1913
«Вдали поет валторна…»*
Вдали поет валторнаЗаигранный мотив,Так странно и тлетворноМечтанья пробудив.
И как-то лень разрушитьБесхитростную сеть:Гулять бы, пить да слушать,В глаза твои глядеть.
И знаешь ведь отлично,Что это все — пустяк,Да вальсик неприличныйНе отогнать никак.
И тошен, и отраденНазойливый рожок…Что пригоршнею градин,Он сердце мне обжег.
Невзрачное похмелье…Да разве он про то?Какое-то весельеПоет он «тро-то-то».
Поет, поет, вздыхает,Фальшивит, чуть дыша.Про что поет, не знает…Не знай и ты, душа!
1915
«Душа, я горем не терзаем…»*
Душа, я горем не терзаем,Но плачу, ветреная странница.Все продаем мы, всем должаем,Скоро у нас ничего не останется.
Конечно, есть и Бог, и небо,И воображение, которое не ленится,Но когда сидишь почти без хлеба,Становишься как смешная пленница.
Муза вскочит, про любовь расскажет(Она ведь глупенькая, дурочка),Но взглянешь, как веревкой вяжетПоследний тюк наш милый Юрочка, —
И остановишься. ОтрадаМинутная, страданье мелкое,Но, Боже мой, кому это надо,Чтобы вертелся, как белка, я?
Июнь 1917
«Все дни у Бога хороши…»*
Все дни у Бога хороши,Все дни — одно благословенье,Но в бедной памяти души —Немногие, как воскресенье.И знаете: они не те,Когда я ждал, и волновался,И торопливо в темнотеГубами ваших губ касался.Они не те, когда так зло,Упрямо веря, я не верил.Все это былью поросло,И, может быть, я лицемерил.Мне помнятся другие дни(Они так сладостны и жалки)…В гостинице глаза одни,Как вылинявшие фиалки…И вдруг узнали, удивясь,Что вот теперь уж в самом деле,Что выросла такая связь,Какой, быть может, не хотели.Потом клонило вас ко сну,В тревоге детской вы дремалиИ вдруг: «Отправят на войнуМеня!» — так горестно сказали.Кому там нужны на войнеТакие розовые губы?Не для того ли, чтоб вдвойнеБои нам показались грубы?А тот, для вас счастливый, день,Такой недавний день, в которыйЧужой любви смешалась теньС тяжелым мраком желтой шторы…Опять, опять, как в первый раз,Признанья ваши и томленье, —И вот смущенный ваш рассказОтвел последние сомненья.Затворник я, вы — легкий конь,Что ржет и прядает в весельи,Но краток ветреный огонь,И станет конь у той же кельи.А ваша школьничья тетрадь?Заплакать можно, так все ново, —И понял я, что вот — страдать —И значит полюбить другого.
1915
IV. Русский рай*
«Все тот же сон, живой и давний…»*
Все тот же сон, живой и давний,Стоит и не отходит прочь:Окно закрыто плотной ставней,За ставней — стынущая ночь.Трещат углы, тепла лежанка,Вдали пролает сонный пес…Я встал сегодня спозаранкуИ мирно мирный день пронес.Беззлобный день так свято долог!Все — кроткий блеск, и снег, и ширь!Читать тут можно только Про́логИли Давыдову Псалтирь.И зной печной в каморке белой,И звон ночной издалека,И при лампадке нагорелойТакая белая рука!Размаривает и покоит,Любовь цветет, проста, пышна,А вьюга в поле люто воет,Вьюны сажая у окна.Занесена пургой пушистой,Живи, любовь, не умирай:Настал для нас огнисто-льдистый,Морозно-жаркий, русский рай!Ах, только б снег, да взор любимый,Да краски нежные икон!Желанный, неискоренимый,Души моей давнишний сон!
Август 1915
«Я знаю вас не понаслышке…»*
А. С. Рославлеву
Я знаю вас не понаслышке,О верхней Волги города!Кремлей чешуйчатые вышки,Мне не забыть вас никогда!И знаю я, как ночи долги,Как яр и краток зимний день, —Я сам родился ведь на Волге,Где с удалью сдружилась лень,Где исстари благочестивыИ сметливы, где говор крут,Где весело сбегают нивыК реке, где молятся и врут,Где Ярославль горит, что в митреУ патриарха ал рубин,Где рос царевич наш Димитрий,Зарозовевший кровью крин,Где все привольно, все степенно,Где все сияет, все цветет,Где Волга медленно и пенноК морям далеким путь ведет.Я знаю бег саней ковровыхИ розы щек на холоду,Морозов царственно-суровыхВ другом краю я не найду.Я знаю звон великопостный,В бору далеком малый скит, —И в жизни сладостной и коснойКакой-то тайный есть магнит.Я помню запах гряд малинныхИ горниц праздничных уют,Напевы служб умильно-длинныхДо сей поры в душе поют.Не знаю, прав ли я, не прав ли,Не по указке я люблю.За то, что вырос в Ярославле,Свою судьбу благословлю!
Январь 1916
Царевич Димитрий*
Давно уж жаворонки прилетели,Вернулись в гнезда громкие грачи,Поскрипывают весело качели.Еще не знойны майские лучи.О май-волшебник, как глаза ты застишьСлезою радостной, как летом тень!Как хорошо: светло, все окна настежь,Под ними темная еще сирень!Ах, пробежаться бы за квасом в ледник,Черемуху у кухни оборвать!Но ты — царевич, царский ты наследник:Тебе негоже козликом скакать.Ты медленно по садику гуляешьИ, кажется, самой травы не мнешь.Глядишь на облако, не замечаешь,Что на тебя направлен чей-то нож.Далекий звон сомненья сладко лечит:Здесь не Москва, здесь тихо и легко…Орешки сжал, гадаешь: чет иль нечет,А жаворонки вьются высоко.Твое лицо болезненно опухло,Темно горит еще бесстрастный взгляд,Как будто в нем не навсегда потухлоМерцанье заалтарное лампад.Что милому царевичу враждебно?На беззащитного кто строит ков?Зачем же руки складывать молебно,Как будто ты удар принять готов?Закинул горло детское невинноИ, ожерельем хвастаясь, не ждет,Что скоро шею грозно и рубинноДругое ожерелье обовьет.Завыли мамки, вопль и плач царицы…Звучит немолчно в зареве набат,А на траве — в кровавой багряницеЦаря Феодора убитый брат.В заре горит грядущих гроз багрянец,Мятеж и мрак, невнятные слова,И чудится далекий самозванецИ пленная, растленная Москва!Но ты, наш мученик, ты свят навеки,Всю злобу и все козни одолев.Тебя слепцы прославят и калеки,Сложив тебе бесхитростный напев.Так тих твой лик, тиха святая рака,И тише стал Архангельский Собор,А из кровавой старины и мракаНам светится твой детский, светлый взор.Пусть говорит заносчивый историк,Что не царевич в Угличе убит,Все так же жребий твой, высок и горек,Димитрий-отрок, в небесах горит.О вешний цвет, на всех путях ты нужен,И в мирный, и в тревожный, смутный миг!Ведь каждая из маленьких жемчужинТвоих дороже толстых, мертвых книг.О убиенный, Ангел легкокрылый!Ты справишься с разрухой и бедойИ в нашей жизни, тусклой и унылой,Засветишь тихой утренней звездой.
февраль 1916
Псковской август*
Ю. П. Анненкову
Веселушки и плакушкиМост копытят козами,А заречные макушкиЛеденцеют розами.По пестро-рябым озерцамГребенцы наверчены.Белым, черным, серым перцемЛодочки наперчены.Мельниц мелево у кручиСухоруко машется.На березы каплет с тучиЯнтарева кашица.Надорвясь, вечерня, шмелем,Взвякивает узенько.Белки снедки мелко мелем, —Тпруси, тпруси, тпрусенька.Завинти, ветрило, шпонтик, —Что-нибудь получится!Всколесила желтый зонтикНа балкон поручица!
Август 1917