а торговцы и ремесленники, помрачнев, вернулись в лавки и мастерские.
Марко за это время уже успел оценить тайное величие катайского ученого, который служил императору, чтобы иметь возможность хоть чем-то облегчить судьбу своего угнетенного народа.
«Его величество Чингисхан в свое время наказал каждые три года открывать двери темниц и выпускать на волю узников, чьи провинности малы».
Но почему Ахмед сказал ему, что он должен остерегаться Сю Сяна?
Жизнь при двсре Хубилай-хана была полна тайн; все любезно улыбались, но все участвовали в беспощадной "борьбе за власть.
Саид быстро забыл этот неприятный случай. Он не собирался также сводить счеты с кондитером, который тогда так неуважительно отзывался об Ахмеде. Он пренебрегал теперь работой заурядного доносчика. Недостатка в осведомителях, следивших за настроением простого народа, не было. За это время Саид стал уже почти господином, и, быть может, министр вскоре оценит его верную службу и даст ему в награду небольшую, но выгодную должность. Саид был скромен в своих желаниях. Дом с красивым садом, служанки, слуги и немного власти над людьми — вот все, о чем он мечтал. Втайне он надеялся, что когда-нибудь станет окружным судьей, как бек Баяндер в Кашгаре.
Розовые полосы окрасили холодную голубизну неба. Повсюду топились печи и жаровни. Морозный зимний воздух был насыщен запахами кухни. В бедную комнатку Вана нанесли столько еды, что там едва нашлось место для кувшинов с рисовой водкой.
Во дворе сидел слепой мальчик и играл на бамбуковой флейте.
КАПИТАН МАТЕО
Дни при дворе великого хана напоминали пестрых бабочек, которые порхают меж цветов. Служба в императорской свите занимала у Марко много времени, у него почти не было досуга, и он редко бывал в своем красивом доме, отделенном от шумной улицы тремя дворами.
Тенистая, обвитая виноградом беседка стала любимым убежищем Ашимы.
Там она и сидела, следя за игрой золотых рыбок в бассейне, когда Марко, не заметив ее, торопливо вошел в дом. Она наслаждалась этими тихими часами, полными воспоминаний, когда сердце ликовало от радости, к которой примешивалась какая-то сладкая боль, подобная тягучим, доносящимся издалека звукам катайской двухструнной скрипки.
Хлопнула дверь. Значит, он вошел уже в дом. Он не видел ее. Желтые пчелы жужжали, кружась в воздухе, садились на бутоны и снова взлетали. У бассейна рос куст жасмина. Почему бы ей не сорвать цветок, не воткнуть его в волосы? Она привстала и немного жеманно повернулась, чтобы увидеть свое отражение в сверкавшей на солнце воде. Потом она опустилась на колени у края бассейна и склонилась над водой. В воде отразилось прелестное лицо девушки, обрамленное черными волосами, в которые были воткнуты два белых цветка жасмина. Золотая рыбка проплыла по ее шелковому платью.
Ашима вздрогнула от раздавшегося вдруг шороха, стремительно вскочила и, легко касаясь земли, побежала к беседке. Сердце ее учащенно билось, словно ее застали за постыдным делом. Она услышала чьи-то приближающиеся шаги и скрылась в самую глубь своего убежища. Луч солнца упал ей на плечо. Притаившись, она некоторое время простояла неподвижно, но никак не могла отдышаться. Ю, ее изящная служанка, пронеслась мимо беседки и исчезла в калитке, которая вела во второй двор. И опять Ашима оказалась одна в саду, обнесенном ослепительно белыми стенами. Жужжали пчелы. В бассейне сновали золотые рыбки.