Внезапно мистер О’Хара сунул руку в карман и вытащил оттуда насекомое. Он держал его перед собой за лапку.
Эллин отшатнулась.
Но Джеральд вдруг обратился к саранче:
— Твои лапы сильные, как стальная пружина, — проговорил он вполне добродушно.
И это простое обращение и нехитрые слова словно образумило Эллин. Она вдруг поняла, что саранча — тоже божья тварь, которая тоже хочет есть, жить, которой тоже нужно плодиться.
А потом Джеральд О’Хара, хоть он вот уже четыре часа воевал с саранчой, давил, кричал на нее, сметал в большие кучи и сжигал, подошел к двери осторожно выпустил саранчу к другим, как будто боялся сделать ей больно.
И это внезапно успокоило и Эллин, и Скарлетт. Они обе внезапно приободрились.
— А зачем отец выпустил саранчу? — шепотом спросила Скарлетт у Эллин.
Мать пожала плечами.
— Отец добрый, — сама ответила на свой вопрос Скарлетт.
— Дай-ка мне еще виски, — обратился Джеральд к Эллин и устало опустился на трехногий табурет.
Та бросилась к буфету и поставила перед ним бутылку.
А в это время там, за домом, среди урагана беснующейся саранчи, рабы колотили в гонг, подбрасывали в костры сырые листья, все с ног до головы облепленные насекомыми.
Видя это в окно, Эллин содрогнулась от отвращения.
— И как только им не противно, когда они садятся на тело? — спросила она мужа.
Джеральд осуждающе посмотрел на нее.
— А что остается делать? Человек ко всему может привыкнуть, даже к этой гадости.
И Эллин внезапно оробела точно так же, как и тогда, когда впервые приехала в Тару. И муж тогда словно бы впервые увидел ее в другом свете. Ее, горожанку, с завитыми волосами, с отполированными острыми ногтями…
«Может, и мне не будет со временем противно, когда саранча сядет на меня?» — подумала Эллин.
Пропустив стаканчик-другой, Джеральд О’Хара вернулся к месту боя, пробираясь среди сверкающих коричневых полчищ саранчи.
Уже прошло пять часов с того времени, как стая опустилась на земли Тары. Через час должно было сесть солнце. Тогда опустится на землю и вся стая. Она висела над головами людей все такая же плотная, деревья сплошь были покрыты сверкающими коричневыми наростами.
Эллин плакала. Никакого просвета. Саранча, саранча, саранча, словно пожар. И Сьюлен и Кэрин плакали наверху, прижавшись к Мамушке. А та пыталась их успокоить.
Но шелест полчищ саранчи напоминал шум большого леса в бурю. По крыше словно дождь барабанил, земли не было видно, по ней текли блестящие коричневые потоки. Того и гляди, людей проглотит отвратительный коричневый водоворот.
А Скарлетт, сидевшей с матерью на кухне, казалось, что крыша может провалиться под тяжестью саранчи, дверь не выдержит ее напора, и насекомые наводнят дом. Они ворвутся, и заполнят собой все — кухню, гостиную, спальню, коридоры. Весь дом будет полон шуршащими насекомыми.
Становилось совсем темно.
Эллин взглянула в окно на небо. Воздух стал прозрачнее, среди темных быстрых туч показались просветы. Эти голубые кусочки неба были прохладные и хрупкие. Солнце, должно быть, садилось.
Сквозь саранчовую завесу она увидела приближающиеся фигуры.
Впереди группы рабов бодро шагал Джеральд. За ним управляющий, измученный и осунувшийся. Позади шли негры. Все они с ног до головы были покрыты саранчой. Грохот уже прекратился и женщины слышали только шелест неисчислимого множества крылышек.
Джеральд и Джонас стряхнули с себя на крыльце насекомых и вошли в дом. Джеральд, немного поколебавшись, подозвал к себе двух рабов и отдал им приказание выкатить из подвала всем работникам бочку рома. Негры, уже не обращая внимания на саранчу, бросились выполнять указание.
— Ну вот, — сказал Джеральд, целуя Эллин в щеку, — главная стая все-таки пролетела мимо, мы своего добились.
— Боже мой! — воскликнула Эллин, не в силах сдержать слезы. — Хватит и того, что они натворили здесь.
Но муж был настроен радостно.
— Ты не можешь себе представить, Эллин, какое это счастье, что главная стая пролетела мимо. Они не отложат здесь яиц, и это больше здесь не повторится, во всяком случае, в ближайшие годы.
— А куда же они полетели? — спросила Эллин.
Джеральд пожал плечами.
— Трудно сказать. Не дай Бог, чтобы они опустились на плантации кого-нибудь из наших соседей.
Вечерний воздух больше уже не был черным и густым, а стал чистым и голубым. Только отдельные стайки со свистом носились туда и обратно.
Все вокруг — деревья, постройки, кусты, земля — все было покрыто густой коричневой массой.
Джеральд посмотрел в окно и тяжело вздохнул.
— Если ночью не пойдет дождь, и они не отяжелеют от воды, то на заре вся стая улетит.
В разговор вмешался Джонас Уилкерсон.
— Но попрыгунчики-то у нас, конечно, будут. Однако, главная стая пролетела мимо нас — и то слава Богу.
Эллин поднялась, вытерла глаза, сделав вид, что вовсе и не плакала. Поваренок и кухарка уже вернулись на кухню и принялись готовить ужин. Все рабы буквально валились с ног от усталости, и Джеральд сказал, что все они могут отдыхать до утра.
Подкрепившись ромом, негры разбрелись по своим хижинам.
Когда на столе стоял ужин, Эллин стала слушать, что же говорит Джеральд. Скарлетт тоже было интересно, что же уцелело на полях.
И женщины узнали, что не уцелело ни одного ростка табака, ни одного ростка хлопка — ни одного. И придется сеять все заново, как только улетит саранча.
— Ты не можешь представить, — обращаясь к Эллин говорил Джеральд, — коробочки хлопка, еще не раскрытые, валяются на земле, а все вокруг выглядит, словно после пожара.
«Но какой смысл сеять заново? — подумала Эллин. — Ведь если земля будет наполнена попрыгунчиками, они все сожрут».
Но она не стала спрашивать об этом мужа, и так ему довелось тяжело, а продолжала слушать, что советовал для борьбы с саранчой Джонас Уилкерсон.
— Говорят, нужно дождаться, когда они выведутся, и шарить в траве, следить, не зашевелится ли в ней что-нибудь. А когда нападешь на выводок попрыгунчиков — малюсеньких, юрких, похожих на сверчков, надо окопать это место канавой или же сжечь их живьем. Саранчу нужно уничтожать в зародыше, только так ее можно победить.
Джеральд тоже делал кое-какие замечания. Мужчины говорили так, словно разрабатывали план боевых действий, а Эллин, пораженная, слушала их.
Ночью же все было спокойно, снаружи не доносилось никаких звуков, только изредка трещала ветка или падало дерево под тяжестью насевшей на него саранчи.
Скарлетт не могла заснуть. Она беспокойно ворочалась с боку на бок, она все еще боялась, что саранча, улучив момент, заберется в дом. И сколько ни успокаивала ее Мамушка, отдыхавшая рядом с ней в кресле, девочка никак не могла заснуть.