Не дождавшись продолжения, кивнула. Он был прав. О таких вещах стоило разговаривать в другой обстановке.
Все-таки странные создания люди. Сначала им требуется немедленно разобраться в происходящем, а потом…
Я бы предпочла, чтобы дом Данилы Евгеньевича находился подальше от Академии.
Осень… Листья облетели не полностью и от этого деревья в саду выглядели неопрятными. Желто-зеленые лохмотья былого величия…
— Чаем напоишь? — открыв дверь во флигель и пропустив меня вперед, поинтересовался Андрей.
— Конечно, — бросила я, проходя внутрь.
Дождавшись, когда закроет за собой, разулась.
Пальто помог снять крестный. Набросив на плечики, повесил его в шкаф. Тоже разделся-разулся.
Я все фиксировала, но думала о другом. Ублюдок… Императорская подстилка…
Такими словами, как эти, просто так не бросаются.
— Князь Воронцов подал прошение о твоем возвращении в род, — когда я уже отправилась ставить чайник, неожиданно произнес Андрей.
Не остановившись, кивнула. Бабушка звонила прошлым вечером. Спрашивала, как я к этому отношусь.
Ответить я ей ничего не смогла. Главой рода стал дядя, отец Ильи. С одной стороны, вроде как, и хорошо, а вот с другой… Чего ожидать от такой милости я не знала.
— Князь Трубецкой наложил вето на прошение. До возвращения твоего отца.
Я опять кивнула. Руки привычно делали свое дело, а вот голова…
— А он имеет такое право? — продолжая готовить чай, уточнила я.
— Как твой опекун — да, — устраиваясь на диване, отозвался крестный. — Тебе ведь известно, что он — твой опекун?
Хмыкнув, обернулась. Вот ведь…
Андрей выглядел, как добрый дядюшка, заглянувший в гости к любимой племяннице. И не скажешь, что ему предстояло отвечать на весьма неудобные вопросы.
— Сашка поделился? — улыбнулся Андрей.
— А то ты не знаешь, — отбила я подачу и отвернулась. Как раз и повод появился — закипел чайник.
Обдав заварник водой, насыпала сбор. Крупные крученные листья черного чая и сушеные ягоды лесной земляники. Лаконично и очень вкусно.
— Так что там с ублюдком и императорской подстилкой? — достав оставшиеся с завтрака пирожки с мясом, выложила их на тарелку.
Пауза пошла мне на пользу. По крайней мере, голос, когда задавала вопрос, не дрогнул.
— Не императорской, а великокняжеской, — совершенно спокойно поправил меня Андрей. — И не твоя мама, а твоя бабушка.
Я вновь обернулась и скептически посмотрела на крестного. О чистоте крови в роду Салтыковых я слышала не раз. И отнюдь не от отца или его соратников. Был у нас такой предмет в лицее — история родов. Не всех, конечно, а самых-самых-самых. Так Салтыковы-старшие значились среди них. Впрочем, как и Воронцовы.
— К сожалению, это правда, — пристально глядя на меня, произнес крестный. — Твоя мать — дочь Великого князя Михаила. Но об этом твой отец узнал уже после ее смерти.
У императора Владимира три брата. Михаил — старший из них.
У Великого князя четыре сына и две дочери. Три, если считать мою маму.
— Так значит, Петр и Кирилл…
— … твои кузены, — подтвердил Андрей наши родственные связи. — И о тебе им известно.
Прикусив губу, насупилась. Я думала, что в моей жизни и так хватает проблем, а оказалось…
— А я считала, что мы — друзья, — наконец, сформулировала я то, что меня беспокоило.
Андрей поднялся, подошел ко мне. Переставил заварник на поднос, на котором уже стояли чашки. Добавил тарелку с пирожками. Перенес все на обеденный стол.
Я, молча, наблюдала за его действиями. Внутри что-то… нет, не оборвалось — застыло.
С точки зрения Салтыковых мама действительно была ублюдком — чужая кровь. Как и я.
Для рода Романовых я тоже была… не своей. И оставались только Воронцовы. Единственные, для кого продолжала считаться родной.
Если только…
— Воронцовы знают? — предпочла я спросить, а не терзаться сомнениями.
— Да, — разливая чай по чашкам, ответил Андрей. — Ни твою бабушку, ни твоего дядю это не смущает. И давай уже отмирай и садись за стол.
Похоже, среди моих родичей были болванчики, потому что я вновь кивнула. Потом подумала, что не зря относилась к Киру, как к брату. Затем мысль перескочила на кафе, в которое мы так и не попали…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А по поводу Кирилла и Петра, — словно бы прочел мои мысли Андрей, — то одно другому не мешает. И не стали бы они с тобой возиться лишь по указке старшего родича. Не так воспитаны.
Нет, болванчики в предках у меня точно значились. Кивать у меня получалось уже автоматически. И ведь понимала, что особого смысла в этом не было, но…
— Саш… — Андрей закончил с сервировкой и развернулся ко мне.
— Я соскучилась по папе, — жалобно вздохнула я, чувствуя, как подступают слезы. — Я так хочу его увидеть!
Андрей в ответ лишь грустно улыбнулся.
Чем меньше оставалось времени до встречи…
… тем лично мне становилось тревожнее.
* * *
По-хорошему, стоило остаться с Сашкой, но поздний звонок князя Трубецкого — событие не из тех, которые стоило игнорировать. Как и молчание в ответ на вопрос: «Что случилось?» Когда не можешь говорить и по защищенному магемами магофону, дело весьма серьезное.
Марат, личный помощник Трубецкого, ждал у кабинета. Когда Андрей бросил пальто на стул, без предварительного стука открыл дверь и вошел следом, плотно прикрыв за собой створку.
Освещение было неярким. Шторы закрыты, добавляя отнюдь не уюта, а напряжения.
Да и защита…
От выставленной защиты весьма ощутимо пощипывало кожу.
Князь сидел в кресле за рабочим столом, но, судя по полупустой бутылке коньяка и бокалу, сохранившим на стенках следы спиртного, настрой у него был отнюдь не на работу.
— Ваше превосходительство, — отступив в сторону, чтобы осталось место и для Марата, замер Андрей.
То, что все хреново, было понятно с первого взгляда на антураж. А вот насколько…
— Подойди! — продолжая «изучать» бутылку, рыкнул Трубецкой.
Подумав о том, что жизнь была прекрасна… до этого мгновения, Андрей сделал несколько шагов. Вновь замер, оценивая сложившуюся диспозицию.
Подходить ближе точно не стоило — обоим требовалось место для маневра, но и наглеть опасно. Человек на нерве. Любая мелочь могла сорвать с нарезки.
Но эти мысли шли фоном. Главная же, бившаяся в черепушку, повторяла уже не раз возникавший вопрос.
— Гадаешь, что случилось? — словно и не замечая оставшегося у двери Марата, хмуро посмотрел на него Трубецкой.
— Ваше превосходительство? — не шелохнулся Андрей.
— Паяц! — скривился Трубецкой, лишь теперь бросив короткий взгляд на помощника. — В общем, так, господа, — неожиданно легко поднялся он с кресла. Выйдя из-за стола, встал напротив Андрея. — Все это, конечно, вписывается в канву расследования, но… — Трубецкой качнул головой, словно давая понять, что ему все это совершенно не нравится. — Четыре часа назад в собственном кабинете было обнаружено тело князя Ушакова. Первоначальная версия — самоубийство. Выстрел в висок. Из личного пистолета. Из предсмертных записей лишь прошение на имя Его Императорского величества передать титул младшему сыну.
— Неожиданно… — слегка обмяк Андрей, уже иначе воспринимая и полупустую бутылку, и бокал, и нерв Трубецкого.
Чем дальше, тем больше находилось свидетельств, подтверждающих предположение Стрельникова о том, что род Ушаковых имел отношение к теракту в Университете. И хотя все они были косвенными…
Рано или поздно, количество обязано было перейти в качество. И, судя по тенденции, именно это и должно было вот-вот случиться.
Случилось…
Стоило признать, такого поворота событий Андрей не ожидал.
Возмущение. Заявления. Попытки подкупить или надавить. Но…
На доказательство вины самоубийство князя не тянуло. Если только на признание, что не видел иного выхода из ситуации. А это придавало истории уже иной окрас, наводя на мысль, что все не так однозначно, как оно казалось.