Сцену оборудовали на земляной насыпи, которую подпирали изгороди. Куски полотна, собранные повсюду и сшитые вместе, были натянуты на рамы и служили декорациями. Декорации разрисовывали порохом, разведенным в воде, мелом и красной краской, позаимствованной у артиллеристов. Некоторые из панно смотрелись просто превосходно!
Костюмы и бутафория изготавливались из самых разнообразных материалов. Одежду кроили из русских шинелей и мастерски отделывали. Были и костюмы маркиза с вышивкой, сверкавшей серебром… нарезанным из консервных банок. Туалеты дам отличались не меньшей роскошью. На них шло полотно, но ярко размалеванное, вышитое «серебром», украшенное пестрыми узорами. В таком же роде было и все остальное. Парики благородных отцов семейства сооружались из старых гетр, сшитых когда-то из бараньих шкур; дамские шляпы — это переделанные тюрбаны или шерстяные кушаки, обтягивающие проволочный каркас. Цветы, которыми они украшались, были скручены из зеленой, красной и желтой бахромы эполет. На муфты пошли отбеленные мешки для земли; черные крапинки пороха на них изображали горностаевые хвостики.
Все это производило необыкновенный эффект при свете рампы, устроенной из свечей с отражателями, также вырезанными из консервных банок.
Зрительный зал длиной метров двенадцать располагался под открытым небом. Ограда вокруг него доходила в высоту до пояса. Огороженная часть предназначалась для английских и французских офицеров, которые смеялись до упаду над уморительными выходками артистов. Привилегированные зрители сидели на земляных скамьях. Они платили за свои места, и доход полностью шел французским пленным в Севастополе. За оградой располагались, кто как может, безбилетники.
Ставили все — драмы, водевили, комедии. Но наибольшим успехом пользовались грубоватые фарсы, сочиненные «драматургами» в красных форменных штанах и сдобренные солеными шуточками. В них доставалось всем: командирам, союзникам, русским, грабителям из Камыша, спекулянтам из Ворограда и Шельмостополя, ирландцам, которые хлестали водку стаканами, и т. д.
Труппа состояла из солдат полка. Некоторые из них обнаруживали несомненные сценические способности, и появление их на подмостках вызывало бурю восторга.
К несчастью, театральную карьеру солдат нередко обрывала война. Часто приходилось срочно менять афишу, так как один актер оказывался в лазарете, другой — на кладбище на Корабельной.
Впрочем, к этому все уже давно притерпелись. Как во время эпидемии, каждый ждал своей очереди и стремился как можно больше взять от жизни, пока жив.
В этот вечер театр Второго зуавского полка предлагал публике гала-представление[221].
Огромная афиша у входа в театр сообщала название спектакля и имена персонажей.
СЛУЧАЙ В КАМЫШЕ
Фарс в трех актах и пяти картинах
Грегуар Буландо, капрал императорской гвардии.
Лорд Тейл, английский полковник.
Жан Габион, солдат.
Разибюс, торговец из Шельмостополя.
Потапов, русский гренадер.
Виктуар Патюрон, суженая Грегуара Буландо.
Мисс Туффль, ирландка.
Мадам Пило, юная одалиска.
Мадам Кокино, левантийская торговка.
Толпа — солдаты и торговцы, воры и обворованные.
Начало спектакля ровно в девять часов.
В назначенный час полковой оркестр сыграл увертюру. Зал был переполнен. Занавес поднялся.
Площадь, деревья, угловой дом с нишей, где высилась статуя святого Вастополя в натуральную величину.
ЯВЛЕНИЕ I
Грегуар Буландо и Виктуар Патюрон.
Грегуар одет в турецкие шаровары, в которые заправлена подушка, китель сшит из полосатого тика; на голове — колпак, украшенный петушиным пером; к поясу привязаны три надутых свиных пузыря.
Правый его глаз закрыт повязкой, нос покрыт серебряной фольгой. У него нет левой руки, одна нога — деревянная.
Он прохаживается горделивой походкой, закинув голову, вертит тросточку и напевает песню зуавов:
Они на марше ночь и день,Топорщась грозным опереньем.Бородки. Фески набекрень —Как петухи с кровавым гребнем.
Входит Виктуар, одетая крестьянкой, с корзиной в руке.
Виктуар. Ах, Боже мой! Не Грегуар ли это?.. Мой суженый!.. Неужели это правда? Мой Грегуар!
Грегуар. Ну да! А ты — Виктуар, такая же победительная, как твое имя.
Виктуар. И ты возвращаешься на родину… Ты отслужил свое! Ах, как я счастлива!
Грегуар. Я тоже, Виктуар!.. О, моя красавица! Подумать только — восемнадцать месяцев трудов… сражений… славы!
Виктуар. Слава — это хорошо. Но… не в обиду тебе будь сказано, у тебя немного усталый вид.
Грегуар. Усталый? У меня? Ничуть! Я готов хоть сейчас обежать земной шар, прыгая через веревочку!
Виктуар. Я не спорю! Но ты не станешь отрицать, что глаз-то у тебя один.
Грегуар. Что ты хочешь! За славу приходится платить!.. Надо же чем-то поступаться для отечества. И потом, одним глазом больше или меньше…
Виктуар. Один-то у тебя есть.
Грегуар. И его вполне достаточно, чтобы восхищаться прелестями такой красавицы, как ты!
Виктуар. Ты очень любезен, мой Грегуар! Но ты потерял и руку?
Грегуар. Это плата за славу, я же сказал тебе. И ты видишь, это всего-навсего одна рука… подумаешь, какая-то рука!
Виктуар. Работать-то будет неудобно.
Грегуар. Подумаешь! Чтобы сморкаться, набивать трубку, есть суп и опрокидывать стаканчик, мне хватит и одной!
Виктуар. Раз ты доволен, все в порядке. Но не ошибаюсь ли я? Мне кажется, ты потерял и ногу!
Грегуар. Ради славы!
Виктуар. Сдается мне, нога тебе нужна.
Грегуар. Нисколько!.. И потом — слава! Глуар![222] Ты только послушай: Виктуар, Грегуар, глуар! Как славно они рифмуются!
Виктуар. Я предпочла бы, чтоб одной рифмой было меньше и одной частью тела больше. Ты потерял и глаз, и руку, и ногу!
Грегуар. Да, я все отдал ради славы… Надо мной поработало ядро… и над моим носом, и бородой!..