На фоне устоявшейся традиционной, несколько отстраненной, строгой, сухой манеры совершения церковных служб глубоко личный подход Иоанна, не скрываемые им эмоции, новации и порой импровизации, не могли не изумлять, не приводить в священный трепет одних и в растерянность — других. Например, в то время как церковный устав предписывал священнику и диакону читать молитвы лицом к алтарю и спиной к прихожанам, Иоанн нередко поворачивался лицом к прихожанам во время таких воззваний, как «Станем добре», «Горе имеим сердца» и «Благодарим Господа». Всякий раз при упоминании в молитве паствы священник либо указывал жестом на часть прихожан, либо проводил рукой над всеми. И если прежде прихожанину легко можно было оставаться лишь незаметным зрителем литургии, внутренне и внешне отгородившись и от службы, и от окружающих, то теперь, внезапно встретившись со взглядом священника и услышав, как он обращается, как казалось, прямо к тебе и стоявшему рядом, молящиеся чувствовали, что от каждого из них священник ждет подлинного приобщения к церковному действу.
Но так уж случилось, что более всего и тогда, и сегодня с именем Иоанна Кронштадтского связывается свершавшаяся им общая исповедь, которая поражала современников, производила глубокое впечатление, хотя восприятия людей от присутствия на ней окрашивались порой в противоположные тона.
Общая исповедь и ежедневное причащение не есть «изобретение» Иоанна. Они были характерны для древней христианской церкви. По крайней мере так было в некоторых церквях. В Североафриканской церкви существовало обыкновение: вдень воскресный по принятии причащения христиане брали частицы евхаристии с собою домой и причащались ежедневно по утрам во время утренней молитвы, освящая себя таким образом на целый день. К участию в этом домашнем причащении допускались и дети.
В четвертом веке практика причащения весьма разнообразилась. В Испании и Риме причащались по большей части ежедневно. В Египте решение о частоте причащения представлялось усмотрению каждого христианина. В Каппадокии (родине Василия Великого) было за правило причащаться четыре раза в неделю, а сверх того — в дни памяти мучеников. В иных местах довольствовались причащением один раз в месяц. В Антиохийской церкви, как свидетельствует Иоанн Златоуст, большинство христиан причащались раз или два в году.
С V века обычай ежедневного причащения или принятия евхаристии ежедневно утром прежде всякой другой пищи все более отходит в область собственно аскетической жизни, сохраняется в монастырях, пустынях. Соответственно постепенно обычай общей исповеди был заменен тайной индивидуальной исповедью, поскольку далеко не у всякого хватало силы бичевать себя публично перед всеми.
Этот же путь прошла и православная церковь в России. В конце XIX столетия в Церкви бытовала практика говения и причащения один раз в году. В этом тоже был свой смысл: чтобы верующие с большим страхом, благоговением, приготовлением, очищением, покаянием, ответственностью приступали ко святому причащению. Но этот обычай не был обязательным для всех случаев. Церковь разрешала желающим и еженедельное причащение, при условии, если это благословляет местный духовник для желающих. И перед каждым причащением нужно было исповедоваться каждому. Если желающих оказывалось много, тогда дозволялось духовнику делать и общую исповедь. Но при этом внушалось, что имеющий какие-либо особые нужды духовные должен подойти после к духовнику и раскрыть ему душу, чтобы получить и особое разрешение.
В первые годы и даже десятилетия службы в Кронштадте Иоанн Ильич Сергиев руководствовался общим правилом проведения индивидуальной тайной исповеди. Лишь обстоятельства — постоянно увеличившееся число: от нескольких сот до нескольких тысяч исповедующихся, приходивших к нему постоянно на соборную службу — заставили его обратиться в Петербургскую консисторию за разрешением проводить общую исповедь. В порядке исключения ему было дано такое разрешение.
…Передо мной старая фотография — май 1893 года. Всматриваюсь в лица изображенных людей — всё больше духовные, студенты Московской духовной академии. Некоторых узнаю: студент Московской духовной академии Василий Мещерский, впоследствии архиепископ Евдоким, уклонившийся в обновленческий раскол… Студент-иеромонах Михей (Алексеев), а в будущем епископ Архангельский… Студент Владимир Никольский, будущий архиепископ Пермский Андроник, чья жизнь трагически оборвалась в бурный 1918 год… Студент Александр Ухтомский, будущий архиепископ Уфимский Андрей, покинувший Церковь и перешедший в старообрядчество… Странное это чувство осознавать, что их последующая жизнь мне известна, а вот здесь, на этом фото, они только в начале жизненного пути и еще ни о чем не догадываются и ничего не знают о своем «завтра»… Это сродни чувству, что ты видишь прошлое, но из далекого-далекого будущего, которое для тебя самого есть настоящее. О многом хочешь предупредить, выразить сочувствие и помочь, но ничего уже нельзя сделать — всё свершилось!
По деталям городского пейзажа видно, что это Кронштадт. Очевидно, они только что прибыли, как и многие другие до них и после них, с целью посмотреть, что написано на знамени веры у человека, которого все знают, как он живет и служит обществу, откуда черпает силы и самоотверженность для служения тысячам немощных и страждущих, как побеждает он свои житейские невзгоды. По заботам Иоанна Сергиева студентов устроили в Странноприимном доме, накормили, обогрели.
Утром следующего дня, еще и солнце не взошло, а у ворот дома кронштадтского пастыря волнуется народ: богомольцы, прибывшие накануне, нищие, ожидающие подаяния. Спешной походкой из ворот выходит Иоанн, толпа придвинулась вплотную к нему. Оделяя одних, отстраняя других, наскоро благословляя кого успел, а, может быть, кого хотел, он протискивается сквозь людей и садится на извозчика. Кучер стегнул лошадь, и она понеслась. На паперти собора снова та же толпа и опять… подаяние и благословение.
Особенные приставники стараются дать Иоанну возможность скорее пробраться среди народа в храм. Раньше он входил в храм западными дверями через народ. Вдоль стены в длину всего храма до алтаря решеткой отгораживали особое место для прохода отца Иоанна. Но и это мало помогало, так как его и здесь постоянно останавливали. Рассказывают, что однажды Иоанн хотел кого-то благословить через решетку. Тотчас схватили его руку и начали ее покрывать поцелуями, передавая друг другу. Если бы силой не отбили священника у народа, то трудно сказать не только о том, когда бы он пришел в алтарь, но и о том, в каком бы виде он туда пришел. Известно, по крайней мере, что дважды ему кусали палец до крови с явным намерением откусить его совершенно, или на память, или как святыню. Не однажды отрывали части от его одежд.
Теперь же он шел в храм через боковые двери, сделанные в алтаре. Войдя, он начал радушно приветствовать сначала своих сослуживцев, а потом и «счастливчиков», имевших возможность видеть его так близко. Среди них были и студенты академии.
— А! Здравствуйте, братцы. Здравствуйте! — обратился он к ним. Студенты подходили под благословение со страхом и смущением. — Давайте по-братски! По-братски лучше, — говорил Иоанн, благословляя каждого и целуя.
Облачившись в ризы красного цвета, Иоанн начал утреню. Но и в алтаре его не оставляли в покое. То один, то другой, улучив удобную минуту, подходил к нему с различными просьбами и нуждами. Хорошо зная, что каждый из находившихся в алтаре пришел сюда, неся какую-то горячую неотложную нужду, Иоанн и сам иногда подходил то к одному, то к другому, расспрашивая о нужде, горе. Кому-то даст добрый совет, а кому-то и денег. Одного обласкает, другого по плечу погладит.
Канон на клиросе он читал сам, как это уже установилось за десятилетия. Читал, как бы беседуя со Спасителем, Божией Матерью и святыми, будто они вот здесь, перед ним, находились, а не там, где-то в незримой выси. Студенты внимательно на все смотрели и вслушивались, учились и запоминали, отмечая: голос чистый, звучный, резкий. Произношение членораздельное, отчетливое, отрывистое. Одно слово произносит скороговоркой, другое — протяжно, чуть ли не по слогам; третье — подчеркнет, оттенит. Более важные по мысли и содержанию слова иногда произносит, обратясь к народу, чтобы люди могли постичь читаемое. Сам он весь сосредоточен и переживает то, что читает: победу над грехом и злом; человеческие немощи и падения; моменты благоволения и милости Бога к людям падшим и заблудшим.