1974 г.
Из рабочих записей
В каждом рассказе должно быть что-то настоящее. Пусть будет брань, пусть будет пьянка, пусть будет наносная ложь, но где-то, в чем-то — в черте характера, в поступке, в чувстве — проговорилось настоящее. И тогда, к концу своей писательской жизни, написав 1000 рассказов, я расскажу, наконец, о настоящем человеке.
А если даже в каком-то рассказе нет ничего от настоящего, то там есть — тоска по нему, по настоящему. Тогда — рассказ. Тогда судите. Только не шлепайте значительно губами, не стройте из себя девочек, не делайте вид, что вы проглотили тридцать томов Ленина — судите судом человеческим. Важно, чтоб у вас тоже было что-то от настоящего.
* * *
Произведение искусства — это когда что-то случилось: в стране, с человеком, в твоей судьбе.
* * *
Самые наблюдательные люди — дети. Потом — художники.
* * *
Я — сын, я — брат, я — отец… Сердце мясом приросло к жизни. Тяжко, больно — уходить.
* * *
Форма?.. Форма — она и есть форма: можно отлить золотую штуку, а можно — в ней же — остудить холодец. Не в форме дело.
* * *
Добрый, добрый… Эту медаль носят через одного. Добро — это доброе дело, это трудно, это не просто. Не хвалитесь добротой, не делайте хоть зла!
* * *
Критическое отношение к себе — вот что делает человека по-настоящему умным. Так же и в искусстве и в литературе: сознаешь свою долю честно — будет толк.
* * *
Сел как-то и прочитал уйму молодежных газет. И там много статей — про хулиганов и как с ними бороться. Вай-вай-вай!.. Чего там только нет! И что «надо», и что «должны», и что «обязаны» — бороться. Как бороться? Ну давайте будем трезвыми людьми. Я иду поздно ночью. Навстречу — хулиганы. Я вижу, что — хулиганы. Хуже — кажется, грабители. Сейчас предложат снять часы и костюм. Сейчас я буду делать марафон в трусах. Ну, а если я парень не из робких? Если я готов не снести унижения? Если, если… У них ножи и кастеты. Им — «положено». Мне не положено. И я — делаю марафон в трусах. Не полезу же я с голыми руками на ножи! И стыжусь себя, и ненавижу, и ненавижу… милицию. Не за то, что ее в тот момент не было — не ведьма же она, чтоб по всякому зову быть на месте происшествия, — за то, что у меня ничего нет под рукой. Мне так вбили в голову, что всякий, кто положил нож в карман, — преступник. Хулигану, грабителю раздолье! Он знает, что все прохожие перед ним — овцы. Он — с ножом. Ему можно.
Представим другую картину:
Двое идут навстречу одному.
— Снимай часы!
Вместо часов гражданин вынимает из кармана — нож. Хоть неравная борьба, но — справедливая. Попробуйте их взять, эти часы. Часы кусаются. Допустим, борьба закончилась 0:0. Всех трех забрали в милицию.
— Они хотели отнять у меня часы!
— Откуда у вас нож? Почему?
— Взял на всякий случай…
— Вы знаете, что за ношение холодного оружия…
Знаем. Все знаем.
Как же мы искореним хулиганство, если нам нечем от них отбиться?! Получается: кто взял нож, тот и пан.
А что, если бы так: кто возымел желание взять нож и встретить на улице запоздалого прохожего, вдруг подумал: «А вдруг у него тоже нож?» Гарантирую: 50 процентов оставили бы эту мысль. Из оставшейся половины — решительных — половина бы унесла ноги в руках.
* * *
Человек, который дарит, хочет испытать радость. Нельзя ни в коем случае отнимать у него эту радость.
* * *
Когда нам плохо, мы думаем: «А где-то кому-то — хорошо». Когда нам хорошо, мы редко думаем: «Где-то кому-то — плохо».
* * *
— За что человек не жалеет ни сил, ни средств, ни здоровья?
— За удовольствия. Только в молодости он готов за это здоровье отдать, а в старости — отдать удовольствия за здоровье.
* * *
Логика искусства и логика жизни — о, это разные дела. Логика жизни — бесконечна в своих путях, логика искусства ограничена нравственными оценками людей, да еще людей данного времени.
* * *
Вот рассказы, какими они должны быть:
1. Рассказ — судьба.
2. Рассказ — характер.
3. Рассказ — исповедь.
Самое мелкое, что может быть, это рассказ-анекдот.
* * *
Не теперь, нет.
Важно прорваться в будущую Россию.
* * *
Те, кому я так или иначе помогаю, даже не подозревают, как они-то мне помогают.
* * *
Ничего, болезнь не так уж и страшит: какое-то время можно будет еще идти на карачках.
* * *
Я воинственно берегу свою нежность. А как больше?
* * *
Никак не могу относиться к массовке равнодушно. И тяжело командовать ею — там люди. Там — вглядишься — люди! Что они делают?!! И никогда, видно, не откажусь смотреть им в глаза.
* * *
Надо заколачивать свой гвоздь в плаху истории (ой-ой-ой!).
* * *
И что же — смерть?
А листья зеленые.
(И чернила зеленые.)
* * *
Никогда, ни разу в своей жизни я не позволил себе пожить расслабленно, развалившись. Вечно напряжен и собран. И хорошо, и плохо. Хорошо — не позволил сшибить себя; плохо — начинаю дергаться, сплю с зажатыми кулаками… Это может плохо кончиться, могу треснуть от напряжения.
* * *
Нет, литература — это все же жизнь души человеческой, никак не идеи, не соображения даже самого высокого нравственного порядка.
* * *
Я, как пахарь, прилаживаюсь к своему столу, закуриваю — начинаю работать. Это прекрасно.
* * *
60 строчек журнального текста — почти часть фильма.
* * *
Не могу жить в деревне. Но бывать там люблю — сердце обжигает.
* * *
Сюжет? Это — характер. Будет одна и та же ситуация, но будут действовать два разных человека, будет два разных рассказа — один про одно, второй совсем-совсем про другое.
* * *
Рассказчик всю жизнь пишет один большой роман. И оценивают его потом, когда роман дописан и автор умер.
* * *
Всю жизнь свою рассматриваю, как