относилась напрямую к авалонскому ключу, который мне теперь запрещалось поминать всуе.
Мы стукнулись чашками.
— А что это у вас тут за спор в комнате странный такой? — поинтересовался Ворчун.
— Я послушал немного из прихожей. Стороны вроде пошли уже на третий круг в озвучивании аргументов.
Медея незлобно выругалась, отставила свою чашку в сторону и что-то торопливо отстучала по клавиатуре.
— Не там оператор завершения цикла поставила, — объяснила она.
От её слов по спине пробежали мурашки. Сколько раз до того, как пересечься с Росси я здесь спорил со случайными собеседниками и порой замечал, как быстро пролетает в этих дискуссиях время? Нет, даже знать не хочу. Многие знания — многие печали.
Не сегодня, Имярек. Когда-нибудь попозже.
Глава 30
От Медеи мы вышли около девяти вечера. Вместе с нами к метро направилось еще пятеро завсегдатаев этой тусовки, так что какое-то время мы просто шли и трепались на отвлеченные темы. В самой подземке поговорить тоже не вышло, потому мы, не сговариваясь, выбрали пеший маршрут к своему кварталу.
— Мне тут Лямбда намекнула, что теперь ты куда более ограничен в том, что можешь говорить, если дело касается магии, — осторожно начал Ворчун после того, как мы вышли на почти что безлюдную набережную.
Я показательно вздохнул. Сказать хотелось явно больше чем допустимо. А что будет дальше, когда законы магической реальности станут известны сильнее чем сейчас? Если мои интересы начнут смещаться туда, в пространства и состояния, куда лучшему другу еще нет пути?
— Магия повсюду, — констатация факта не вызвала противодействия со стороны наложенных на меня ограничений. Потому как банальность. Но даже кэпство в правильном контексте способно сказать куда больше чем заложено в реплике.
— Как разберусь со своими сессионными заморочками, начну писать махровую фэнтезятину. Такую, чтобы даже не третьесортная, а сплошной трэш. Может, хоть так душу отведу…
— С подвигами и эльфийками! — вдохновился Ворчун, который когда-то, классе в седьмом или восьмом, после прочтения “Властелина колец”, тоже пробовал строчить что-то пафосное и эпичное.
Блин! Эльфы… Только тут до меня дошло, что обращение “перворожденный” я раньше воспринимал исключительно в контексте эльфов. И это “ж-ж-ж-ж” явно неспроста.
Предыдущие авторы наверняка оставили океан подсказок — не один же я такой умный, чтобы вещать эзоповым языком о запретном!
Что у нас там известно про эльфов? Зоркие — это понятный образ. Потому как видят то, что простые смертные не могут увидеть. Магию. Мудрые — по тем же причинам. Живут долго? Тоже подходит. Что еще? Тяга в Валинор, на заокраинный Запад. В края, где нет места смертным. Внутренние сектора, блин! Сам же почувствовал то же стремление сегодня вечером.
— Ворчун, ты несомненный гений! — улыбнулся я. — Теперь мы на шаг ближе к мировому господству, и это благодаря тебе! А засим, поведай мне, как твои успехи на ниве энергуйства и лютой магуйности? Что нового в мире за пределами той суеты, куда судьба макнула меня по самую макушечку?
За всей этой суетой, начавшейся с посещения фальшивой старушки, как-то совсем утратилось понимание, что со дня наших посиделок в гараже и отмененной автокатастрофы и трех суток не прошло.
Естественно, новостей оказалось немного. Ворчун потихоньку овладевал навыком набора маны, умеренно практиковал мою технику расширения резервуара, параллельно охотился на представительниц прекрасного пола, но без особого успеха.
Новой девушки в его личной жизни так и не появилось. Впрочем, у меня на этом фронте дела обстояли еще печальнее. Тяжела участь перворожденного. Где вы, мои прекрасные эльфийки? Или хотя бы принцессы, только чур тоже прекрасные…
— Завтра попытаюсь связаться с Колди, — перед тем как разойтись по своим домам, сообщил мне Ворчун. — Хочу проверить, сколько маны накопилось и можно ли провести следующие занятия.
— Как только научусь определять заполненность резервуара, попробую показать тебе этот прием, — пообещал я. — Или, если не получится показать, начну определять наполнение резервуара сам.
Мы пожали друг другу руки с осознанием преимуществ, которые порождает дружба. Вдвоем мы сильнее чем по одиночке. А затем я пошел домой. Туда, где родители-иномиряне и трирь.
Поднимаясь по лестнице, я вспоминал отчаявшуюся Леонику, обратившуюся ко мне из безысходности. Было ли у неё хотя бы два шанса из пятнадцати или же отдаленное родство с кем-то из мигрантов лишало её и этих невысоких возможностей?
А затем я вспомнил как у Мадам с печатниками не удалось запечатать авалонский ключ отдельно от меня. Маленькая глупая тайна, которую стыдно кому-то рассказывать. Мимолетное ребячество, не предусмотренное в чужих планах. То, что я вряд ли смогу рассказать хоть кому-то в ближайшие несколько лет. Эта мысль заставила меня улыбнуться, и родители встретили меня улыбающимся.
— Как прошел день? — энергично поинтересовался отец, выглядывая из-за трири в туалет. В сокрытом, от простых смертных, пространстве по ту сторону трири располагался то ли бассейн, то ли спортивный зал. Я бы поставил на зал, потому как логичнее разместить трирь в бассейн вместо двери в ванную комнату.
— Потренировался немного, с друзьями встретился. Оказывается, среди моих знакомых есть люди с гражданством, несмотря на отсутствие полнолетия. А еще мне надо как-то потренировать проявление свободной воли, но ничего в голову не лезет.
Про дружбу с представителями Магалы я благоразумно умолчал. Могут у гражданина категории К быть свои тайны?
У подростка, а из-за планки полнолетия в сорок девять лет я снова стал подростком, чьи сверстники во внутренних секторах завершают среднюю школу, от родителей тоже бывают секреты.
— Ладушки! — эхом отозвалась находящаяся на кухне мама. — Сейчас поужинаешь и будем играть в игры. Мы многое подготовили для воспитания малыша из того, что не пригодилось. Но не пропадать же хорошим наработкам! Тем более, что у нас дома существовала похожая игра…
Ладушки, ладушки… у бабушки, кстати, я сегодня уже был. Бражку тоже пил. Для полного закрытия гештальта осталось только поесть кашку. С таким настроением я вымыл руки, переоделся, безуспешно поэкспериментировал с трирью в гостиную.
— Надо будет подкачать тебя в части боевых искусств, — неожиданно заметил отец, когда ужин подходил к завершению.
Вместо “кашки” была картошка с мясом, но зато с таким вкусным соусом, что я невольно заподозрил его иномировое происхождение.
Заявление отца, который до этого выглядел пребывающим в хорошей физической форме, но не замечался за какими-либо тренировками, меня несколько удивило.
Должно быть, образ любителя единоборств мог сказаться на моем выборе, сместив предпочтения в сторону от эзотерики. А теперь, когда маски сброшены, у меня появляется папа, с замашками Чака Норриса.
— Ногомашество и руколомство? — уточнил я, обдумывая перспективу изучения