Марк прекращает чинить лампы и улыбается мне.
– Это самое приятное, что я от тебя слышал.
– Дерьмо, – бормочу я, открываю «Мари Клер» и немедленно делаю вид, что поглощена рецензиями на фильмы.
Меня смущает такая откровенность.
– Я не хотела.
– Нет, хотела. И спасибо тебе. Мне приятно это слышать, и, если хочешь знать, я чувствую к тебе то же самое.
– Я – брат, которого у тебя никогда не было?
– Нет. Ты – противная маленькая сестренка, которую я никогда не хотел. Ой, – я луплю его по голове свернутым в трубочку «Мари Клер».
Потом он откидывается назад и задумчиво смотрит на меня.
– Серьезно, Мэйв. Ты сильно изменилась с тех пор, как забеременела.
Я фыркаю.
– Конечно, ведь раньше мы были так хорошо знакомы.
– В этом не было необходимости. Достаточно было взглянуть на тебя, чтобы понять, насколько ты жесткая. Теперь ты стала мягче. Более уязвимой. И возможно, под пыткой я бы признался, что ты стала гораздо более приятным человеком.
– Ой-ой-ой, – я корчу рожу, утыкаюсь обратно в журнал и перелистываю страницы. – Не уверена, что это так уж хорошо. На работе меня больше никто не боится.
И, хотя меня беспокоит, что на работе я утрачиваю прежнюю власть, в глубине души мне нравится то, что Марк только что сказал обо мне. Мне нравится то, что он заставляет меня чувствовать.
В глубине души я очень, очень довольна.
18
Птичка вылетела.
Очевидно, на шестом месяце уже дьявольски трудно скрывать беременность. И теперь все говорят, что уже давно подозревали, но боялись сказать. Вдруг оказалось бы, что я просто набрала вес?
Хотя все, у кого есть дети, говорят, что поняли сразу.
– Знаю, знаю, – устало произнес Майк Джонс, когда я поднялась в его кабинет, чтобы сообщить ему новость.
На этот раз серьезно.
– Скажи мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
– Как ты узнал? – он был первым, кому я сказала, но я все еще была в шоке.
– Ты срываешься на подчиненных и заливаешься слезами без очевидной причины. Ходишь, будто во сне, ешь, как свинья, но растет только живот и… – он ухмыляется и пожимает плечами. – Нужно быть долбаным идиотом, чтобы не догадаться, к тому же ты мне уже сказала.
– Значит, ты не поддался на мой розыгрыш?
– Меня не проведешь. Теперь у меня есть два главных вопроса. Первый – что ты собираешься делать?
– То есть, уйду ли я с работы?
Он кивает.
– Майк, я люблю эту работу. Мне нравится работать на Лондонском Дневном Телевидении, и я до сих пор помню, что ты сказал на собеседовании про то, что выше – только звезды. Я никогда не хотела иметь детей. Никогда не хотела быть матерью, но теперь, когда это случилось, думаю, я справлюсь. Правда, мать из меня никакая, и меньше всего на свете мне хочется бросать работу.
Майк одобряюще кивает. Я продолжаю:
– Но у меня есть потрясающие помощники, так что мне нужен декретный отпуск на три месяца, но не больше. Даю слово, я вернусь, и все будет в точности, как прежде.
– По-прежнему будешь закатывать истерики и плакать?
– М-м-м, нет. Это гормональное бешенство. После рождения ребенка к тебе вернется прежняя Мэйв, и я уж прослежу, чтобы «Влюбленные поневоле» собрали шестимиллионный рейтинг.
– Шесть миллионов? Впечатляет. Ты уверена?
– Да. Уверена.
– Но есть еще одна проблема: что я буду делать те три месяца, пока тебя не будет.
– Никакой проблемы нет. Стелла Лорд. Вот ответ на твой вопрос.
Он с интересом смотрит на меня.
– Стелла работает старательнее других, ока умнее всех и самая амбициозная из всех. Пора дать ей шанс проявить себя.
– А ты не боишься? Что, если она так себя проявит, что мы не захотим, чтобы ты возвращалась?
– К счастью, я не сомневаюсь в своих силах.
Если бы это было правдой.
Но пока меня не будет, только Стелла может занять мое место. Только Стелле я доверяю. И она – единственная, кто обеспечит нам столь высокие рейтинги. Если Стелла возьмет проект в свои руки, мы получим шесть миллионов зрителей. Я верю, что она будет принимать те же решения, что и я.
– Думаю, ты права. Пусть Стелла поднимется ко мне после обеда. Посмотрим, что она скажет.
– Она будет на седьмом небе.
– Не сомневаюсь. Теперь пришло время задать второй вопрос. – О-о. Я знаю, что сейчас будет. – Маленькая птичка напела, что у вас с Марком Симпсоном шуры-муры. Кто отец ребенка?
– Можно я пошлю тебя в задницу и скажу, что это не твое дело?
– Нет. Тогда я тебя уволю.
– О'кей. Марк Симпсон – отец.
У него падает челюсть.
– Будь я проклят. Ты серьезно? – О, – он откровенно шокирован.
– Что? Ты же сам сказал, что ходят слухи. Не надо так удивляться.
– Я пошутил. Я пошутил насчет слухов. Просто пару раз видел вас в баре вместе. Дерьмо, – он ошеломленно качает головой. – Вот уж не думал, что он в твоем вкусе.
Я не стала объяснять ему, что Марк не в моем вкусе. Что мы заключили сделку. Слишком все сложно, и, наверное, пусть все на работе пока считают, что мы вместе. Потом всегда можно сказать, что мы разошлись.
– Почему же? – возражаю я, изображая любопытство.
– Он не похож на Мистера Зажигалу, не так ли?
– Ты говоришь так лишь потому, что вы с ним совершенно разные люди. Но это не означает, что он – плохой человек.
– Нет, нет, не пойми меня неправильно. Я не считаю его плохим человеком. Мне кажется, что он хороший парень, но, по-моему, он для тебя скучноват.
– Ты хочешь сказать, что Марк – зануда?
Майк притворяется виноватым, и это делает ему честь.
– Не зануда, но и не крутой парень. Мне казалось, тебе нравятся сложные натуры. Мужчины, которые бросают тебе вызов. Провоцируют.
Вроде тебя, подумала я.
– Вообще-то, – возражаю я, – именно это мне в нем и нравится. Он – самый спокойный человек из всех, кого я встречала. С ним я чувствую себя в безопасности, и точно знаю, чего ждать. Он надежен. Звонит ровно в ту минуту, когда пообещал позвонить, и делает в точности то, что собирался сделать. С ним не нужно играть в игры, и я в жизни не была счастливее.
Похоже, Майк в шоке. Да и я тоже.
Господи Иисусе.
Откуда я набралась таких мыслей?
– Я не удержалась. Понимаю, я тебя не послушалась, мне не следовало этого делать, но я просто не удержалась.
У Вив виноватый вид, но при этом к лицу приклеилась улыбка. Она тащит в гостиную огромный пластиковый пакет, не в силах сдержать волнение оттого, что станет бабушкой.
– Вив! – я пытаюсь укорить ее, но все мое существо против.
Мне и самой до смерти хотелось накупить детских вещичек, но Марк не разрешает. Он вдруг стал суеверным и твердо решил, что до восьмого месяца ничего для малыша или для детской покупать нельзя.