- Опыт вещь нужная, но порою бесполезная. Не знаю, кто был тот, кто заставил тебя так думать, но жить богато вовсе не означает - жить хорошо. Я двадцать лет потратил, чтобы выйти из тени отца. Даже в дознаватели в шестнадцать сбежал именно потому, что на этот департамент инквизиция влияния не имеет. Сотрудничает - да, но надавить не может. Когда с самого детства по твоим следам крадется шепот 'он сын того самого... жаль, никчемный будет, ну да отец все ему устроит...', противно становится, муторно на душе. Оттого и начинал с самого низа. А то, что в шрамах весь - не отцова заслуга, как и должность, которую занимаю. Да, не всем везет с родительской любовью, но если сам ее не испытал, винить других не след...
Говоривший выдохся, а Илас, сгорбившись, понуро молчал.
'Еще немного, и уйдет в себя, начнет копаться. Зря сорвался... Этот белобрысый хоть и дурак, но дурак честный, правильный, такому скажи, что причина в нем самом - себя же съест изнутри', - подумалось дознавателю.
-Ладно, извини. Сорвался... - протянутая рука, не по-аристократически мозолистая с белой ниточкой-меткой от шрама была лучшим доказательством непростого жизненного пути, пройденного говорившим.
Илас поднял глаза. В его взгляде вальсировала стуженьская вьюга.
- И ты извини.
Мужское рукопожатие. Крепкое, но не такое, когда меряются удалью: кто сильнее сожмет. Равный уважает равного.
-И чтобы окончательно все прояснить между нами, - Эрден не разрывал рук и глядел прямо в глаза Иласу, - о Вассе. Не мешайся: пусть пока между нами ничего нет, но, согласно слухам, она моя жена.
Илас хитро усмехнулся:
- А моя сестра. Сводная. И это безо всяких слухов. Так что это ты не мешайся.
Эрден лишь фыркнул на столь самонадеянное заявление блондина.
-Делильщики, чтоб кереметь разорвал. Самих того и гляди на костер поведут, а мы тут о мужских слабостях...
Словно в подтверждение его слов о костре послышались шаги. Несколько человек спускалось по лестнице. Вариантов было немного: либо эти славные люди решили прогуляться с экскурсионной целью по подземелью, либо по их души.
Спустя пару клинов томительного ожидания в поле зрения Эрдена показался силуэт грузного стражника. Спуск и предстоящий подъем явно не входили в число любимейших занятий сего воителя. Издалека была слышна его одышка. Он тяжело ступал, а фонарь (его стражник держал в руке) непозволительно сильно раскачивался. За его спиной маячили еще трое, но их из-за солидной фактуры первопроходца разглядеть практически не удавалось. Добравшись до камеры и переведя дух, стражник повесил фонарь на стенной крюк и, важно поправив ремень на штанах, произнес:
-Ну что, мракобеска, пожалуйти на допрос к его превосходительству инквизитору Армикопольскому.
Илас поднялся. Эрдену же, шагнувшему за ним следом в открывшуюся дверь, был уготован внушительный тычок.
-А ты обожди тут, душегубец.
Дознаватель понимал - их намеренно разделяют и, если дать увести Иласа сейчас... Этот честный и решительный и себя, и его своей правдой погубит. Поэтому мужчина выдал:
-Нельзя ей одной, она на голову того... совсем того... почти блаженная.
Дознаватель попытался дать знак Иласу подыграть.
Блондин, в душе оскорблённый отведенной ему ролью (мало что женщина, еще и сумасшедшая), решил, что за все хорошее скажет Эрдену спасибо потом, оптом. А пока со знанием дела, сморщив в задумчивости лоб, словно при написании диссертации, ковырнул у себя в носу указательным пальцем. Внимательно осмотрев выуженную добычу, икнул и пустил нитку слюны.
Сопровождающие, впечатленные пантомимой, колебались. Эрден жестом, расшифрованным блондином как 'повыразительнее', заставил фьерру еще и замычать. Сдался конвоир при попытке рыжухи повиснуть у него на шее со словами:
-Тятя, мне страшно....
-Пёс с вами! - махнул толстяк рукой, - ведем обоих, а там пусть инквизитор разбирается...
Аримикопольский инквизитор - Миртор Хопкинс - мужчина, чтивший умеренность во всем: еде, вине, обществе красивых женщин, по складу характера был правильно-скучен. Его лысоватая голова, прикрытая напудренным париком, как носили согласно этикету прошлых лет, короткий, но острый нос, близко посаженные глаза, окруженные сеткой морщин, вечно угрюмое выражение лица... не шел инквизитор яркому, вечно пестро-веселому Армикополю.
Хопкинс же больше всего любил порядок. И его стол, где, в одному Миртору ведомом строгом соответствии, расположились стопка документов, чернильница и быстрописное перо, папка с делом о 'Рыжеволосой бессмертной мракобеске', по левую руку лежало извечное напутствие всех инквизиторов - трактат 'Низвергающий ведьм меч'. Данное творение обучало магистратов способам обнаружения ведьм и процедурам доказательства их виновности и было проштудировано Хопкинсом вплоть до прямого цитирования избранных отрывков.
Время - лучший лекарь и отменный патологоанатом, справедливый судья и убойное успокоительное, если не примирило двух противоположностей: Армикополь и Хопкинса, то сделало возможным их сосуществование. Притерпелись. И инквизитор к городу, и город к инквизитору. Один стал позволять себе малые умеренные вольности, другой делать вид, что слушает приказы хоганова карателя. Впрочем, народ армикопольский с охотою посещал забаву, редко, но все же устраиваемую инквизитором, как то - сожжение ведьмовок.
Когда ввели двоих - рыжую, шваброобразную девицу и герра, помятого, с фингалом, начавшим уже заплывать, и рассаженной щекой - инквизитор как раз размышлял, что давно не было на площади огнища. Хопкинс свято веровал, что показательные казни - прививка от еретичества. И если колдовок всех не изведешь, то попавших в руки инквизиции надлежит неукоснительно отправлять по пути, из которого нет возврату. И не важно, кого обвинят в пособничестве мракобесам: знатную богатую горожанку или чухонскую крестьянку. Хотя горожанку, конечно, выгоднее: часть наследства-то на благо инквизиции отойдет.
Окинув взглядом прибывших, Хопкинс вопросил:
- Это ты та ведьма, о которой судачит весь город? Будто бы ты вместе со своим полюбовником совращала честных юношей, а сама, аки оборотень переиначивалась мужчиной и творила непотребства?
Эрден лишь поразился богатству людской фантазии и тому, что даже роль главного злодея - и то досталась не ему, а Иласу. Последний же, ограниченный образом имбецилки, лишь промычал нечто нечленораздельное в ответ и хрюкнул.