— Святополк уедет в Белоозеро, а княгиню Мальфриду я приглашу побыть у нас подольше. Не хочу отпускать далеко от себя.
— Мутишь ты воду, Мстиславич, — дядька Крут неодобрительно покачал головой. — Ядовитой змее рубят голову, вот и вся недолга.
— Святополк змееныш, а не змея, — Ярослав усмехнулся и положил на стол сцепленные в замок руки. Старые шрамы светлыми пятнами выделялись на загоревшей под жгучим степным солнцем коже.
— И я хочу знать, с кем он сговорился.
— Да с хазарами, с кем же еще! Что тут знать, — в сердцах выпалил дядька Крут.
Сотник кивнул, соглашаясь с ним.
— Батька, и впрямь, дело ведь воевода говорит.
— У хазар полководцев немерено. Уж не целому каганату брат меня продал, — князь скривил губы в невеселой улыбке. — И потому я его отпущу. Я хочу знать, с кем сговорился Святополк, — повторил он.
Княжий отрок V
Горазд стоял в дозоре вместе с кметями да отроками, пока князь творил на площади суд. Чаще тот выслушивал людей в гриднице, окруженный лишь несколькими боярами да дружинниками. Кроме княжеских людей да самих просителей больше в гриднице никого и не бывало. Но по нужде, не реже раза в несколько седмиц Ярослав Мстиславич вершил суд на большой торговой площади, куда ручейками стекался люд со всего городища, а может, и ближайших поселений — поглядеть на князя да ближников его, послушать, что скажет, как рассудит.
Для таких случаев сколотили на площади деревянные подмостки, куда поднимался князь, воеводы его да лучшая гридь. Мастера изготовили для князя престол: поменьше того, что стоял в гриднице в тереме, но с искусной витиеватой резьбой и с высокой спинкой. Для сегодняшнего дня им в спешке пришлось вырезать престол поменьше — для Звениславы Вышатовны. Князь решил, что выдался подходящий случай показать людям их новую княгиню. Вот и приладили к его престолу ошуюю престол поменьше.
Горазд стоял на подмостках чуть боком, чтобы поглядывать на скопившихся на площади людей — не протолкнуться как тесно! Он даже мамку с младшей сестрой приметил там. Тоже пришла послушать да на сына в княжьей дружине поглядеть.
Изредка Горазд косился на князя и княгиню. Суды на площади бояре не жаловали, и потому стоял позади Ярослава Мстиславича токмо его сотник Стемид. А позади княгини — Чеслава! И чего жаловалась она на докуку, мол, в няньки ее Ярослав Мстиславич определил. Раньше-то, поди, ее и в дозор на площадь не брали, а нынче же едва ли не на самом почетном месте стоит! С противоположного конца подмостков Горазду подмигивал Вышата. Быть в дозоре на площади он любил: девки пригожие улыбаются, рассматривают, краснеют да шушукаются. Красота!
Горазд же все больше хмурился. Стояла ненастная, мрачная погода. Еще с ночи небо заволокли тучи, и ветер принес холодную, промозглую серость с реки. Ветер же трепал полы плащей да длинные волосы мужчин, что выбивались из-под надетых на лоб тонких кожаных шнурков. Мальчишка мерз в одной рубахе да плаще, но виду, конечно, не подавал. Не может княжеский отрок на глазах у всего честного люда ежиться али голову в плечи втягивать.
Сегодня искать княжьей Правды пришел крепкий, кряжистый мужчина, повидавший уже немало зим. Поверх рубахи да портков носил он истрепавшуюся от времени шерстяную свиту по колено, даже не подбитую мехом, и подпоясанную широким и таким же истрепанным поясом. Длинная густая борода, некогда черная, как и его волосы, а нынче с проседью спускалась лопатой аж до груди.
— Говори, — велел ему князь, когда мужчина положил два земных поклона — ему и княгине.
— Меня кличут Даром, сыном Дружко, господине, — заговорил тот негромко, и его низкий, густой голос пришелся Горазду по душе. — Родом я из Велеши. А брат мой двухродный жил в Заполье. Недалече от Белоозера.
Отрок поскучнел. Коли вышел у них с братом спор о земле али наследстве, затянется скучная дележка надолго.
— Звали его Малом. Он был хорошим кузнецом.
Краем глаза Горазд углядел, что князь будто бы чуть подался вперед, прислушался к просителю внимательнее.
— Он пропал, господине. Уж много седмиц как. А я навестить его поехал, в кузню-то, так о том и проведал. Кузня-то стоит пустая, без хозяйского присмотра, — мужчина по имени Дар говорил короткими, рубленными фразами, словно было ему тяжело сплетать слова в предложения. Да еще и при всем честном народе, пред князем и его ближниками.
— Неладно тут что-то, господине, — хмурясь, договорил он.
— Отчего же неладно? — спросил князь. — Может, на торг твой брат подался. На ярмарку.
— Так уж шибко заброшенной кузня-то выглядит, — медленно отозвался мужчина по имени Дар. — Там уж сколько седмиц огонь не зажигался.
— Со старостой толковал? Что он говорит?
— Не ведает ничего, — он развел руками. — Мол, запропастился неведомо куда и когда. Не видали, говорит, аж с весны.
— И что же, община без кузнеца осталась? — Ярослав Мстиславич огладил короткую светлую бороду; задумавшись, постучал пальцами по деревянным подлокотникам престола.
Горазд, не выдержав, слегка поежился. Холодало. От промозглого ветра дубели ладони. Он видел, что княгиня прятала руки в складках длинного плаща, а на щеках у нее держался алый румянец от холода. Поскорее бы уже разобрался князь с этим мужиком. Был он нынче последним из просителей, всех остальных уже выслушали и рассудили. Несмотря на промозглую сырость, толпа на площади не редела. Слова о пропаже кузнеца передавали из уст в уста, чтобы услышали даже те, кто стоял далече.
И то верно. Не каждый год из общин люди пропадают в мирное время. Еще и кузнецы! Кто же теперь говорит со Сварогом, кто зажигает в кузне священный огонь?..
— Уж про то не ведаю, господине, — седовласый мужчина развел руками. — Уж не серчай. Староста не шибко ласково принял меня.
— Сказал ли ты ему, что пойдешь моей правды искать?
— Знамо дело! А он, мол, сказал, что от дел общины его своими наговорами отвлекаю. Что ты, господине, с него спросишь по весне дань, а отплатить ему будет нечем. Коли он таскаться будет между общиной своей да Ладогой.
По толпе прокатились смешки, люди принялись перешептываться. Сотник Стемид позади князя прятал улыбку в густые, медные усы.
— Вот, стало быть, как, — Ярослав нахмурился и обернулся к сотнику. — Я хочу видеть этого старосту, отправь в Заполье кметей.
— Сделаем, батька, — отозвался тот.
— Обождем с твоей просьбой, Дар сын Дружко. Прежде мне со старостой потолковать надобно, — князь вновь посмотрел на мужчину перед ним.
Тот закивал поспешно и поклонился — на всякий случай.
— Твоя воля, господине. Благодарствую!
Когда мужчина соскочил с подмостков на землю и затерялся в толпе, Ярослав поднялся с престола и сделал несколько шагов вперед. Стоило ему оказаться на ногах, как свирепый ветер тут же подхватил полы его нарядного, подбитого мехом плаща-корзно. Следом за мужем встала и княгиня: никто не смел сидеть, коли стоял князь.
— Хорошо ли я рассудил вас нынче? — громко, перекрикивая шум ветра и гул голосов спросил он у толпы, и люди грянули вразнобой в ответ.
— Любо, княже! Хорошо! Да!
Ярослав улыбнулся. Зеваки да слушатели принялись потихоньку расходиться, и Горазд потоптался на одном месте. Слава всем богам! Уже представлял, как вернутся они в терем да согреются горячим, ароматным питьем.
К князю подошёл потолковать сотник Стемид, и Звенислава Вышатовна тоже шагнула к мужу, намереваясь что-то сказать, но была остановлена Чеславой. Горазду с его места привиделось, что та грубо и больно стиснула княгине руку повыше локтя, даже будто бы одернула и что-то шепнула сквозь зубы. Вздрогнув, Звенислава Вышатовна резко шагнула от Чеславы прочь, вырывая руку из ее хватки, и недовольно высказала ей.
Подвели княжеских лошадей. Ярослав Мстиславич с легкостью вскочил в седло, а поводья для смирной кобылки княгини передали Чеславе. Два отрока подсобили Звениславе Вышатовне, подсадив ее в седло. Горазд успел разглядеть, как княгиня как раз потянулась за поводьями, и Чеслава в тот момент в сердцах уж больно резко ими дернула, отчего кобылу повело в сторону. Спокойное животное запнулось обо что-то копытом, испужалось, заржало тонко и пронзительно и взбрыкнуло впервые за всю свою коротенькую жизнь, сбросив на землю княгиню Звениславу, которая толком и понять ничего не успела — так быстро все случилось.