На крыльце избы воевода повстречал Чеславу и едва не крякнул вслух! Эта-то зачем тут взялась? По мужам принялась шастать, эдакая дрянь?! Девка в мужицких портах! Да он до последнего своего вздоха с таким не смирится и не привыкнет!
Заметив его, Чеслава принялась расправлять рубаху, выбившуюся из-под воинского пояса. Неосознанно она потянулась к повязке, закрывавшей глаз, и поправила и ее тоже.
— Что избу без дела подпираешь? Али в тереме заняться нечем? — недружелюбно пробурчал воевода, поднявшись на крыльцо.
Ему дерзить Чеслава не смела. Перевела взгляд на свои руки и раздраженно пожала плечами, отчего жиденькая косица соскользнула за спину.
— Княгиня восхотела с ними свидеться. А меня к ней князь приставил.
Вот, стало быть, как. Не медля ни мгновения, дядька Крут толкнул дверь сперва в сени, а после — в горницу. Он и сам не ведал, что хотел застать да чего добиться такой спешкой. Но, оказавшись внутри, увидал, что молодая княгиня сидела на лавке, а напротив нее через стол — воевода Храбр с сыном Баженом. В воздухе еще слышался ее смех, когда дядька Крут вломился в избу.
По уму следовало, конечно, постучать. Раздосадованный на самого себя, он засунул пятерню в волосы на затылке и разворошил их.
— Здрав будь, воевода, — Храбр Турворович поднялся ему на встречу, а следом за отцом — Бажен. Оба приложили к груди раскрытые ладони и слегка наклонили головы.
— Мир твоему дому, воевода, — отозвался в ответ дядька Крут.
Молоденькая княгиня в новенькой кике смотрела на него со сдержанным любопытством.
Старый дурак, выругал себя он. Нашто вломился, заслышав, что и она тоже тут? При ней-то как спросить о том, что волнует?! Ушел бы да вернулся опосля. Вот уж велика беда — княгиня пришла с дядькиным воеводой попрощаться перед отъездом. Но после Рогнеды, конечно, все самое дурное в голову и лезло…
— Раздели с нами трапезу, — пригласил Храбр Турворович, указав рукой на стол с кувшинами, кубками да подносом с пирогом, и тут уж дядьке Круту было некуда деваться.
Отказаться от такого приглашения — значило обидеть.
Нехотя он уселся за стол со стороны княгини, поодаль от нее да покосился в другую сторону. На самом краю лавки лежал огромный, небрежно сложенный сверток. Внутри воевода разглядел пару шерстяных безрукавок да иную одежу.
— Это нам с батькой Звенислава Вышатовна передала, — беспечно рассказал Бажен, заметив косой взгляд воеводы, и потянулся здоровой рукой к чарке.
На раненном плече он все еще носил тугую повязку: трудно заживал удар меча берсерка.
Отрок болтал, не думая. Вот и отец его нахмурился.
— И пирог еще!
Воевода Храбр как раз поднялся на ноги и взял в руки нож, чтобы его разрезать.
Дядька Крут поглядел на княгиню: та смущенно улыбалась, опустив взгляд на сложенные на коленях руки. На запястьях у нее были защелкнуты новенькие наручи: втрое краше тех, что носила, будучи княжьей невестой.
— Недолго вы у нас погостили. Остались бы хоть до торга, когда норманны приедут! Знатный будет торг! — дядька Крут вновь повернулся к Храбру Турворовичу.
Тот откинул с лица темные, как и у сына, волосы и покачал головой.
— Благодарю за гостеприимство, воевода, но пора и честь знать. Домой хочется — к семье, — его глаза улыбались.
И вовсе не зазорно было ему признаться, что соскучился по водимой жене да по детишкам. А коли кто в храбрости да доблести его сомневаться станет — так воеводе Храбру найдется, что ответить.
— Когда собираетесь?
— Да через пару дней. Лекарь велел обождать еще немного, чтоб плечо у сына подзажило, — Храбр Турворович потрепал Бажена по голове.
Было видно, он им гордился. Выстоять в схватке с берсерком! О таком и внукам рассказывать будут.
Немного помолчали. Дядька Крут досадовал на невовремя пришедшую княгиню и размышлял, как бы половчее спросить о том, что его тревожило.
— Давненько я знахарку вашу не встречал. Жена велела в избу ее позвать, мол, поблагодарить хочет, что меня из-за Кромки вытащила. А я не ведаю даже, где ее искать-то?
Может, половчее и не вышло.
Храбр Турворович медленно покачал головой.
— Ничем тебе тут не помогу, воевода. Сам ее не видал, как на Ладоге мы очутились.
Молодая княгиня торопливо поднесла к губам чарку и сделала несколько глотков.
Расправив на коленях поневу, она встала:
— Засиделась я что-то, — Звенислава Вышатовна улыбнулась. — Приду еще вас проводить!
Слегка поклонившись, она ушла.
Поднявшиеся ей вслед на ноги мужчины проводили ее задумчивыми взглядами.
— Я тоже пойду, — лишь самую малость не сгорев со стыда, буркнул дядька Крут. — Коли не свидимся боле — скатертью дорога!
Он вылетел из избы, костеря себя на чем свет стоит. Старый дурак, нашто ты вообще сюда пришел, чего дома на лавке при жене не сидится! Еще с вопросами своими полез… Станут теперь думать, что воевода славного ладожского князя совсем ума лишился!
Нахмурившись, дядька Крут брел по ладожским улочкам, не разбирая дороги. Вокруг носились дети, женщины с плетеными деревянными коробами шли к главной площади, где начинался торг. Вдалеке ржали лошади, доносился шум от пристани: там встречали какой-то кораблик.
Когда взгляд в толпе зацепился за знакомую одежу, воевода резко остановился. Через дорогу от него, подле дверей в избу кузнеца, скрестив руки на груди, стояла хмурая Чеслава. Княгини было не видать. Дядька Крут ступил в сторону, схоронившись за груженой повозкой. Неужто девка от веленого отлынивает? Неспроста же ее Ярослав приставил к Звениславе Вышатовне.
Воевода еще не успел толком ополчиться против строптивой, непокорной девки, когда открылась дверь, и на улицу, крепко прижимая к груди какой-то сверток, вышла молодая княгиня. Она поглядела несколько раз по сторонам, словно что-то искала, и лишь потом быстрым шагом направилась в сторону терема. Чеслава, поджав губы, молча последовала за ней. Неодобрение так и читалось у нее на лице.
Дядька Крут негромко присвистнул, выходя из-за повозки. Это что вообще такое? Какое дело у княгини, которая на Ладоге без зимы седмица, может быть к местному кузнецу?
Воевода решительно пересек заполненную народом дорогу и толкнул дверь в избу, из которой вышла княгиня. Он сразу же попал в горницу, где кузнец обычно встречался с людьми и принимал заказы. Повсюду — на стенах и на лавках — висели и лежали его работы, доказательства мастерства. Дядька Крут разглядел мечи и ножи, наконечники для стрел, топоры, задвижки да застежки, оковки для сундуков, подставки под лучины, подковы, витые гривны, женские украшения и еще много всего!
На шум из соседней горницы вышел кузнец — умудренный зимами муж, с опаленным лицом и светлыми, почти невидимыми бровями. Он вытирал руки об изнанку толстого, кожаного фартука, который оберегал его от огня и искр.
— Помогай Сварог, — воевода обернулся к нему, понимая, что не помнит и не узнает его лица.
Немало люда поселилось на Ладоге за последние зимы, когда князь пообещал всячески привечать умельцев да мастеров. Видно, и кузнец этот из таких, приезжий.
— Здрав будь, воевода.
А вот кузнец его откуда-то знал. Может, видал на княжьем подворье? Али еще где. Тем лучше для дядьки Крута, не придется вокруг да около ходить.
— Ты по делу ко мне али?.. — видать, он крепко задумался, коль кузнец решил поторопить его вопросом.
— По делу, добрый человек, — дядька Крут упер руки в бока. — Нынче вот княгиня от тебя выходила, чего хотела она?
— Ба-а-а, так это, стало быть, наша молодая княгиня? — кузнец задумчиво почесал коротко стриженную бороду.
Из-за близости огня им единственным не было срама носить короткую бороду да и волосы стричь. Не навлекали они тем самым на себя бед, не лишались силы в руках.
— А я и не ведал, — он развел руками, глядя на воеводу. — Да и она, скромница эдакая, не сказала ничего!
Это коли скромница, мрачно подумал дядька Крут. А не коли нарочно смолчала, задумав дурное.