1935
Певец
Тачанки и пулеметы,И пушки в серых чехлах.Походным порядком ротыВступают в мирный кишлак.Вечерний шелковый воздух,Оранжевые костры,Хивы золотые звездыИ синие — Бухары.За ними бегут ребята,Таща кувшины воды,На мокром песке ребят ихМаленькие следы.Ребята гудят, как мухи,Жужжат, как пчелы во ржи,Их гонят в дома старухи,Не снявшие паранджи.Они их берут за спинуИ тащат на голове.Учитель, глотая хину,Справляется: что в Москве?И вот дымится и тухнетСырой кизяк, запылав.В круглой походной кухнеВарится жирный пилав.У нас, в комнатенке тесной,Слышно, как там, в ночи,Поют гортанные песниПленные басмачи.Уже сухую соломуНастлали на ночь в углы,Но входит хозяин домаТаджик Магомет-оглы.Он нам, как единоверцам,Отвешивает поклон,Рукою ко лбу и сердцуЛегко касается он.Мы смотрим с немым вопросом,С невольной дрожью в душе:Ему не хватает носа,Недостает ушей.И он невнятно бормочет,И речь его как туман.Тогда встает переводчикСелим-ага-Сулейман.Не говоря ни слова,Он стелет на пол кошму,Приносит манерку пловаИ чай подает ему.
"Гостеприимства ради,Друзья, мы не будем злыК наследнику шейха Сади —Певцу Магомет-оглы.Слова его — нить жемчужин,Трубы драгоценный звон,И усладить наш ужинПесней желает он".Ночь. Мы сидим раздеты,С трубками, по углам,И пеструю речь поэтаСелим переводит нам.
"Я жил пастухом у бая,Когда в гнезде у орлаАзия голубаяНаложницею спала,Пахал чужие опушкиЯ на чужих волах,Под щеку вместо подушкиПодкладывал я кулак.
Котомка — и вот он весь я, —Котомка, посох и пот!И, может быть, только песняВ котомку ту не войдет —О том, что мор в Тегеране,Восток бездомен и сир,Но, словно курдюк бараний,Налился жиром эмир.Я правду пел, а не блеял,И песня была горька,Она бывала кислееКобыльего молока.Когда я слагал рубай,Колючие, как мечи,"Молчи!" — говорили баи,Шипели муллы: "Молчи!"Но след у неправды топок,С ней нечем делиться мне,Стихи, как цветущий хлопок,Летели по всей стране.Народ умирал в печали,Я пел, а время текло,И четверо постучалиНагайками мне в стекло,Меня повалили на пол,В мешок впихнули меня,Заткнули мне горло кляпомИ кинули на коня.Два дня мы неслись. На третийВ лучах рассветной игрыЗареяли минаретыИгрушечной Бухары.В тюрьму принесли мне к ночиШашлык и сладкий инжир,Тогда я узнал, что хочетБеседы со мной эмир.Закат окровавил горы,Когда, перстнями звеня,На коврике из АнгорыВластитель принял меня.Заря пылала и тухла,Обуглившись по краям,В руке веснушчатой, пухлойДымился длинный кальян.
"Не преклоняй колена,Отри утомленья пот! —(Он сладок был, как измена,И ласков, как тот, кто лжет.) —Не каждый имеет правоПевцу подвести коня!Твоя прекрасная славаДомчалась и до меня.Недаром в свои тетрадиПереписал я самСлова, что промолвил СадиИ обронил Хаям.Догадки меня загрызли:Откуда берете выТакие слова — из жизниИль просто из головы?"Я видел: он врет, лисица!Он льстит, но прячет глаза!И, вынув обрывки ситца,Я вытерся и сказал:
"Эмир! Это дело тонко!Возьмешь ли из головыКривые ножки ребенка,Скупые слезы вдовы?Нет! Песня приходит в уши,Когда, быка заколов,Ты лучшую четверть тушиКазне относишь в налог,Когда в богатых амбарахТебе не дают зерна.В кофейнях и на базарахВесь день толчется онаИ видит, как, прежде сонный,Народ теряет покойПод щедрой, под благосклонной,Под мудрой твоей рукой.Она проходит сквозь сердце,Скисая в нем и бродя,Чтоб сделаться крепче перца,Живительнее дождя,Став черного кофе гуще,Коль совесть твоя чиста,Могущественной, влекущейВходит она в уста!"Эмира дряблые щекиБурели, как кирпичи,Смешным голоском девчонкиЭмир завопил: "Молчи!"Он кинул в меня кинжальчик,Но, словно ветку в цвету,Широкобедрый мальчикПоймал его на лету.
"Мудрец печется о пчелах,Но истребляет ос!Дурак! Не слишком ли дологТвой вездесущий нос?Тобой развращен, сорока,Народ начинает клястьКоран и знамя пророка,Мою священную власть!Чтоб проучить невежу,Запру я песню твою:И нос я этот отрежу,И рот я этот зашью!Дабы доносился глушеК тебе неутешный плач,Саблей отрубит ушиЗавтра тебе палач!Палач души твоей дверцыЗахлопнет, как птичью клеть!""Но если он вырвет сердце,То что же будет болеть?""Не бойся! Его клещамиНе вытащат палачи!Помни меня в печали:Живи, томись, молчи!"Погибель душе эмира!Я стал после трех ночейКруглее головки сыраПо милости палачей.Из лап их в смертном потеУшел Магомет-оглы.Вглядитесь — и вы найдетеУ губ моих след иглы.Скитаясь, подобно тени,Я дожил до дня, когдаНам справедливый ЛенинДал пастбища и стада,Пять ярких лучей свободыГорели в звезде Москвы!Я прожил долгие годы,Но жизнь мне открыли вы,Я стар, но с каждым дыханьемНенависть горячей!Стихи! Их поют дехкане,Бьющие басмачей.Поэтом и страстотерпцем —Так я покину мир.Эмир оставил мне сердце,И он ошибся, эмир!"
Разгладив полы халата,Вздохнул умолкший старик,Мы слышим, как, мчась куда-то,Бормочет пьяный арык.Мы слышим в комнате тесной,Как рядом с нами в ночиПоют гортанные песниПленные басмачи.Матов рассветный воздух,Стали не так острыХивы золотые звездыИ синие — Бухары.Но зоркий прожектор косоПолзет по темным полям…
Выходит наш гость безносыйИ дню говорит: "Селям!"
1936
Песня про Алену-старицу
Что не пройдет —Останется,А что пройдет —Забудется…Сидит Алена-СтарицаВ Москве, на Вшивой улице.
Зипун, простоволосая,На голову набросила,А ноги в кровь изрезаныТяжелыми железами.
Бегут ребята — дразнятся,Кипит в застенке варево…Покажут ноне разницамОстрастку судьи царевы!
Расспросят, в землю метламиБрады у ставя долгие,Как соколы залетныеГуляли Доном-Волгою,Как под Азовом ладилиЧелны с высоким застругом,Как шарили да грабилиТорговый город Астрахань!
Палач-собака скалится,Лиса-приказный хмурится.Сидит Алена-СтарицаВ Москве, на Вшивой улице.Судья в кафтане до полуВ лицо ей светит свечечкой:"Немало, ведьма, попилаТы крови человеческой,Покуда плахе-матушкеЧелом ты не ударила!"Пытают в раз остаточныйБояре государевы:"Обедню черту правила ль,Сквозь сито землю сеяла льВ погибель роду цареву,Здоровью Алексееву?"
"Смолой приправлен жидкою,Мне солон царский хлебушек!А ты, боярин, пыткоюСтращал бы красных девушек!Хотите — жгите заживо,А я царя не сглазила.Мне жребий выпал — важиватьПолки Степана Разина.В моих ушах без умолкаПоет стрела татарская…Те два полка,Что два волка,Дружину грызли царскую!Нам, смердам, двери запертыПовсюду, кроме паперти.На паперти слепцы поют,Попросишь — грош купцы дают.
Судьба меня возвысила!Я бар, как семя, щелкала,Ходила в кике бисерной,В зеленой кофте шелковой.
На Волге — что оконницы —Пруды с зеленой ряскою,В них раки нынче кормятсяСвежинкою дворянскою.
Боярский суд не жаловалНи старого, ни малого,Так вас любить,Так вас жалеть —Себя губить,Душе болеть!..
Горят огни-пожарища,Дымы кругом постелены.Мои друзья-товарищиПорубаны, постреляны,Им глазыньки до донышкаНочной стервятник выклевал,Их греет волчье солнышко,Они к нему привыкнули.И мне топор, знать, выточенУ ката в башне пыточной,Да помни, дьяк,Не ровен час:Сегодня — нас,А завтра — вас!Мне б после смерти галкой стать,Летать под низкою тучею,Ночей не спать, —Царя пугатьБедою неминучею!.."
Смола в застенке варится,Опарой всходит сдобною,Ведут Алену-СтарицуСтрельцы на место Лобное.В Зарядье над осокоюБлестит зарница дальняя.Горит звезда высокая…Терпи, многострадальная!
А тучи, словно лошади,Бегут над Красной площадью.
Все звери спят.Все птицы спят,Одни дьякиЛюдей казнят.
1938