Но более всех наград об успехах батюшки свидетельствовал полный храм в дни его богослужения. Толпы верующих из российских регионов в надежде увидеть, услышать необычного пастыря, исповедоваться у него, получить его благословение, а вместе с ним исполнение своих чаяний осаждали Андреевский собор. Паломники, сотни и тысячи обездоленных находили приют, внимание и поддержку в руководимых Иоанном благотворительных учреждениях. Получили распространение и признание его литературные труды: проповеди, поучения, размышления, наставления, дневники.
Ежедневно с почтамта на квартиру секретаря Иоанна платяными корзинами привозили адресованную священнику почту. Телеграммы и денежные письма распечатывали тотчас же, имена отправителей выписывали на особую лентообразную бумагу, которую и вручали Иоанну перед совершением литургии для поминания за вынутием просфор. На другую лентообразную бумагу выписывались адреса просящих посещения, которые подносились ему же после богослужения и просматривались им в алтаре, прежде начала посещений; тяжко больные и умирающие получали при этом предпочтение. После телеграмм и денежной почты секретарь и его помощники приступали к платяной корзине простых писем, из которых делались новые выборки на бумагу в последовательном порядке. Если не хватало физических сил справиться со всей почтой, то последние пачки писем назывались лишь счетом — столько-то нераспечатанных!
Поскольку с ростом популярности Иоанна верующим становилось все труднее добиться личного свидания с ним, явились посредники между батюшкой и желающими его видеть. К 1890 году в Кронштадте сложилась местная индустрия по обслуживанию значительного потока паломников, число которых порой доходило до восьмидесяти тысяч человек в год. Ввиду физической невозможности уделить внимание всем желающим Иоанн был вынужден нанять штат сотрудников (женщин-секретарей), ведавших отбором посетителей. В итоге вокруг него сложился своеобразный бизнес, причем некоторые его секретари, беря мзду за возможность визита, «сколотили себе небольшой капитал и снискали гнев тех, кто обращался к ним за содействием»[184].
Особенно возрастало число паломников в дни религиозных праздников, прежде всего — Великим постом, в первую его неделю, когда бывало десять, а то и более тысяч человек. Всем им нужны были еда, питье, кров. Разместиться они могли в странноприимных домах; в наемных квартирах, содержавшихся наиболее расторопными горожанами; в меблированных комнатах и на частных квартирах.
Везде предлагалось приблизительно одно и то же, как и правила были более или менее однотипными: курение табака воспрещено, в специально устроенной молельне каждый вечер читаются акафисты святым угодникам.
Бедняки пользовались общими помещениями, где за 10–15 копеек они имели койку или постель с соломенным матрацем и два чайника кипятку, так как провизия, чай и сахар у таких богомольцев были свои, да еще — пять-десять копеек за право присутствовать на молебствии отца Иоанна и получать его благословение. В общих помещениях мужчины не отделялись от женщин или взрослые от детей; все напускались в кучу, «сколько приехало»; если не хватало коек — стелили матрацы на полу. Никаких ропота и протестов за тесноту не бывало, потому что богомольцы проводили на ночлеге всего несколько часов; в пятом часу утра все уже отправлялись в церковь.
Более состоятельные люди занимали отдельные номера, с правом «просить батюшку» войти в номер для беседы наедине. Хозяева «гостиниц» хорошо понимали, что это «право», как единственная возможность поговорить с отцом Иоанном, стоит для некоторых больших денег и еще больших стараний; иные приезжали за тысячи верст только для этого «права», и им, конечно, ничего не стоило заплатить десятки рублей за номер. Эти-то богомольцы и составляли основную доходную статью странноприимных домов.
Посещение отцом Иоанном жилища паломников обещали все, но никто этого не мог гарантировать.
…28 августа — канун празднования дня Усекновения главы Иоанна Предтечи. Кронштадтская пароходная пристань в Петербурге. На парапете большими буквами написано: «В Кронштадт». В три часа пополудни пароход отправился в Кронштадт. На пароходе были представители всех сословий…
Так обычно начиналось путешествие тысяч и тысяч паломников, пожелавших в праздник быть на службе Иоанна Кронштадтского. Описанию дней паломничества посвящены десятки публикаций в российских газетах и журналах того времени. О них повествуется во многих воспоминаниях, опубликованных в различных сборниках и книгах, в том числе и в вышедших в последние годы. Попробуем представить, что же мог увидеть «типичный» паломник… назовем его господин N.
Спустя час пароход пришвартовался к кронштадтскому причалу. На пристани, среди путаницы подъезжавших и отъезжавших дрожек, благодушно дремали два пузатых дилижанса, так называемые «кукушки». В одной из них, направлявшейся к Андреевскому собору, не без труда отыскалось место. Через какие-нибудь четверть часа дилижанс остановился на Соборной площади. Возле него тут же оказались пять-шесть женщин в темных платках, суетливо высматривавших постояльцев между вылезавшими пассажирами.
Господину N более других внушила доверие небольшая сухощавая женщина, вся в черном и с черным платком на голове, издали совсем похожая на монашку. Она улыбалась так умильно, почтительно и с такой трогательной ласковостью убеждала не сомневаться в людях и остановиться в соседнем переулке у Матрены Марковны Снегиревой, что N вручил ей свой дорожный саквояж и покорно последовал по адресу.
Жилище находилось в двух шагах от Андреевского собора. Отведенная комнатка отличалась уютностью и чистотой, и, вдобавок, из ее единственного окна можно было разглядеть в угловом двухэтажном доме напротив, вверху, два занавешенных оконца скромной квартирки отца Иоанна. Из обстановки — складная кровать да расписанный сундук. Комната напоминала не то монашескую келью, не то старокупеческую молельню: в углах, на стенах, в простенках — образа, иконки, картины религиозного содержания, фотографии отца Иоанна и портреты разных духовных лиц. Образами занят был весь угол по левую сторону окна, образами же изукрашен был и весь правый угол.
Вспомнив сообщение хозяйки, что отец Иоанн вернется не ранее половины второго, N, отворив форточку, стал всматриваться в темноте улицы в заветное оконце углового дома. Но там было темно… Спустя полчаса он вновь посмотрел в форточку, и на этот раз в оконце забрезжил огонек, и почудилось, что мелькнула тень. Не было ни малейшего сомнения, что батюшка вернулся домой. Подумалось: неужели завтра встреча, и он увидит того, чья тень только промелькнула, но уже вызвала такие умилительные чувства в душе?
Была четверть пятого утра, когда N очнулся от сильного стука в дверь. В комнате царил полумрак, но со двора, строгим упреком, уже доносились глухие удары соборного колокола. Быстро одевшись, ежась от утреннего холода, он последовал за своей вчерашней спутницей, которая на этот раз представилась — Феодосия Минаевна. На полпути от собора она встретилась с какой-то кумушкой в вязаном платке, о чем-то тревожно с той пошепталась и вдруг круто свернула в переулок направо. Оказалось, что отец Иоанн на этот раз служил обедню в думской церкви.
По полутемным улицам, мимо сонных домов со спящими дворниками и затворенными ставнями торопливо двигались со всех концов туда же кучки народа. Страшно было осознавать: промешкай еще пять минут — пришлось бы вернуться, так как небольшая думская церковь была уже набита битком. Феодосия Минаевна взволнованно шепнула N на ухо, что батюшка уже служит, одновременно выразительно поглядев на свободный проход справа, около решетки. С величайшим трудом удалось протиснуться на указанное место… Вскинул глаза — и прямо впереди… отец Иоанн. Он стоял в правом приделе, впереди певчих, спиной к молящимся, перед повитой цветами иконой, и, порывисто осеняя себя крестным знамением, возглашал канон Иоанну Предтече. Именно «возглашал»: громко, резко, нервно, как бы отрывая каждое слово от своего сердца. Скорее, он не молился перед чтимой иконой, а напряженно беседовал с Существом видимым и сущим. От этих звуков, наполняющих сдержанную тишину многолюдного храма, веяло чем-то неземным, святым и высшим.