— А ну, ребята, — сказал он, — заткнем глотку этому чудищу… Я это беру на себя… Лезем наверх… Давайте пирамиду!
Как на Альме, Понтис подставил свои крепкие плечи и сказал всего одно слово:
— Валяйте!
Русские не могли достичь зуавов ружейным огнем и обрушили на них град камней, досок, всяких обломков, гранат. Питух, с налитыми кровью глазами и потрескавшимися губами, продолжал трубить сигнал атаки. Вдруг у него вырвался яростный крик. Осколок гранаты раздробил ему два пальца и переломил горн.
— Тысяча чертей! Я до конца выполнил приказ кебира… Что же мне теперь делать?.. Так славно все шло!..
Еще одна граната упала к его ногам. Прежде чем она взорвалась, горнист успел столкнуть ее на дно старой воронки. Подняв голову, он услышал проклятия и угрозы, произносимые звучным, с металлическим оттенком голосом. В клубах серого дыма метался темный силуэт женщины.
— Дама в Черном! — воскликнул Питух. — Опять эта чертова кукла! Это ее ручка бросила гранаты… Ну подожди же!.. Раз она ведет себя как солдат, я расплачусь с ней той же монетой.
Он снял с плеча перевязь, на которой висел карабин, прицелился и, хотя ему мешала раненая рука, выстрелил.
С проклятиями на устах Дама в Черном наклонилась надо рвом, и Питух прицелился уже не спеша. В ее вытянутой тонкой руке виднелась граната, запальный шнур был зажат в кулаке. Легкий щелчок — граната выскользнула и взорвалась.
Питух нажал на спусковой крючок своего карабина. Прогремел выстрел, и тут же раздался крик ярости и боли. Тяжело раненная, Дама в Черном, слишком далеко высунувшаяся надо рвом, упала вниз, испустив крик, заставивший горниста содрогнуться.
Все это, как вы можете догадаться, длилось считанные секунды.
Тем временем человеческая пирамида поднялась у эскарпа. Бокан взобрался на плечи Понтиса, а Оторва, с карабином на перевязи, ловко влез сверху. Он дотянулся до амбразуры и вот-вот мог ухватиться за фашину.
Бум! Последняя граната, брошенная Дамой в Черном, упала в ноги Понтису.
Граната гораздо меньше бомбы, но это снаряд такого же рода, обладающий большой разрушительной силой. Литой полый шар весит четыре-пять фунтов, он начинен порохом и снабжен запальным шнуром. Граната взорвалась, как бомба, разбросав во все стороны осколки металла. Понтис издал крик боли и гнева:
— Тысяча чертей!.. Сломали мне копыто!
Храбрый зуав повалился на землю. У него была сломана нога, лицо обожгло порохом, повреждены глаза.
Пирамида лишилась своего основания. В тот же миг Бокан скатился вниз и подставил спину Оторве со всем его снаряжением.
Однако же Оторва делал какие-то странные движения. Вместо того чтобы упасть, он поднялся вверх, бешено дрыгая ногами, словно отбиваясь и протестуя.
Что же произошло? А вот что.
В ту минуту, когда Понтис упал, а Оторва ухватился за край амбразуры, над ним навис из амбразуры какой-то гигант. В руках он держал большой железный крюк, прочно насаженный на деревянную рукоять и похожий на шлюпочные крючья. Силач опустил руку с крюком и ловко зацепил им складки шаровар и пояс зуава. Это произошло в тот самый момент, когда рухнуло основание пирамиды, то есть когда упал Понтис.
Оторва почувствовал, как его с нечеловеческой силой тянут вверх, и инстинктивно уперся руками и ногами. На мгновение он повис в воздухе между небом и землей, потом богатырские руки, которые держали крюк, подтянули добычу к амбразуре.
Все это произошло в течение четырех или пяти секунд. Оторва в ярости и недоумении испускал проклятия. С полдюжины рук схватили его и втащили в амбразуру.
Он отбивался, как лев, и кричал своим звучным голосом:
— Так я вам и дался! Ко мне, Адский дозор!.. Ко мне! Вперед, зуавы, вперед!
Не переставая вопить, храбрец раздавал удары и пинки, не щадил никого, кто попадался ему под руку: бил, опрокидывал, сбивал с ног по нескольку человек сразу, колотил за десятерых. Но ему в ноги сунули банник, и он упал. Вся прислуга орудия навалилась на него. Жан стряхивал с себя людские гроздья, кусался, наносил удары, рычал.
Богатырь, который поддел его на крюк, вытащил из-за пояса пистолет, прижал ствол к виску Оторвы и удивительно спокойным голосом сказал на превосходном французском:
— Вы — мой пленник. Сдавайтесь, или я разнесу вам череп, а мне бы этого очень не хотелось, потому что вы один из самых отважных людей на свете.
Оторва в бессильной ярости прорычал:
— Сдаться?! Это отвратительно! Я буду обесчещен… Лучше убейте!
Молодой человек хотел сорвать с себя орден, чтобы победителям не достался такой ценный трофей.
Человек с пистолетом добавил тихо:
— Я понимаю ваше отчаяние… Я как никто другой уважаю вас и восхищаюсь вашей храбростью… но война есть война… вы должны смириться. Сохраните на груди этот благородный знак вашего мужества… здесь к нему будут относиться так же почтительно, как у вас.
Слова эти, произнесенные с непередаваемым достоинством, смирили, словно по волшебству, гнев Оторвы.
Он ответил, еще слегка задыхаясь:
— Такому честному… такому великодушному противнику, как вы… я сдаюсь безоговорочно!
Русский, успевший тем временем заткнуть пистолет обратно за пояс, помог пленнику встать и представился, протягивая ему руку:
— Майор Генерального штаба, Павел Михайлович. Считайте меня своим другом.
Зуав пожал руку русскому офицеру и ответил взволнованно:
— Сержант Оторва. Господин майор, в ответ на дружеские чувства, которыми вы меня почтили, примите выражение моего уважения и самой горячей симпатии.
ГЛАВА 3
Отступление. — Раненые. — Дама в Черном и Понтис. — В лазарете. — Еще об изнанке славы. — Ампутация. — Героическая твердость. — Награда. — Визит генерала. — Самоотверженность Розы.
В ту самую минуту, когда Оторву поднимали на крюке, Дама в Черном упала в ров. Слишком низко свесившись за край рва, да еще получив тяжелое ранение, она упала сверху на плечи горниста. Питух, не успев отскочить, инстинктивно подставил спину, наклонил голову и ждал удара.
Две секунды напряжения, и Дама в Черном, словно бомба, обрушилась на его позвоночник. Обычный человек был бы раздавлен, но этот худенький мускулистый парижанин, чьи сухожилия были пропитаны спиртом, казался сделанным из стали.
Он подогнул колени, раненая перекатилась на землю и осталась лежать как мертвая. Питух тяжело вздохнул и сказал ворчливо:
— Ну и ну! Счастье еще, что я не картонный.
Он поднял голову и увидел сквозь дым, как Оторву втаскивали в амбразуру.