раскинув ноги в меховых тапочках. Золоченые очки слетели с ее носа. На месте правого глаза чернело кровавое месиво.
Антон глянул на прикрытую занавеской дверь.
Стараясь не смотреть на тело, он сунул в карман янтарную пластину и на цыпочках прокрался к двери.
Дверь поддалась, скрипнув. Он очутился в тесной кладовой, куда свет проникал из узкого окошка. Настолько узкого, что протиснуться в него он бы не смог даже при самом большом желании. Мысль о побеге через окно пришлось отбросить. Он огляделся — полки заставлены пустыми банками, на полу валяются инструменты и разный хозяйственный хлам. Из кладовой вела еще одна дверь. Антон прошел по коридору дальше и попал в кухню, где было полно запахов, гудела плита, а на плите шкворчала сковородка. У рабочего стола суетилась бабка в платке и замызганном фартуке. Увидев Антона, старуха уставилась на него.
— Прошу прощения, — пробормотал он. — Не подскажете, где здесь выход?
— Ась? — гаркнула старушка, показывая пальцем на ухо.
Антон подошел ближе.
Бабка доверчиво смотрела на него тусклыми, с пеленой, желтыми глазами. Присмотревшись, он обнаружил, что лицо старушки — лоб, скулы, подбородрок — плотно покрыто сеткой татуировок, мутных и неразборчивых, как лики на старых нечищенных иконах.
— Надо уходить! — громко сказал он. — Там полиция!
Та отпрянула, всплеснув руками.
— Батюшки-светы!
Старухе, похоже, эта ситуация была знакома не понаслышке. По-утиному переваливаясь с ноги на ногу, она забегала по кухне, хлопая крышками кастрюль. Отключив плиту и смахнув нарезанные овощи в миску, она вытерла руки фартуком, полезла в тумбу под столом и, к изумлению Антона, принялась извлекать и укладывать на пол разнообразное оружие.
На свет появился потертый калаш с примотанным изолентой запасным рожком, почти новый Макаров с шоколадными накладками, архаический обрез, сохранившийся, очевидно, со времен раскулачивания, еще какие-то неуклюжие, но грозно выглядящие самопалы, которых хватило бы на приличный музей криминалистики.
— Ну-тко, — пригласила бабушка, — хватай, что глянется.
Похоже было, что старая уголовница приняла его за своего. Более того, она намеревалась подключить его к обороне дома.
Он решил не разочаровывать старушку и взял пистолет Макарова, сунув его за пояс дулом вниз. Перекинув калаш за спину, старуха отодвинула в сторону половик, под которым скрывался квадратный люк. Вместе они приподняли тяжелую деревянную крышку. Пока он спускался вниз по лестнице, пистолетный ствол неприятно холодил живот.
Внутри оказался вместительный подвал. Вдоль стен тянулись стеллажи, битком набитые мешками. Тяжелый, сладкий запах ударил в ноздри.
Это были те же самые мешки, которые Антон видел в подземном монастыре. И кажется, заполнены они тем же содержимым. Он нагнулся и поднял с пола знакомый листок с фиолетовыми прожилками. Он присмотрелся к нему и только сейчас заметил, что нижняя часть листа покрыта вздувшимися пятнами грязно-желтого цвета. Одно пятно прорвалось и открыло пораженную часть листа, покрытую белесыми личинками. Это еще что за гадость?
— Давай, родимый, давай, — поторопила его старуха.
На другой стороне подвала обнаружился тамбур с лестницей, которая вела вверх и заканчивалась деревянной дверью. Вскарабкавшись наверх, бабка зазвенела ключами и дверь распахнулась.
К его удивлению, они очутились на незнакомом подворье. Вместо добротного металлического забора с зеленой изнанкой Антон увидел полуразрушенный курятник с голым пятачком выклеванной земли, а за ним покосившуюся рахитичную изгородь, залатанную ржавой спинкой от кровати. В тени абрикос желтела врытая в землю неизменная чугунная ванна, приспособленная для полива, а за деревьями и кустарником выглядывала черепичная крыша. Выходит, что убежище Графини имело собственный подземный ход на нейтральную территорию, которым в случае опасности можно было воспользоваться. Вот только эта дьявольская предусмотрительность ей никак не помогла.
Откуда-то тянуло дымком. Похоже, что перестрелка утихла, но мирное небо над головой еще не установилось. Неподалеку тарахтел на холостых дизель и доносился какой-то неясный скрип, словно кто-то катался на качелях.
Он оглянулся на звук и в нескольких метрах за кустами смородины увидел двоих — Богиню и рыжего иностранца. Видно было, что они барахтаются на земле, но из-за кустов трудно было разобрать, что происходит. Казалось, девушка набросилась на иностранного гражданина и душит его, прижав к грядкам.
Заметив их, иностранец заполошным голосом закричал:
— Помогите!! Убивают! Сделайте же что-нибудь, она меня искалечит!
Девушка подскочила и Антон отчетливо увидел, как в руке у нее, словно по волшебству, появился огромный пистолет. Даже удивительно, как такая махина помещалась у нее в руке. У девушки сильно покраснел нос, а челка растрепалась, но похоже, что самообладания она не потеряла. Кивнув бабке, как старой знакомой, она приказала:
— Пошла отсюда, — и нетерпеливо добавила, когда старуха вопросительно глянула на нее и на Антона. — Давай-давай, Расписная, двигай. Я за ними присмотрю.
Скосившись на Антона, бабка дружелюбно ему моргнула — мол, приказ есть приказ — и засеменила прочь, цепляясь прикладом за ветки деревьев. Антон уже дернулся, готовый нырнуть в малинник, но девчонка заорала:
— А ну не двигаться! Стой где стоишь!
Антон замер.
Наведя на него пистолет, Богиня с подозрением рассматривала его, хмуря брови. В этот момент он внезапно понял, что девчонка невероятно похожа на мать. На ту, которая сейчас лежит под столом, раскинув тапки, с кровавой дырой вместо глаза.
— А где мамашка? — сердито спросила она. — Осталась там, что ли?
— Совершенно верно, — быстро ответил он, не слишком покривив душой.
Богиня на мгновение выглядела озадаченной, но потом кивнула сама себе, словно приняв какое-то решение.
Позади нее маячил рыжий иностранец и Антон мысленно послал ему лучи проклятия — что ты стоишь столбом, бери ноги в руки и беги, пока девчонка отвлеклась!
— Слушайте, отстаньте от иностранца, — внушительно сказал он. — Был уговор с Графиней, что его отпустят. Человек ни при чем совершенно.
— Это правда, прошу, отпустите меня, — оживившись, выговорил иностранец.
Его ранее напористый тенорок теперь потух и слегка гундосил, а парчовая лента почетного свидетеля изгвоздалась в пыли и потеряла былую мушкетерскую торжественность. — У меня есть сбережения, я готов выделить… возместить… сколько потребуется.
— Это уж обязательно, — нахмурилась она. — Тут от тебя все зависит. Как договорились, так и отпущу. А если еще раз попробуешь умотать от меня, получишь пулю. Волыну видел? Такой можно медведя вальнуть, а уж тебя, рыжего, и подавно. Это вас обоих касается.
Девушка повернулась к Антону.
— А ты, ты… С тобой у нас отдельный разговор будет. — Сейчас убираемся отсюда, — махнула она пистолетом в сторону огородов. — Двигаемся туда прямо по курсу. И не дергайтесь, а то я нервная сегодня…
* * *
Пока они пробирались по деревне огородами, тропами и канавами, разделяющими соседние участки, Антон пытался сообразить, в какую сторону их занесло. Вдали на севере темнела