что возможно готовится идеологическая диверсия а-ля «Доктор Живаго». СОНу, Службе оперативного наблюдения провести проверку и, если данные подтвердятся, изъять. Без шума и пыли, деликатно — потому что известный на Западе писатель.
Поводили объект по Москве, произвели негласный обыск на квартире. Ничего. Тут он вдруг засобирался на юг, чего никогда прежде не делал. Поехали в том же поезде. Проверили багаж. Ничего.
Но у Гуменюка было чутье и терпение спиннингиста. Ходила там, в темной воде, рыбина, ходила. Неспроста «Угрюмый» (оперативное обозначение объекта) на курорт отправился. Он не из загорающих-в-домино-играющих, Угрюмый. Давно в разработке.
И вот сегодня леска задергалась, пора было крутить катушку.
В 16.08 Угрюмый покинул территорию дома отдыха с портфелем в руке. По тому, как помахивал, было видно, что пустой или почти пустой.
Вели по очереди, сменяясь. И на перекрестке Митрохина-Краснофлотская, в 16.27, лопух Шарафутдинов объекта прозявил. На улице было пусто, не хотел светиться, отстал, а выглянул за угол — Угрюмый как сквозь землю. В какой-то из дворов на Митрохина зашел, не то в номер 14, не то в 16, а мог, если прибавил шагу, и дальше.
Выматерил Гуменюк лейтенанта. Заняли позицию в кустах, стали ждать.
В 18.02 Угрюмый вышел из дома 14 (потом разработать, пометил себе капитан), и портфель у него был уже не пустой, а стало быть — клюнуло!
Дальше интересно.
Назад в Д.О. писатель портфель не понес. Походил-походил, будто дожидаясь назначенного времени, — и на набережную. А там сел в кафе «Романтика».
Напарники вошли поврозь, стали вести наблюдение. Объект портфель на стол положил, еще и локтем придерживал, будто там у него сокровище. Это обнадеживало.
Потом подсела молодая женщина. Гуменюк подал условленный сигнал: пошевелил указательным и средним пальцем, что означало «установить личность». По этой части Шарафутдинов был талант.
Прошел мимо столика как бы в уборную, снял со спинки стула дамскую сумочку. Через пару минут, возвращаясь, так же незаметно вернул.
Похоже, однако, что женщина была случайная. Ничего ей Угрюмый не передал, да и смотрел на нее, как на чужую. Говорил неохотно и довольно скоро ушел, не обернувшись.
А всё же пробить по базе было нужно. В центральной конторе теперь ЭВМ, здоровенная машина, триумф советской науки. Мигает лампочками, жужжит, обрабатывает миллион данных в минуту. Имя у женщины было хорошее, редкое: Победина Фелиция Аполлоновна. Машина ее быстро локализует.
Пока Угрюмый утюжил набережную, будто ждал там кого-то, а Гуменюк его пас, Саня сгонял в местное отделение милиции. Там с прошлого года, когда в пансионат «Дружба» стали завозить группы из соцстран, работал прикрепленный сотрудник, а у него спецсвязь.
К нему, к старшему лейтенанту госбезопасности Круглову, оператор с опером сейчас и бежали.
— Ну наконец-то! — кинулся им навстречу Круглов. Он стоял на крыльце, под синей табличкой, нервничал. — А то я прямо не знаю, то ли вас ждать, то ли…
Оглянулся на курившего здесь же милиционера.
— Давайте за мной!
Еще в коридоре, не утерпев, громким шепотом начал:
— Обалдеете! Помните лет десять назад история была, в газетах писали. Про группу студентов, которые пропали в лыжном походе, на Северном Урале?
— Конечно, помню. Их потом нашли мертвыми, и лица у всех оранжевые, — кивнул Гуменюк.
Даже Шарафутдинов помнил, хотя еще пионером был. Всех тогда эта тайна интриговала. Потом, кажется, установили, что студенты погибли от снежного завала, а пигментацию объяснить так и не смогли.
— Так нате, глядите. По фототелеграфу пришло.
«ПОБЕДИНА, Фелиция Аполлоновна. 1939 (точ. дата не уст.), Ленинград — 15.02.1960 (см. дело ЧП-1784 г)», — прочитал Гуменюк.
— Я само собой — запрос, что за дело такое. А это расследование о гибели уральских студентов! Победина Фелиция Аполлоновна 1939 гэрэ — одна из них! Мертва и похоронена! Десять лет назад!
Ужасно возбудился старший лейтенант Круглов, закисший в Ак-Соле со своими болгарскими и польскими отдыхающими.
А Гуменюк не возбудился, лишь удовлетворенно кивнул.
— Что и требовалось доказать.
Пояснил младшим товарищам:
— Обычная практика западных спецслужб при запуске нелегала. Берут данные реального человека, покойника, и сооружают легенду. — Присвистнул. — Серьезно мистеры к нашему Угрюмому относятся. Агентка-то экстра-класса… — Немного подумал. — Ну-ка, выйдите оба. Не вашего допуска уровень. С Конторой буду говорить.
Глава 2. Кондуктор
Восемь дней ее здесь не было. Всего восемь дней прошло с тех пор, как была зима, был снег, и они сидели в большой брезентовой палатке, сшитой из двух поменьше, тесно, плечом к плечу, голубел огонек спиртовки, они пили чай, хохотали над Мишкиным анекдотом, и вдруг колыхнулся полог, дрогнула земля, качнулись рейки-опоры, накатил утробный рокот, и Егор, старший группы, закричал: «Лавина! Ноги, ноги! По склону вниз!», и Фелиция на четвереньках выползла наружу, в темень, побежала под гору, по мерзлому насту как была, в шерстяных носках, хватая ртом ледяной воздух, и впереди вспыхнуло оранжевое, слепящее, а потом ничего не было, потому что она умерла и все они, девять человек умерли.
Но смерть — явление локальное. На Земле она есть, а на Кротоне ее нет, потому что динь-атом, который индусы называют «атмой», умирает, а верней дематериализуется, только если не обретает альтернативного вместилища. На Кротоне динь-атом каждого, со всеми происходящими в нем переменами, дублируется в так называемом «облаке», и смерти нет, все бессмертны и условно вечны. Условно, потому что от долгой жизни, говорят, устаешь, и тогда динь-атом существует только в «облаке», дремлет там без тела не видя сновидений. Некоторые виры перед уходом оставляют завещание: вернуть меня через столько-то лет. Другие прощаются навсегда. Существует теория, пока неподтвержденная, что