Наливаю себе виски и тоже сажусь в кресло, знаю, что полковник сейчас обязательно будет делиться со мной воспоминаниями, но испытываю удивление, когда воспоминания эти касаются его жены, матери Аллы.
О ней он предпочитал не вспоминать. Очевидно, не хотел вскрывать былые раны.
— Она была тихой девочкой. Мы в одном дворе жили. Начали дружить, но она была непробиваемой. Максимум поцелуи, а ведь мне было уже семнадцать. Не бегать же от нее к шлюшкам. Я с ней хотел. Любил очень, — полкан опрокидывает бокал и указывает на меня пальцем. — Ты вот, любишь мою дочь?
Тут даже, если хочешь ответить «нет», то делать это лучше не стоит.
— Люблю.
— Вот и я свою Зинку любил. Больше жизни. Семью с ней хотел. Детишек. Дом свой, чтобы вот такой же большой. А моему отцу она не понравилась. Говорит, ни чета мне. Ну, я наплевал на его мнение. Мужик я или не мужик? — самодовольно ухмыляется. — Но папашка мой не дремал, вместо вуза в армию отправил. Но она ждать пообещала, я верил ей больше, чем себе. А потом отец письмо присылает, мол, уехала она к какому-то хахалю своему, бросила, мол, меня. А я не поверил. Знаешь, вот не поверил ему. И не зря. Ко мне она приехала. В училище в том же городе поступила, в общаге жила и все ради меня. Я после этого уже никуда бы ее не отпустил.
— Я этого не знал, — откашливаюсь, думая о том, сколько он выпил раз делится таким.
— А вот ты Аллку отпустил…— говорит укоризненно. — Хотя она ведь такая же как Зинка, пробивная, непоколебимая. За тобой бы на край света пошла. Что решила для себя — не отступит.
— Виноват, — ощущаю себя салагой в армии. — Исправлюсь. Буду бить стекло, пока не треснет.
— И правильно. С Аллкой по-другому нельзя. Но я тут вот что подумал, ты вроде умный мужик, а как с бабами себя вести, не знаешь. Ладно, жены у тебя не было, это понятно, а просто бабы? Отношений там, сожительства.
Мне вроде нестыдно говорить, но как-то не по себе становится. Как будто в школе ответ правильный не знаешь, а бабушка дома еще и п*здить за это будет. Отношения это не про меня. Раньше уж точно, это мне было не интересно.
— Если отношения на ночь можно назвать отношениями, то были…
— Беда, совсем молокосос, — почесывает отросшую щетину, смотря на меня задумчиво. — Ну, слушай, а ты попробуй ей цветы подари. Или в кино своди. Комплиментами осыпь, женщины любят ушами, глазами.
— Может лучше на охоту, — морщу лицо от этой ванильной романтики. — Или клинику. Я и место уже нашел. Там только ремонт сделать.
— Нет, нет, друг мой. Это ты и так для нее сделаешь, а вот показать, что готов на романтическую дрянь, это многого стоит. Ей ведь только двадцать. Посадить ее голой на кухне ты всегда успеешь, а вот показать сказку… Это уметь надо, — отвечает уверено. — Я вот знаешь, как Зинке своей предложение делал? Мы с пацанами под ее окнами выстроились в предложение. Вот там вся общага ей завидовала. Даже мой папаша оценил, квартиру нам подогнал, должность мне, ну сам понимаешь.
Киваю, думая, что у меня-то как раз нет никого, кто подгонять будет блага цивилизации, самому придется. Но насчет свиданий надо подумать.
Но может быть все проще?
Когда полкан засыпает в кресле, я тихонько поднимаюсь на второй этаж и подхожу к комнате Аллы, прислушиваюсь к тому, что происходит за ней, и нажимаю ручку. Она не поддается.
Хоть бы лазейку оставила, стерва.
Ладно, будут тебе свидания… Как бы не попросила потом пощадить тебя…
Глава 50. Алла
На утро я проснулась одна.
Ну, все правильно, я ведь так и хотела. Просто… холодно одной. Одиноко. А вот если… Стоп, никаких «если»!
Ну ничего, сегодня важные пары. И я буду думать об учебе, а не всяких там Тамерланах. Именно с такими мыслями я поднимаю свою тушку и иду в ванную комнату, взглядом цепляясь за балкон.
Тоже мне герой любовник нашёлся. Ещё и совести хватило у него. Раньше надо было такое исполнять, когда я была дурочкой, смотрящей ему в рот, когда я за любое его внимание готова была чуть ли ни пятки его облизывать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я не буду о нем думать, не буду и все тут! Но весь энтузиазм пропадает, когда во время завтрака папа решает спеть мне ту же утомительную песню.
— Дочь, он же отличный мужик…
Смотрю на папу, как на идиота.
— Неужели? — выдаю ехидно.
— Ладно, ладно. Он нормальный. Ну может быть не совсем нормальный. Но! Тамерлан надежный. С ним ты всегда в безопасности. Любит тебя.
Вскипаю как чайник, готовая брызгать ядом. Держусь из последних сил, между прочим.
— Так любит, что ни разу не спрашивал о моем здоровье за четыре месяца. Не позвонил? А если бы я залетела, а если бы я умерла!
— Ну я бы сразу ему сообщил…
Вилка падает из моих рук, а вид любимых оладий становится невыносимым.
— Спелись, значит. Снова! Почему-то я не удивлена.
— Гордость, гордостью, но…
— Хватит, пап…
Но разве его заткнешь, когда шарманка уже завелась, а ракету пустили в космос. Судя по всем его словам, я получаюсь плохой, а Тамерлан так просто ангел. То-то я смотрю ему нимб на череп давит.
— Он меня достал звонками все эти четыре месяца. И как позвонит, то обязательно как бы невзначай о тебе выспрашивать начинал. Он ради тебя мэра прикончил, чуть в тюрьму не сел, любимую работу бросил. Знаешь, как для военного это важно? Ну ошибся мужик разок, — разок, ага. — Так с кем не бывает. Ты должна пойти ему на встречу.
Я просто в ауте. Отца не поймёшь, то он против своего друга, то за него.
Любит. Как же! Или… Любит?
Нет, Алла, нет.
Не стоит очаровываться.
А то бабочки в животе уже заплясали. Скоро в пчел превратятся и выпьют весь нектар нервной системы.
Встаю из-за стола, аппетит пропал окончательно.
Я сама буду решать, что дальше. Слушать себя, а не других. Отец уже помог как-то раз. С меня хватило.
И если я решу простить Тамерлана, то это будет только мое решение.
Мое и ничье больше!
— Если ты сейчас не прекратишь. Я с тобой разговаривать не буду. Никогда!
Отец может и хотел возразить, но я без промедления, быстро сматываюсь на учебу.
Пары тянутся… слишком долго. День настолько утомительный, хоть вешайся. Настигает тупая апатия.
Пол ночи не спала же, а всему виной вернувшийся в город Тамерлан, решивший, что я просто обязана с ним быть.
Серьезно? Вот так просто, из-за чего? Из-за секса? Кем он себя возомнил.
Так я вон пойду и… Ну не пойду, конечно. Но и к нему так просто не вернусь. Я ему мозг чайной ложечкой сожру, если он решил меня вернуть, он ещё пожалеет о задуманном.
Хотя, если уж совсем честно, то прошлой ночью мне очень хотелось пустить его к себе. Ощутить его гнев, его силу, покориться и покорить. Почувствовать его горячую кожу, его поцелуи, его страсть, его похоть, что быстрым потоком снесли бы меня с ног.
Боже, как хочется… Ну вот нельзя, нельзя об этом думать. Вот лучше бы оставался в своём Питере, а я бы всю жизнь его проклинала.
Даже малейшая мысль о таком быстром прощении меня пугает. Он ведь совсем ничего не понял. Снова будет считать меня доступной, готовой ради него на все. Нельзя, нельзя быть такой. Нельзя так безоговорочно любить. Особенно после четырёх месяцев тяжёлой разлуки.
Мысли как колом в землю, забиты им одним. Даже сейчас, сидя на последней парте, подальше ото всех я пишу ручкой его имя вместо того, чтобы конспект записывать. Ещё и сердечками его имя обложила. Как школьница, ей богу.
Черт бы его подрал!
Он как чума, распространяется с неимоверной скоростью, убивая мысли. Все разумное. И выкинуть из головы невозможно. А хочется!
Или не хочется…
Пристрелить охота или отдаться так, чтобы искры из глаз посыпались. Затрахать до смерти!
И верить ему очень хочется.
Дать ещё один крошечный шанс, но могу ли я так рисковать?
Хотя больней уже и быть не может.
Боже, ну почему так сложно-то?!
Еще отец на уши подсел, а я теперь думай. А может, он прав?