второй мировой войны 94 самолёта, написавший книгу "Я бил "сталинских соколов"" и умерший в 1999 году в свой 85-ый день рождения.
Очередь прошила крыло "брюстера", вырвав из него клочья обшивки. Финн занервничал и заметался. Это тебе не "чаечек" и санитарные колонны расстреливать. Краем глаза замечаю, как в стороне появились ещё два самолёта.
— Тринадцатый! Здесь Дункан! Идём на помощь!
— Справлюсь. Возвращайтесь в район патрулирования.
— Принял! Ухожу в район,— пара "яков" плавно ушла в вираж, ложась на обратный курс.
— Командир, я сверху прикрою,— истребитель Санчеса пошёл в набор высоты. Молодец, не лезет на добычу вожака.
На вираже всё же смог подловить вёрткого финна и всадил очередь прямо в двигатель. "Брюстер" чадно задымил и полез в резкий набор высоты. В верхней точке он свалился на крыло и от него отделилась фигурка человека. Пара секунд и в небе расцвёл цветок купола парашюта. Руки чесались страшно, так хотелось расстрелять этого гада в воздухе, но решил этого не делать. Финна сносило прямо на позиции зенитчиков и там его примут в "ласковые" руки. Лишь бы до смерти не забили.
Только сейчас почувствовал, что я весь насквозь мокрый. Весь бой занял считанные минуты, а казалось, что пару часов.
— Командир, чисто,— Санчес наверху бдит.
— Возвращаемся,— я устало откинулся на бронеспинку.
Опять прошли на малой высоте над Дорогой жизни, покачиванием крыльев приветствуя колонны, везущие в Ленинград Жизнь.
ХРЯСЬ!!! Мой кулак впечатался в столешницу, заставив стоящие на ней чернильницу и пару стаканов с чаем подпрыгнуть. Я был в бешенстве. Точно так же, как совсем недавно дома у Светланы. Передо мной лежали фотографии, на которых были растерзанные пулями маленькие дети. Крошечные тела, залитые кровью, с оторванными ручками и ножками, разорванные пополам. Пули калибра 12,7 мм. и взрослого могут разобрать на части, что уж говорить о детях.
В колонне, расстрелянной финскими асами, с детьми возвращался из командировки в Ленинград фотокорреспондент одной из газет. Вот он и зафиксировал на камеру сам момент и результат атаки на санитарный автобус и грузовик. Другие машины в колонне не пострадали. Нашему особисту Данилину, через знакомого в особом отделе Ленинградского фронта, удалось раздобыть эти фотографии.
— Я хочу увидеть эту тварь!— я не говорил, а рычал. Ненависть просто захлёстывала меня.
— Илья, успокойся, давай без глупостей,— стоящий рядом с белым как снег лицом Гайдар, который тоже видел эти фото, положил свою ладонь мне на плечо.
— Глупости?!! Это по твоему глупости?!!— я схватил фотографии и потряс ими перед лицом Гайдара,— Да я эту суку голыми руками на куски порву!!!
— А ну, тихо!!!— Данилин громко хлопнул ладонью по столу,— Успокойся, Илья! Ты боевой лётчик, дважды Герой Советского Союза, так что держи себя в руках! Вот, выпей,— он протянул мне наполовину наполненный стакан. Как оказалось, там был чистый спирт, но я влил его в себя одним глотком, не замечая вкуса. Дыхалку перехватило.
— Кто он?— уже спокойно спросил я, отдышавшись.
— Прапорщик Эйно Юутилайнен. На сегодняшний день имеет на своём счету 17 сбитых. Матёрый, сволочь, ещё в Зимнюю отметился.
— Я должен его увидеть.
— А вот теперь я уже и не знаю, стоит ли. Ты его там прибьёшь, а он ещё должен дать нужные сведения. Хотя он сам просил о встрече с лётчиком, который его сбил.
— Всё, я успокоился,— я перевёл дыхание, действительно успокаиваясь, хотя где-то внутри всё ещё клокотала ненависть,— Обещаю, что глупостей делать не буду.
В комнате, куда меня провели, предварительно забрав пистолет, за столом сидел крепкий мужчина в форме с двумя шпалами в петлицах и щитом и мечом на рукаве*. Рядом с ним, пристроившись сбоку стола, на табурете расположился молодой парень в очках с круглыми стёклами с одиноким кубиком в петлице** и без какой-либо аппликации на форме. А перед ними, метрах в двух от стола, спиной к входу, сидел их собеседник.
(* Две "шпалы" в петлицах были знаком различия до 1943 года майора в РККА и ВВС, либо старшего лейтенанта госбезопасности.
** Один "кубик" в петлице— младший лейтенант.)
Услышав, что кто-то ещё вошёл в комнату, сидящий спиной ко мне финн попытался обернуться. Отчасти у него это получилось и моему взору открылась шикарная картина. Вся левая сторона лица у него представляла из себя один сплошной синяк. Похоже его хорошо отделали зенитчики, в чьи руки он попал сразу после приземления, а может и уже здесь обработали, хотя вряд ли.
— Здравствуйте, товарищ гвардии майор,— сотрудник особого отдела поздоровался со мной первым,— Вот познакомьтесь. Прапорщик Эйно Юутилайнен. Именно его вы сбили. Он очень просил организовать ему встречу с вами и мы сочли возможным пойти ему навстречу. А это,— он кивнул на сидящего сбоку паренька, который тут же вскочил с места и вытянулся в струнку,— наш переводчик с финского младший лейтенант Чувилин.
— Здравствуйте, товарищи,— поздоровался я в ответ,— думаю, что переводчик не потребуется. Я прекрасно говорю по-немецки, да и прапорщик его тоже должен знать. Всё же, как ни как, язык его хозяев.
Я прошёл к столу и старший лейтенант встал и уступил мне своё место, а сам отошёл чуть в сторону. Я положил на стол папку, с которой пришёл, и посмотрел прямо в глаза финну. Он пытался изображать из себя героя, но не выдержал и отвёл взгляд.
— Встать!!! Aufstehen!!!— рявкнул я, едва Юутилайнен отвёл взгляд. От моего рыка даже старший лейтенант вздрогнул, а переводчик аж подпрыгнул на табурете. Юутилайнена словно пружиной подбросило вверх от неожиданности. То, что он знает немецкий я не сомневался. Читал я о нём в своё время и читал его биографию. Интересно мне было. И там было написано, что в небо его потянуло после прочтения книги лучшего немецкого аса Первой мировой войны барона Манфреда фон Рихтгофена. И читал он её на языке оригинала, то есть на немецком.
— Если вы не уважаете старшего по званию, хоть и противника, то и чёрт с вами. Извольте тогда уважать рыцаря Британской империи,— я говорил на немецком и он меня прекрасно понимал,— Вы хотели меня видеть и я здесь. Признаться, я тоже желал этой встречи, но лишь с целью убить вас, Юутилайнен, самым изощрённым способом. Но потом решил, что марать о вас руки, это ниже моего достоинства.
— Большевик говорит о достоинстве?— словно плюнув произнёс Юутилайнен пытаясь при