Попробуйте объяснить маленькому ребенку, что значит слово «парень». «Это такой молодой мужчина», – скажете вы. Ну да, понятно. Но не очень. А «мужичок»? Это кто? Если к этим словам подобрать несколько подходящих иллюстраций, то объяснять ничего не придется, ребенок и сам составит представление о том, что это за люди – парень и мужичок.
Мужичок непременно в лаптях либо сапогах, в цветной рубашке навыпуск, обычно воротник у такой рубашки отсутствует, вместо пояса – шнурок. В сказках мужички пашут, сеют, собирают урожай, они всегда при лошадке, ездят они на телегах, их довольно часто можно встретить в обществе медведя, которого они всячески обдуривают. У парня несколько простоватый бесшабашный вид, элегантностью в одежде он не отличается. Конечно, любого молодого мужчину можно назвать парнем, но вдаваться в такие тонкости мы не будем.
Наши объяснения не должны носить случайный характер. Если вы беретесь что-то объяснить, сначала подумайте, а стоит ли вообще на данном этапе сообщать ребенку новую информацию. И уж если взялись разрабатывать с ним какую-либо тему, то делайте это основательно, периодически к ней возвращаясь: пусть ребенок действительно поймет и усвоит то, что вы решили ему сообщить. Увидев волка в книжке либо на карточке, пятилетний ребенок начал называть его не иначе как «морским». Видимо, кто-то из взрослых назвал так какого-нибудь хорошо экипированного, солидного моряка на картинке. Сказал походя, ребенок запомнил слово и теперь отвязаться от него никак не может – «морской волк», и все тут! Конечно, всего не предусмотришь, но в любом случае постарайтесь по возможности отдавать себе отчет в том, как ребенок с синдромом Дауна воспринимает ваши слова.
Для чего вы задаете вопросы?
Мы уже говорили о том, что ребенку следует приобретать опыт беседы не только с обучающим его педагогом, но и со всеми окружающими его близкими людьми. Побуждая ребенка к диалогу, мы задаем ему вопросы. Кто-то быстро находит ответ, но не справляется с произношением, у кого-то из тех, кто уже вполне сносно говорит, вопросы, даже не сложные, вызывают затруднение. Это всегда сильно удивляет и огорчает родителей. Смысл вопросительного слова ребенок может не понимать потому, что задают ему вопросы не так уж часто и он не очень-то привык отвечать на них. Для того чтобы ответить на вопрос, ребенок должен перестроиться, встать на другие, не совсем привычные, рельсы. Любая перестройка дается ему с трудом, нам еще долго придется учить по отдельности и вопросы, и ответы, и многое, многое другое.
Однако трудно бывает не столько приучить ребенка к тому, чтобы он отвечал на вопросы, сколько себя к тому, чтобы их задавать. Отдаете ли вы себе отчет в том, для чего вы задаете ребенку вопрос – просто так или для того, чтобы он вам действительно ответил по возможности пространно и используя то, чему уже обучен? Вы действительно выслушали ответ или пропустили его мимо ушей: что-то сказал и ладно?
Вопрос повисает в воздухе, потому что задан он формально; ответа вы не ждете, либо спешите с подсказкой, а еще того хуже – сами же и отвечаете, говорите вместо ребенка. Дайте ребенку сказать хотя бы то немногое, что он уже умеет! Говорить «на автомате» ребенок пока не может, ему нужно время для того, чтобы собраться, вспомнить то, чему его учили. Он медленно думает.
У родителей нет не то что времени – им зачастую не хватает выдержки для того, чтобы чуть-чуть помедлить, подождать от ребенка ответа. Они усваивают трудноискоренимую привычку опережать его собственные мысли и действия. Подсказать ребенку ответ нужно в двух случаях: если вы убедились в том, что он действительно не знает, что сказать, и если он, словно эхо, повторяет вопрос вместо того, чтобы на него ответить, – отучая от этой привычки, нужно опередить его, мгновенно подсказав ему ответ, чего через некоторое время делать уже не придется: ребенок поймет, что на самом деле от него требуется.
Хочу процитировать разговор воспитательницы детского сада с мамой, приведшей ребенка.
– Я его спросила, где у дерева ствол – не знает. Просила нарисовать грибок под деревом – не смог. Попросила нарисовать над деревом облако – тоже не может, потому что не различает предлоги «над» и «под», – заявляет воспитательница маме ребенка. «Но ведь если я попрошу его залезть под стол, он меня наверняка поймет», – отвечает воспитательнице мама.
К чему эти упреки? О чем разговор? Не знает – научи, и будет знать. Что это за вечный экзамен с неудовлетворительными оценками? Экзамен – это итог, проверка, усвоил ли ребенок то, чему его предварительно учили. Вы говорили ребенку, что такое ствол? Рассказывали, что такое крона? Показывали на карточке? Не показывали и не рассказывали. Тогда почему вы его об этом спрашиваете?
А вот письмо, которое я получила от мамы мальчика Жени. У мальчика синдром Дауна. Живут они с мамой в Украине, в Харькове.
«В три с половиной года Женя уверенно читал по карточкам все слоги, которые мог произнести. Женя склоняет существительные по падежам, толком не умея их сказать. Мы всегда учим их только в именительном падеже, когда работаем с карточками. Чтобы отработать слог “ка”, мы многократно повторяли: тарел(ка), лож(ка). Я начинаю слово, а он заканчивает, привычная игра. И вот он тянется в кухне за тарелкой. Я говорю: “Что тебе дать? Тарел…” Ожидаю слог “ка”, но Женя говорит “ку”! Потом и “Балалайку дай!” сам сказал. А на прошлой неделе вообще сразил. Стоим с ним в зоопарке, рассматривая черепах. Раз пять повторили че-ре-па-ха, потом я задаю вопрос: “Кто это? Че-ре…”, Женя продолжает: “паш-ки”. Что касается объема знаний, то он не такой уж маленький, как мне кажется. Память хорошая, интерес к познанию есть. Да вот только объем его знаний и умений никого не интересует. В феврале этого года нас отчислили из детского сада. Медико-педагогическая комиссия не захотела даже досмотреть до конца видеозапись, которую я сделала специально для них. В записи запечатлено, как Женя читает двусложные слова. Увидев это, наши дефектологи воскликнули: “Он что, читает?” – “Как видите”, – ответила я. Тут же моему сыну предложили какой-то букварь, после чего сделали вывод, что ребенок не знает “даже букв”. А после того, как Женя отказался чужой тете принести машинку (а машинки его никогда не интересовали), комиссия решила: “Не понимает инструкций”. Очень бы хотелось не сталкиваться больше с этой МПК. А ведь впереди еще школа…»
Лично я определила бы такого Женю как весьма перспективного и уверена, что так оно и есть. Но «тети» из этого МПК – швырь! – и отшвырнули ребенка, не заботясь о его дальнейшей судьбе. А ведь это ребенок, нуждающийся в помощи, и неважно даже, какой он, способный или неспособный.
Помимо ребенка есть еще его мать. На основании каких собственных высоких достижений педагог авторитетно объявляет матери, что ее ребенок некоммуникабелен, неадекватен и вообще необучаем? Причем делается это жестко, безоговорочно, категорично. На комиссии он не сказал ни единого слова? Ну и что из этого следует? Может быть, он растерялся? Может быть, его не смогли расположить к себе?
С самого рождения ребенка с патологией родителям приходится бороться за его место в жизни, справляясь с собственной депрессией, неуверенностью, страхом. Педагог обязан всегда помнить об этом. Он может быть требовательным, строгим и даже суровым, но быть жестоким он не имеет права.
Взрослым кажется само собой разумеющимся, что к определенному возрасту ребенок не может не знать каких-то простых, всем известных, как будто бы элементарных вещей. Не отдавая себе в этом отчета, они привычно ориентируются в своих требованиях на уровень представлений обычного ребенка того же возраста. Ребенку с синдромом Дауна задают вопросы, на которые он ответить не в состоянии: жизненный опыт его еще очень мал, способность к самостоятельному осмыслению очень ограниченна. Ни к чему хорошему подобное тестирование не приводит. Маленький ребенок вопросов не понимает, ответов на них не знает. В нем закрепляется подспудное ощущение того, что он постоянно чему-то не соответствует, все время оказывается не на высоте, никак не может угодить своему педагогу. А у педагога может сложиться совершенно ошибочное представление о его интеллекте, которое он и сообщает родителям: не знает, не понимает и т. д.
Вопросы нужно задавать не для того, чтобы в очередной раз протестировать ученика и в случае неудачи вынести суровый приговор: «Не знает. А знать уже должен!» После чего извлечь очередную таблицу и навязать ему очередной список того, что он обязан будет зазубрить. Ребенок вовсе не обязан ответить на любой вопрос, он не может все знать – тем более если это ребенок с синдромом Дауна. Вопросы следует задавать после того, как вы хорошенько обработали соответствующую территорию, подготовили почву для правильного ответа. Не показывали, не рассказывали, объясняли, но мало и плохо, что-то говорили на ходу, в спешке – этого ребенку с синдромом Дауна недостаточно.