class="p1">— Что с машиной?— кивнул на ЯК.
— Сложно, но сделаем. Дня четыре точно провозимся.
Я кивнул в ответ и пошёл к автомобилю; — Кузьмич, тебя подвезти?
— Можно. Я сейчас тогда за краном. Отбуксируем Яшку к себе и займёмся им.
Я вернулся на своё КП. На взлёт пошло звено Шилова, а значит наши возвращаются. Быстро накинул комбинезон и пошёл на стоянку своего истребителя. Санчес уже прогрел двигатели и винты крутились на холостых оборотах. Он помог мне надеть парашют.
— Как там?— Санчес кивнул в сторону ВПП.
— Хреново, Мигель. Сильно Витьку попятнало.
Едва занял место в кабине, как в стороне КП в небо взлетела красная ракета, а в наушниках раздался голос командира истребительного полка.
— Первая, вторая эскадрильи на взлёт. С севера большая группа бомбардировщиков.
— Здесь Тринадцатый! Мы парой в деле!— вот, похоже, и гости по нашу душу пожаловали. Уж что-что, а разведка у немцев работает хорошо и место нашей дислокации им известно.
Мимо, поднимая за собой следом клубы снежной пыли, пошли на взлёт И-16е. Ну а следом и мы с Санчесом.
Немцев встретили на подступах к Ленинграду. ВНОС* сработали своевременно. Три девятки "Ю-88" в сопровождении двенадцати "мессеров" шли ровным строем курсом на наш аэродром. "Ишачки" пошли в лоб на "юнкерсов", а мы с Санчесом ринулись наперерез "мессерам". Краем глаза заметил, как со стороны Ленинграда приближается ещё группа самолётов. И-153"чайка" в количестве пяти единиц набирали высоту.
Драка получилась жаркая. Увидев истребители в ненавистной им окраске, немцы словно с ума сошли. Полностью игнорируя другие краснозвёздные самолёты, бросив на растерзание свои бомбардировщики, они всей стаей набросились на нас. Двоих мы с Санчесом срезали сразу же. А потом закрутилась "собачья свалка". Казалось, всё небо в паучьих свастиках и крестах. "Мессеры" мелькали словно осы, на доли секунды попадая в перекрестие прицела, но нам, чаще, этих мгновений хватало, чтобы всадить несколько снарядов и пуль в брюхо или крыло продукции немецкого авиапрома. По пятерым я точно попал, когда немцы как-то вдруг неожиданно закончились.
Заложив вираж я осмотрелся. В северном направлении на всех парах, едва не махая крыльями для ускорения, удирали двенадцать "юнкерсов", несколько из них с чёрными дымными хвостами. "Мессеров" видно не было. Или всех посбивали, или кто-то успел удрать, что было наиболее вероятно.
— Mierda de perro*!— выругался Санчес по-испански.
(* Дерьмо собачье (исп.))
— Кортес, ты чего матюками матюкаешься?
— Крыло зацепили, суки!— испанец то он испанец, но по-русски говорит прям с рязанским говором, особенно когда ругается,— Спасибо амигос на "москас", что сняли у меня с хвоста фрица.
(* "Москас" ( "мушка") — прозвище истребителя И-16, которое ему дали испанцы во время гражданской войны в Испании ( 1936-1939 г.) ).
На аэродроме царило похоронное настроение. Привыкли уже все в эскадрильи, что воюем без потерь и оказались морально совершенно не готовы принять тот факт, что и сами можем попасть под раздачу. В столовой, где все собрались после возвращения, царила непривычная тишина. Кто-то задумчиво ковырялся ложкой в тарелке, кто-то, как Кравченко, потерявший ведомого, смотрел прямо перед собой в одну точку. Гуладзе, до этого бездумно перемешивавший содержимое в тарелке с супом, вдруг швырнул ложку и вскочил, собираясь, видимо, уйти.
— Сидеть!— рявкнул я. Мы с Санчесом только что вошли в помещение. Гуладзе рухнул обратно на табурет,— Что раскисли, как красны девицы?! Это война, если кто ещё не понял! И тут, бывает, стреляют, знаете ли! И бывает, что и попадают! И бывает, что и по нам! А вы, дорогие мои, возомнили себя небесными полубогами и расслабились! А немцы это вам не деревянные болванчики, которых можно бить безнаказанно. Это опытный и умелый враг, за плечами которого большой боевой опыт. Бить их можно и нужно, но расслабляться категорически нельзя. И нельзя терять бдительность ни на секунду ни в воздухе, ни на земле. Вбейте это себе в мозг! А теперь к приёму пищи приступить! После обеда все на разбор полётов. Будем думу думать.
Когда все собрались, в том числе и старший лейтенант Самсонов, за которым я отправлял машину на РЛС, началась вырисовываться картина произошедшего. Немцы прекрасно скоординировали свои действия с финнами. И те и другие подошли на минимальной высоте, едва не задевая крыльями лёд, и ударили в тот момент, когда звено разделилось и разошлось в разные стороны. Пару Кравченко-Суворов атаковали два "Брюстера", а на Гуладзе с Шишовым насели шесть "мессеров". Финны, пользуясь неожиданностью, сразу срезали истребитель Суворова. Добить его им не дал Кравченко, связав противника боем. У немцев внезапно атаковать не получилось, их в последний момент заметил Шишов. Зато они смогли отвлечь нашу пару и не дать прийти на помощь.
Одновременно с нападением на истребители нашей эскадрильи, немцы произвели массированный налёт на ледовую трассу и все истребители прикрытия бросились на перехват. По словам Самсонова, налёт носил демонстративный характер и был призван не столько нанести ущерб дороге, сколько отвлечь силы. Немцы шли на высоте 4 тысячи метров строем, показывая себя всем во всей своей красе. Ну и кульминацией явилась попытка нанесения удара по нашему аэродрому базирования, который мы успешно отразили.
По итогам боёв немцы потеряли в общей сложности 14 "мессеров", по семь над Ладогой и у нас на северном направлении, и два десятка бомбардировщиков, из которых 15 у нас. Мне засчитали три сбитых лично и два в группе, а Санчесу одного лично и два в группе. Групповые мы сразу "подарили" балтийцам. У нас в эскадрильи было заведено неписанное правило, групповые не учитывать. Потери авиации Ленинградского фронта составили 11 самолётов, включая Суворова.
Самсонов с виноватым видом докладывал, что первую атаку с бреющего полёта они не увидели. Вернее был едва заметный всплеск на экране, но его приняли за обычные помехи. Решили попросить местных немного полетать на И-16х на бреющем над Ладогой, чтобы операторы могли найти различие между сигналом от низколетящих истребителей, а "Брюстер" и "Ишачок" были довольно похожи, и от отражения от поверхности. Будем надеяться, что в будущем сможем распознавать низколетящие цели.
Сразу после разбора полётов подвёз Самсонова к его станции, а сам, предварительно захватив гостинцы, поехал в госпиталь, куда увезли Суворова. Заодно и к Свете с Катюшкой заеду по пути.
В госпитале к раненому меня не пустили. Сказали только, что его прооперировали, что он сейчас