– За мной! За мной! – кричала Адель и хохотала.
Когда пруссаки оказались на краю обрыва, Фортуна уже выскочила на песчаную полоску и приплясывала на ней. Адель выхватила оба пистолета – и по выстрелу досталось двум первым любопытным рожам, возникшим наверху. Тем временем рядом успешно съехал Аржан и Сергей Петрович выстрелил тоже, торопя Мачатыня и Ешку.
Никто еще не опомнился после боя и спуска, но времени радоваться не было – кони сами, не дожидаясь посыла, взяли в галоп.
Эскадрон берегом уходил от врага. Полоска была узкой, то и дело один из наездников скакал по мелководью, и разлетались радостные брызги, и тысячи радуг повисали в воздухе, отмечая след промчавшегося эскадрона.
Глава пятнадцатая, о красоте
Устав, кони перешли на рысь, а потом и вовсе пошли шагом. Наездники молча покачивались в седлах. Они все не могли отойти после боя и бешеной скачки. Они еще не могли понять, что остались живы.
Впрочем, молчали трое. Четвертая, Адель, вполголоса отчаянно ругалась.
Причина для этого была уважительная.
После спуска по крутому откосу ее распущенные волосы, заляпанные грязью и глиной, спутавшиеся, с застрявшими листьями, стеблями и только что не ракушками и лягушками, были решительно ни на что не похожи. Объявив собственную голову вкупе с шевелюрой эскадронным знаменем, Паризьена, увы, не подумала о последствиях.
Репертуар у бывалой маркитантки был достаточно разнообразен, и она комментировала свое печальное положение примерно на шести языках. В большом количестве упоминались способы плотских сношений, заразные заболевания и части тела, как человеческие, так и принадлежащие скотине.
Сергей Петрович, Мач и Ешка понемногу отстали. Они понимали, что после такого потрясения Адели нужно по крайней мере выговориться, а слушать все это у них, еще не пришедших толком в себя после боя, не было охоты. Особенно у Мача.
Наконец поток иссяк, и Адель подъехала к гусару.
– Мой командир! – решительно обратилась она. – После всякого боя солдатам дают время и возможность привести себя в порядок!
– Разумные слова! – одобрил Сергей Петрович. – Если только мы в безопасности. Мач! Мы от них ушли, или еще будут приключения?
– В такую чащобу они не сунутся, – подумав, отвечал парень.
– Так где бы нам раскинуть бивак?
И усмехнулся, покосившись на спутанную и дыбом вставшую шевелюру маркитантки.
– Есть такое место, – подумав, сказал Мачатынь. – В эту речку тут поблизости впадает другая. И если подняться вверх по течению, то есть в лесу одна подходящая отмель…
– Идет! – одобрил гусар. – Господин интендант!
Это относилось к Ешке.
– Чего опять милостивым господам от бедного цыгана угодно? – витиевато поинтересовался тот. И по глазам было видно, что значения нового титула он еще не понимает.
– Понятно, чего… – Гусар вздохнул. – Пустить в ход свои таланты.
Ешка надолго замолчал. Он внимательно осмотрел собственные руки, похлопал себя по бокам, где располагались карманы штанов, слазил за пазуху, даже пошарил за голенищем. Талантов не было – ни единого.
– Вот ведь какое дело… – буркнул, глядя на эти поиски, Сергей Петрович. – Денег-то у меня, братцы, почитай что и не осталось!.. Правда, негоже обижать мирное население, но другого-то выхода у нас нет!
– Что ж тут такого? – не понял было Ешка.
– Кабы я один был – помер бы, а не притронулся к ворованному. Но ведь нас четверо, а где-то еще голодные детишки, – объяснил Сергей Петрович, и очень ему было неприятно посылать одного из своих лихих наездников на прямое воровство, до того неприятно, что и глаза он опустил под недоуменными взглядами остального эскадрона.
– Детишки не пропадут, – уверенно сказал Ешка. – Если там Пичук за старшего. Эх, была бы Рингла…
И повесил кудрявую голову.
– Мой маленький Серж, – усмехнулась Паризьена. – Разве ты еще не знаешь, за какие гроши один человек может выдать неприятелю другого человека? Конечно, мы можем доехать до ближайшего хутора или там до корчмы и попросить еды. Но если там через полчаса объявятся господа пруссаки – ты уж не обижайся! Пусть Ешка едет за добычей – другого выхода нет. И, кстати, привезет мне чего-нибудь, чем можно помыть голову.
– А что тебе годится? – с энтузиазмом спросил Ешка и вмиг оказался возле Адели.
– Да хоть кусок ржаного хлеба! Хоть горшок кислого молока! Я ко всему за эти годы приучилась.
– Может, тебе и кваша годится? – с подозрением спросил Ешка, которого смутила съедобность шампуней Паризьены.
– Привези – посмотрим, – ответила она.
– Не слушай его! – вовремя вмешался Мач. – Он ведь и впрямь привезет ведро кваши! А ты знаешь, что это такое? Молоко, закисшее вместе с перловой кашей! У тебя же вся каша в волосах останется!
Маркитантка метнула в цыгана такой взгляд, что Ешка вместе с конем попятился.
Получив от Сергея Петровича дополнительные инструкции насчет продовольствия, а от Мачатыня – насчет дороги, Ешка ускакал, а прочий эскадрон отправился искать отмель.
И в непродолжительном времени она отыскалась.
Но вот только вышел к ней эскадрон не с той стороны. Она тянулась шагов на сто по противоположному берегу. Речка в этом месте, перед крутым поворотом, разлилась широко и неглубоко – если знать место, можно было перейти вброд.
Тихо было возле той отмели, так тихо и ласково, словно не горели за лесом пожары, не разоряли хуторов. Светило там добрейшее солнце, пели непуганные птицы, и наездники вдруг ощутили, что совершенно ни к чему здесь человеческие голоса. Да и потребность в словах вдруг куда-то подевалась… Лишь Адель предупредила, что вон на том конце отмели будет купаться – и это означало, что туда совать нос не стоит.
Так что мужчины пока через речку переправляться не стали. Да и Фортуну свою Адель с ними оставила.
Мач забрел в лес, радуясь незыблемому покою, окружившему его и качавшему душу на невидимых волнах лесных запахов. Брел он куда глаза глядят вдоль той границы между деревьями и подступающей к отмели травой, что поросла высоким, выше головы, иван-чаем, а в нем светились и веселились ромашки. Раздвинув стену иван-чая, Мач думал, что окажется опять на отмели, но попал на полянку.
И до чего же она была хороша…
Некошеная трава, уже слабевшая под собственной тяжестью, откликалась на каждый вздох ветра. Вовсю цвели медоносы – и яркий высокий клевер, и желтый донник – целебная трава, и донник белый – не приведи Господь скормить его скотине… Мач разглядел в переплетении стеблей алую слезку земляники, нагнулся за ней – и тут земля так властно потянула парня к себе, что он бросился ничком в высокую траву и весь пропал в ней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});