все хорошо. Они ее усыпили сразу, она даже испугаться не успела толком.
Икрей в этот момент стянул с девушки сапожки, а затем и чулки. Потом демонстративно провел пальцем вдоль багрового следа, оставшегося на лодыжках от веревок. Крепко же ее к дракону привязывали, не удивительно, что все так затекло к концу полета. В комнате снова повисла тишина. От чувства смущения Шарлинта даже поджала оголенные пальцы на ногах. Пристальное разглядывание посторонними практически мужчинами чувства равновесия не добавляло.
— А как Лив…
— Все разговоры потом, маленькая, — решительно прервал принцессу Трейвент. — Разберемся сначала с твоими боевыми ранами.
Но Шарлинта вновь не дала ему расстегнуть рубашку.
— Ни при всех же, — озвучила она фениксу, явно не понимающему причины ее сопротивления.
Братья Рох и телохранители как будто спохватились и стремительно покинули спальню, но император не сдвинулся с места, буравя недовольным взглядом Равенеля, видимо, как самого старшего из женихов.
— Почему в этом доме нет ни одной женщины, которая могла бы помочь девочке раздеться?
Император был просто сама холодность. Таким тоном только зарвавшихся вассалов на место ставить.
— Дед, действие обезболивающего заклинания уже закончилось. Выйди, пожалуйста, а то я кровью истеку.
Одна из ран на боку действительно продолжала кровоточить. Воевать с заупрямившимся императором у Шарлинты сил совсем не было, поэтому она решила надавить на жалость. Нет, принцесса прекрасно понимала, что именно его смущает. Еще вчера или даже сегодня утром Лин тоже вряд ли решилась бы остаться с амаинтами наедине неодетой.
— Дед, они неоднократно могли совратить меня во время путешествия, когда я выглядела куда лучше, чем сейчас, — добавила принцесса, пытаясь разрядить обстановку. — Я даже пожалела, что они этого не сделали, когда плела черную звезду.
Изменить напряженную обстановку не получилось, по крайней мере, никто, кроме самой Шарлинты, даже не делал попытку улыбнуться. Да и самой принцессе улыбка далась с большим трудом. Боль с каждым мгновением лишь нарастала, и казалось, что на теле не осталось ни одного живого места.
— Выдам я тебя, ребенок, замуж завтра же, — с неохотой, наконец, произнес император.
— Выдавай, — легко согласилась Шарлинта, решившая не напоминать, что особых прав на это у деда нет.
Как только дверь за императором закрылась, боевой запал принцессы совсем иссяк. Боль — и физическая, и душевная, накрыли с головой. Удерживаемые до этого слезы сами по себе беззвучно потекли по щекам.
Шарлинту раздевали так бережно, как будто она могла рассыпаться от неосторожного прикосновения, словно фарфоровая кукла. Девушка не чувствовала неловкости от процесса обнажения, но с каждым вновь открывшимся синяком или очередной ссадиной лица ее амаиров настолько темнели, что Лин становилось стыдно.
Стыдно, что не дала достойный отпор и позволила к себе прикоснуться.
Стыдно, что отпечатки чужой мужской хватки россыпью округлых синяков остались на плечах и руках.
Младшенький устроился на кровати в изголовье, поддерживая голову Лин и стирая теплыми пальцами слезы с ее щек. Нел расположился в ногах. Они с Икреем приподнимали и поворачивали девушку, облегчая Трею процесс раздевания. Когда Шарлинта осталась перед ними в одних коротеньких панталонах, щеки принцессы все же заполыхали от смущения. Она непроизвольно дернулась, собираясь прикрыть грудь, но сил даже просто поднять руку не хватило.
— Тише, маленькая, все хорошо. Смотри на меня.
Принцесса послушно подняла глаза на Равенеля, как он и просил, и отпустить этот взгляд уже не смогла. Так было легче переносить то, что делал с ней феникс. То, что его губы, обжигая пораненную кожу горячим целебным дыханием, почти касаются ее, почти скользят по ней, будоража, пробуждая странные незнакомые ранее чувства внутри. Теплая волна прошлась по ребрам девушки от пояса вверх, вдоль самого длинного и глубокого пореза. Песочная прядь волос Трейвента задела оголенную грудь девушки, и Лин захотелось одновременно и выгнуться навстречу и стыдливо прикрыться. А еще закрыть глаза, чтобы Равенель не смог прочесть в них все эти острые странные ощущения. Но глубина серо-синих глаз не отпускала, наоборот, затягивала все глубже, забирала в плен, дарила какое-то неясное предвкушение.
Потом принцессу аккуратно перевернули на живот, и младшенький, не сдержавшись, с чувством выругался вслух. Лин не могла видеть, что там у нее на спине, но ощущалось это, как один огромный болезненный кровоподтек.
— Это откуда? — не удержался от вопроса Равенель.
— Льорх скинул, когда в него попали, повезло, что в кусты, — ответила Шарлинта, сдерживая зевок.
Теперь, когда осталось только ноющая, вполне терпимая боль в спине и ногах, ей все сильнее хотелось спать.
— Повезло, — эхом чуть слышно повторил амаинт странным тоном.
Принцессе как никогда хотелось поднять голову, обернуться и посмотреть ему в глаза, но резкая боль в шее не дала ей это сделать. Горячее дыхание Трейвента, щекоча, спускалось все ниже и ниже. Шарлинта чуть дернулась, когда панталоны потянули вниз.
— Тут царапины, маленькая, не пугайся.
Это был не страх. Принцесса почувствовала, как смущение теплой волной прошлось по всему телу, от щек к пальцам ног, от одной только мысли, что его губы почти касаются ее там. Но единственный предмет одежды, оставшийся на ней, вернулся на место, а феникс занялся синяками и ссадинами на ее ногах. На этот раз следом за дыханием по коже скользили его пальцы. И принцессе не хватило смелости спросить, чем это помогает в процессе исцеления. Веки налились тяжестью, и глаза закрылись сами собой.
Потом кто-то из амаинтов подхватил ее на руки и понес куда-то. У Лин не было сил, чтобы открыть глаза и посмотреть кто именно из них. Принцесса даже не возражала, когда ее окончательно раздели, а потом крутили в очередной раз, как куклу под теплыми струями воды, закутывали в согретую мягкую ткань и снова куда-то несли.
Расстеленная постель пахла свежестью, одеяло укутало мягкостью и теплом. К губам вновь поднесли кружку с отваром, пахнущим немного иначе, чем тот, первый.
— Пей, маленькая.
Принцесса послушно сделала несколько глотков, так и не открывая глаз. Потом кружку убрали, а Нел мягко провел по ее волосам. Откуда-то Шарлинта знала, что это именно Равенель. Она поймала его ладонь и прижала к себе не отпуская.
— Не уходи.