То ли от упоминания имени короля далёкого Суабалара. То ли от непонимания, с чего это Двуликие слушают да не одёргивают болтливую мозглячку, но десятник растерялся.
– Ничего, – успокоила его Стутти. – Не робей. Мы в своём уме. А ты зазря не крякай, – пригрозила она пальцем демонюшке.
Челия скривила уморительно обиженную рожицу, но ругаться не стала.
– Вот и умничка, – похвалила её Стутти.
– Может, делом займёмся? – раздражённо напомнила прежде молчавшая Ринда. – Ещё посиделки устройте с плясками да скоморохами. Время идёт. И кое-кто с ним в ногу сюда торопится.
– Да уж, – одобрительно кивнул Лис. – Пошли в деревню.
– Господин, так…, – начал, было, десятник со всем почтением, но и настойчивостью в голосе.
– Та́ки-та́ки-та́ки-так! – в подражание Улюлюшке прочирикала Челия.
– Негоже туда гостей заморских тащить, – взялся настаивать десятник. – Коли что с ними случиться, мне первому башку оторвут.
– Не оторвут, – отмахнулась Ринга, направившись к завалу. – Это Трёхликие, которых наши демонюги сперли на юге у Лиат.
– Эвона как! – десятник уважительно оглядел и мужика с много говорящим прозвищем Лис, и Таюли: – А девчонка?
– А тебе-то что? – буркнула Нанти, покосившись на прикусившую язычок Челию.
Таюли без лишних разговоров направилась вслед за Риндой, унося демонюшку от соблазна высказаться.
– Так после-то ей назад хода уж нету. Не обессудь, госпожа, – озаботился десятник, провожая малую жалостливым взглядом.
– Ничего с ней не станется, – отмахнулась Стутти, беря Лиса под локоток.
Они подцепили Нанти и направились к завалу с намерением перелезть на ту сторону. Но Челия и тут себя показала во всей красе. Взмыла в воздух, подцепив разом всех своих оберегателей. При виде выплеснувшихся из неё огненных щупалец, дружинники откатились от костра, как ошпаренные. Вокруг загудели на все лады голоса лесорубов.
– Ох, и баловница же ты, – пожурила демонюшку Стутти, вернувшись на землю. – Угомона на тебя нету.
–Угомона на меня не надо, – поморщилась Челия, опустившись рядом с доброй бабушкой. – С угомоной скучно. А я весёлая. Меня все любят.
С пяток сотен шагов до деревни они прошли в полнейшей тишине. Говорить не хотелось. Всех терзало одно и то же сомнение: выйдет у Лиаты расправиться с моровым поветрием, или не выйдет? А вдруг для этого нужны все Лиатаяны? Может, демоны лишь вместе способны вытравить лиловицу? Вопросы, вопросы. Задавать же их Челии почти бесполезно. Та, по её мнению, и без того всё толково объяснила. Объяснять же по три раза одно и то же не способна даже сама мудрая Таилия.
Наконец, поравнялись с крайним добротным бревенчатым домом. Нанти бросила взгляд на слабо светившееся окошко, остановилась, о чём-то подумала и пошла дальше. Её внучатая племянница Бойка жила почти в самом центре деревни. В богатом, по местным меркам, доме, куда Рыжая влетела стрелой, испугавшись тёмных окон.
Таюли не успела последовать за ней, как у перелетевшей через порог Челии над головой вспыхнуло щупальце ЗУ. И, первым делом, осветило шмякнувшуюся с грохотом на пол Рыжую. Таюли с Риндой помогли подняться отчаянно ругающейся подруге. И шагнули вместе с ней из просторных тёмных сеней в горницу, откуда донёсся хриплый стон:
– Пить…
Сама Бойка сидела, прислонившись спиной к широкой белёной печке. Женщина с трудом приоткрыла вспухшие веки, над одним из которых сидело мерзкое лиловое пятно. Такими же пятнами были усеяны шея и грудь в разодранном ворот. Да руки под закатанными до локтей рукавами рубахи. Бойкая отважная Нанти вдруг остолбенела, не в силах пошевелиться. Уставилась на внучку с тем ужасом, какой бывает в глазах людей, воочию лицезреющих свою непомерно тяжкую утрату.
Ринда же быстренько сунулась к бадейке с водой. Зачерпнула полный ковш и принялась поить малышку-внучку, старший сын которой уж с пяток лет состоял в дружине. Таюли опомнилась, оторвала взгляд от Нанти и огляделась. Заметила пожилого мужчину, что лежал на боку тут же у печи. Судя по дорогой рубахе, хозяин дома – решила она. И склонилась над мужем Бойки, что, кажется, уже не дышал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Поднатужившись, Таюли перевернула его. Приложила ухо к груди, прислушалась и сообщила подруге:
– Жив.
Нанти уже пришла в себя. И сидела на корточках рядом с внучкой, отирая лицо узнавшей её женщины. Как бы той не было худо, она пребывала в здравом уме.
– Благодари Создателя, что я успела! – сквозь зубы гневно цедила Нанти прямо в лицо силящейся улыбнуться Бойке. – До ночи бы вам не дожить. Ведь я ж упреждала! Я ж говорила: как только, так сразу лесом и в город. Что ж ты у меня за такая дурища-то? – всхлипнула она и прижалась к закрывшей глаза внучке.
– Ба…бушка…, – чуть слышно прошептала та через силу. – При…шла… Попро…щаемся… Как… Немал?..
– Жив твой Немал, – подавив рыдания, буркнула Нанти, вытерла нос и спросила: – Где у тебя чистое-то? Переодеть вас надо. А то смердите, как свиньи.
Они трудились, не покладая рук, торопясь обмыть, переодеть да удобней устроить на лавках вдоль стен и Бойку, и её мужа Немала, и меньшого сынка, и обеих дочек. Хотя, те удобства им были безразличны. Горницу переполняли хриплые натужные вздохи, вылетающие из пяти иссохших глоток, которые уже не спасала льющаяся туда вода.
Вдруг Таюли сообразила, что с некоторых пор не видела Челию. Она огляделась и заметила свою непутёвушку у дальней стены, где на лавке лежал рыжий подросток. Тот был совсем плох, когда они его обихаживали. Буквально из последних сил задыхающегося в горячке сердца хрипло втягивал в себя воздух. Глаз так и вовсе ни разу не приоткрыл. Его лицо густо обметали уже даже не лиловые, а…
Таюли сморгнула и присмотрелась. Потом тряхнула головой и заспешила к мальчишке.
– Я только чуть-чуточку! – навстречу ей поспешно оправдывалась Лиата, хлопая глазёнками. – Вы ж сами хотели. Я и того… Не нарочно же! – надулась она под тремя парами обалдело вытаращенных глаз.
Ринда присела на корточки рядом с головой паренька и прислушалась – тот дышал неглубоко, но ровно и тихо. Испарина прошла, с век уходила дурная красота и припухлости. Резко потемневшие пятна больше не вызывали тошнотное сочувствие здорового человека. Так, обычная подсохшая корка на стёсанной до крови коленке.
– Что ты сделала? – чуть не по слогам произнесла Ринда, вскинув глаза на демонюшку.
Та сидела на лавке в головах больного и, по обычаю, болтала ножками. ЗУ торчал над ней тощим любопытным змеёнышем, впервые выбравшимся из гнезда посмотреть на белый свет.
– Ну, да! – на всякий случай капризно заканючила Челия, сведя бровки. – Как дура, так вечно я у вас. А вы сами хотели. Прямо заупрашивались. А теперь я у вас виновата.
– Создатель! – ахнула Нанти.
Буквально сметя Ринду, Рыжая нависла над правнуком. Ухватила столь же огненно-рыжую голову и развернула её лицом к подлезшему под руку ЗУ. Тот сообразил, что требуется и наддал, осветив почти всю горницу. Тут и Таюли сообразила, что снаружи заметно стемнело. Что заботливый демон давным-давно заменил собой тусклый свет, прежде пробивавшийся сквозь запотевшее окно.
– Пятна почти совсем подсохли, – бормотала Нанти под нос, придирчиво изучая состояние того, кто нынче прямо-таки обманул смерть. – Ровно дышит. Чисто. Жар спал. Испарина прошла. И жилка бьётся ровно. Он просто спит. Что ж, выходит всё получилось.
– Как и обещала наша прямо-таки золотая девочка, – усевшись на лавку, Ринда взгромоздила на колени озадаченно лупающую ресницами Лиату. – Кажется, мы переувлеклись с помывкой больных да переоблачением. Ерундой маялись. Одна Челия занималась действительно важным делом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Потому что надо было, – степенно молвила та, ластясь к Ринде.
– Когда ты вырастешь, – очень серьёзно пообещала Таюли, – станешь во сто крат мудрей самой бабушки Таилии, – и не позабыла прибавить навязшее в зубах поучение: – Если очень постараешься.
– Я и так стараюсь, – отмахнулась демонюшка. – Куда уж оченней?