момент никто. А Рози вполне может сама о себе позаботиться.
– Извините, мэм, – пробормотала она, подняв фонарь, и вошла в дверь.
Впереди простирался широкий коридор с кирпичными стенами и низким потолком. Под ногами лежала неровная каменная плитка, и там, где она отсутствовала, голую землю прикрывали деревянные доски. На них виднелись неровные темные линии, которые, как показалось Рози, остались от шин – может быть, от колес тачки? И хотя доски положили сюда как минимум шестьдесят лет назад, они были на удивление чистыми: ни следа грязи и копоти.
На полу между досками свет фонаря выхватывал нескончаемую дорожку из мусора. Бесхозная вязаная шапка, заплесневелая кожаная перчатка, обертка от шоколадного батончика неизвестной ей марки. “Таз” – Рози никогда таких не видела. Но она знала наверняка: в пятидесятые – или когда там сюда спускался принц Филип – таких точно не было. Вообще ничего из того, что тут валялось, по мнению Рози, не должно было здесь оказаться.
Тем временем, по ее ощущениям, она дошла до Грин-парка. Туннель змеился и неожиданно поворачивал то вправо, то влево, поэтому ориентироваться было довольно сложно, но Сент-Джеймсский дворец, судя по всему, находился впереди и немного правее. Рози редко жалела, что была ростом почти сто восемьдесят сантиметров, но сейчас как раз такой случай. Эти Тюдоры либо были лилипутами, либо отправляли сюда детей. Но в любом случае, у принца Филипа ничего бы не вышло. Она не могла себе представить, как принц Уильям или принц Гарри ходят тут на корточках, чтобы втайне навестить своих подружек. После такого путешествия без физиотерапии не разогнешься. А уж чтобы такая светская особа, как принцесса Маргарет, полезла сюда, в темень и холодрыгу, и прошла полкилометра до своей сестры – ни за что на свете.
На земле в паре метров впереди в свете фонаря промелькнуло что‑то яркое и золотистое. Рози шагнула вперед, чтобы посмотреть поближе, как вдруг позади нее вдалеке раздался стук, от которого загудело в воздухе. Подскочив от испуга, она сильно ударилась головой о потолок туннеля. Растерявшись от боли, Рози попыталась удержать равновесие, чувствуя, как во рту растекается железистый привкус крови.
Глава 32
У Билли Маклахлена бывала работенка и похуже. Сидя в пабе в Тетбери с пинтой эля, он наслаждался тихим потрескиванием поленьев в открытом камине, достойным ассортиментом пива, прелестной барменшей и шикарными закусками, список которых был написан мелом на дощечке над барной стойкой. Когда‑то давно они с ребятами возмущались, что “картошка фри тройной прожарки” – это полный бред, а полусырой стейк с рукколой не стоит недельной зарплаты. Но человек ко всему привыкает. Сейчас еда его полностью устраивала. И он никогда не откажется от картошки фри тройной прожарки, особенно если за нее платит кто‑то другой. В этот день его угощала сама королева.
“Теперь нужно заняться картинами. Я хочу знать, что случилось потом”.
Вернувшийся из туалета мужчина, казалось, знает толк в пиве и картошке фри – хоть тройной прожарки, хоть какой. Джинсы для верховой езды и пиджак сидели на нем идеально. Билли он слегка напоминал Шалтая-Болтая. Румяное лицо и редеющая линия волос подтверждали, что такая ассоциация родилась не на ровном месте. Маклахлен пообещал себе, что сегодня ограничится одной пинтой, несмотря на то что платит Ее Величество.
– Ну что, выбрал? – спросил мужчина. Его звали Стивен Рочестер, он жил в Тетбери и был завсегдатаем этого паба. А еще хозяином галереи и по совместительству антикварного магазина на центральной улице. Билли порекомендовали с ним пообщаться, и пока новый знакомый не разочаровал.
– Треска с картофелем фри и пюре из горошка, – ответил Маклахлен, взглянув на ближайшее к нему меню. – Если есть в наличии, то возьму ее.
– Не утку? Она тут очень вкусная, – предложил Рочестер.
– Не утку.
– Может, тогда баранью голень?
– Стив, я не хочу брать то же, что и ты, – шутливо ответил Маклахлен. К тому времени они уже перешли на ты, правда, Билли представился как Чарли. – Давай‑ка я тебя лучше вином угощу. Что скажешь? Мерло или каберне-совиньон?
Они выбрали одну из самых дорогих бутылок в меню, и Маклахлен предпочел умолчать, что вино больше не пьет. От вина у него всегда раскалывалась голова, так что он решил, что это не его напиток. Но если ему, по какой‑либо причине, приходилось кого‑то развлекать и ублажать, он предпочитал, чтобы собеседники были говорливы, щедры и раскрепощены. Старое доброе каберне подходило как нельзя лучше. Допивая уже второй бокал, Стивен заметил, что “Чарли” все еще цедит светлый эль.
Они обсуждали бизнес Стивена. “Чарли” зашел в магазин незадолго до закрытия и объяснил, что ему перепало немного деньжат, которые он решил потратить на картины и мебель для нового загородного дома, который собирался приобрести. “Ну, знаете, чтобы он сразу стал уютным, обжитым”.
Стивен Рочестер отлично его понимал и был рад помочь. В отличие от городских толстосумов, наводнивших Котсуолдс, – они сорили деньгами, но не питали особой любви к винтажной мебели, вроде комода красного дерева в стиле ампир, которым “Чарли” восхитился с порога, – “Чарли” отличал георгианский стиль от викторианского и задавал так много вопросов об окрестностях, что в итоге они договорились пойти поужинать в паб.
Удобно устроившись за маленьким столиком у камина, они болтали о городах и деревушках Котсуолдса: где в основном живут любительницы йоги в дизайнерских леггинсах, а где почти все дома сдаются в краткосрочную аренду, а где изо всех сил стараются сохранить местный колорит. Стивен с удовольствием делился опытом. Еще они говорили об искусстве. “Чарли” проявлял неподдельный интерес к этой теме.
– Понимаешь, я ведь всего лишь любитель, ничего толком не знаю. Не то что тетушка моя, царствие ей небесное, от которой мне как раз наследство‑то и досталось. У нее была картина эпохи Возрождения – по крайней мере, тетушка всем так говорила. Она была уверена, что это Караваджо. Так ведь его звали?
– Да, – согласился Стивен. – Было бы изумительно, конечно, но, кажется, такое маловероятно. К тому же Караваджо – это не Возрождение.
– Правда?
– Да, он довел до совершенства стиль барокко. Прости, я, наверное, утомил тебя своим занудством.
– Вовсе нет! – возразил “Чарли”. – Ни капельки не утомил! – Они покончили с ужином и заказали десерт, правда Маклахлен, как птичка, поклевал панна-котту из мадагаскарской ванили с шоколадной крошкой и веточкой свежего базилика. – А как узнать, Караваджо это или нет?
Оказалось, что Стивен Рочестер разбирался в этом периоде практически на экспертном уровне, что не стало сюрпризом для Маклахлена, поскольку