Читать интересную книгу Вариации на тему - Витауте Жилинскайте

И поэтому лишь ты одна поймешь мою боль и разочарование, когда, вернувшись после церемонии в свои покои, я услыхал:

— Ну и нос!

Знал ведь, что дойдет и до него очередь. И то, что ответил я Галатее, возможно, страшно рассердит тебя, о богиня любви. Этот аргумент я держал до последнего: может, не понадобится… Словом, выложил Галатее, что супруг самой богини красоты Афродиты Гефест — хром, настолько хром, что стыдится нос высунуть из своей кузницы. Однако это не мешает ему прекрасно ладить со своей непревзойденной красавицей женой, она его ни в чем не упрекает, не высмеивает при гостях, не требует, чтобы он удлинил себе ногу, не называет селезнем — словом, принимает таким, каков он есть.

Галатея помолчала, потом спросила:

— Скажи, а Гефест тоже сам сотворил Афродиту?

Услышав отрицательный ответ, она небрежно передернула плечами:

— Тогда, конечно, она не имеет права ничего от него требовать. К тому же, — тут Галатея несколько странно, даже очень странно, усмехнулась, — я слыхала, что кузнецы… — и она внезапно прикусила губу.

Как ни выспрашивал я ее, что она там слышала про кузнецов, но так ничего и не дознался. Как ты думаешь, что она имела в виду? Может, хочет, чтобы и я занялся кузнечным ремеслом, развил мускулатуру и не подбивал больше коноплей плечи хитона? Но не кажется ли тебе, о могущественная богиня красоты, что грубый труд кузнеца не слишком-то отвечает возвышенным эстетическим требованиям!

Признаться, ума не приложу, что мне думать обо всем этом, о Афродита…

ИСПОВЕДЬ ПЯТАЯ

Этой ночью меня посетили мрачные сны и мучил страх, как бы Галатея не взяла резец и не попыталась, пока я сплю, лишить меня второго подбородка.

Ее просто обуяла мания совершенствовать меня. Наверно, любовь Галатеи больше моей любви, раз она так убивается из-за каждой мелочи в моем облике, не соответствующей нормам божественной гармонии. Что же, в этом, пожалуй, виноват я сам: доводя до совершенства каждую ее черточку, я усовершенствовал и ее чувство прекрасного. Шедевр хочет видеть шедевром и своего создателя, не здесь ли, Афродита, разгадка секрета ее требовательности? Предвижу день, когда наконец услышу:

— О Пигмалион, ты — шедевр!

Тогда, моя богиня, я принесу тебе в жертву всех коров, которых смогут пригнать мои пастухи! И рога их будут сверкать чистым золотом!

ИСПОВЕДЬ ШЕСТАЯ

Ты, наверно, уже знаешь, не можешь не знать — по крайней мере, не прикидывайся, что не знаешь того, что произошло, о Афродита… Да, Галатея покинула меня.

Сбежала с тем самым рябым сапожником, хотя его лихорадочно горящие глаза и весь облик — пощечина тому, что мы называем красотой, гармонией, совершенством…

Я остался один, осмеянный, прибитый, покинутый… Однако не думай, богиня распутства, что я не знаю, кто помог Галатее так унизить меня! Кто, если не ты, толкнул ее на столь непотребный шаг, кто, если не ты, постоянно наставляющая рога своему рохле муженьку?

Поэтому не удивляйся, если в день приближающегося праздника получишь от меня лишь дохлую крысу с вымазанным в дегте хвостом!

ИСПОВЕДЬ СЕДЬМАЯ

Сегодня я проснулся как никогда бодрый и выспавшийся.

Отбросил прочь проклятые сапоги, от которых чуть не обезножел, отодрал от хитона осточертевшие конопляные жгуты, принялся потягивать вино, снова всласть прихлебывая. Еще вчера вечером пригласил в свои покои широкозадую и толстогубую дочь конюшего Мину…

Нежась в ее жарких объятиях, не без злорадства думал я о том, что в один прекрасный день Галатея обязательно захочет эстетически усовершенствовать своего сапожника, и чувствовал себя совершенно счастливым!

Пожалуй, ты все-таки получишь от меня корову с золочеными рогами, о Афродита. Только давай договоримся: впредь — никаких усовершенствований!

ТРИ ИМПРОВИЗАЦИИ НА ТЕМУ ИЗГНАНИЯ

САВАОФ И ЗМЕЙ

С а в а о ф (змею). А теперь давай прорепетируем. Начнем… гм… ну хотя бы с этого момента: ты тихонечко высовываешься из яблоневой кроны и… только, черт тебя побе… то есть смотри не шипи! — нагонишь страху, испугаешь — и пиши пропало… Итак, значит, ты высовываешь потихонечку голову из листвы и…

З м е й. …И шепчу: «О Ева, прекрасная, единственная и неповторимая во всех райских кущах! Глаза твои — как сияющие звезды, губы твои — как спелая малина, кожа твоя — как бархатистый персик, стан твой…»

С а в а о ф. Стоп! Куда клонишь, зеленая голова?! Не женщину тебе нахваливать надо, а яблоко. Яблоко! И постарайся произносить слова внятно, поменьше шипящих… Ну-ка, давай сначала.

З м е й. Не бойся меня, Ева, не смотри… гм… погляди лучше на плоды этой яблони — видишь, как спелы они, сочны, ароматны… Я знаю, их запрещено есть. А ведомо ли тебе, почему господь запретил вам с Адамом прикасаться к этим яблокам? Да потому, что даже крошечный кусочек запретного плода доставил бы тебе такое наслаждение, такое блаженство, такую могучую силу влил бы в твое тело, что сам всевышний почувствовал бы себя беспомощным перед тобой! Вот почему вседержитель запретил людям пробовать эти яблоки. Он желает единолично черпать из них силы и удовольствия, хочет все себе урвать… Вот он каков, этот старый хрыч, завистник, честолюбец, этот эгоист…

С а в а о ф. Ну, ты, полегче! Ишь разошелся, червь проклятый!

З м е й. Воля ваша, могу и иначе, но тогда не ручаюсь за результат… Прости меня, господи, что осмелюсь напомнить всеведущему: цель оправдывает средства.

С а в а о ф. Ничего себе средства!.. Гм!.. Ну да ладно. Поехали дальше!

З м е й. …Этот честолюбец, этот мерзкий эгоист проповедует любовь, добро, терпимость и щедрость, а сам что творит? Жалко ему, видите ли, кусочка яблока с древа удовольствий! Сорви, о прекрасная Ева, не сомневайся, сорви и попробуй, а всезнающий наш никогда ничего не узнает, грешок твой будет предан забвению, а удовольствие, которое ты получишь, навеки сохранится в памяти.

С а в а о ф. Недурственно, хотя… до совершенства далековато.

З м е й. Прости, господи, что снова осмеливаюсь напомнить, хотя, конечно, как всеведущий, ты и сам знаешь: совершенство — лишь твой удел.

С а в а о ф. М-да, верно… однако слово «грешок» вымарай, оно может только смутить и отвратить Еву — ведь она пуглива, наивна и чиста, как… как капля росы в голубой чаше колокольчика.

З м е й. О господи, вот кто истинный мастер художественного слова — в «голубой чаше колокольчика»! Изумительно! Однако вам, всеведущему, должно быть ведомо, что я и сам не вкушал от запретного плода, поэтому тоже наивен и чист — пусть не до такой степени, как капля росы в голубой чаше колокольчика, но все же… Выходит, что мне, зеленому, наивному и чистому, вводить в соблазн другое наивное и чистое существо не так легко, как вам, всевидящему, видится!

С а в а о ф. Поэтому и репетируем, зеленая твоя голова. Импровизируй дальше.

З м е й. …Проступочек твой будет предан забвению, ты навеки останешься в глазах господа чистой и невинной — как та серебряная капелька росы в голубой чаше колокольчика. Поверь, Ева, запретный плод создан, чтобы его отведали твои юные соблазнительные губки, а не для того, чтобы сок его орошал спутанную бороденку этого противного старикашки, дряхлого властолюбца, ворчуна и завистника…

С а в а о ф. Снова?! Шкуру сдеру!

З м е й. Я уж и так сам чуть из нее вон не вылажу, угождая вам, о всемогущий! Говорю же — иначе убедить не смогу. Всеведущий, а не ведаете, что творение совершенного творца не может быть настолько наивным и глупым, чтобы верить бездоказательной болтовне. Значит, вертись ужом…

С а в а о ф. Гм… Ишь вывернулся! Не слишком ли изворотливым я тебя сотворил? Любого теперь в бараний рог скрутишь. Ну да ладно. Будем надеяться, что и тут не промахнешься… А то как подумаю: вдруг да не выгорит — мурашки по спине… Брр! И еще одного боюсь: как бы меня на радостях удар не хватил, когда эта парочка наконец уберется из рая, с глаз долой… И где он был, мой высочайший разум, когда вылепил я и посадил себе на шею двух этих наглых бездельников?! Выкроил, понимаешь, среди хаоса прекрасный райский уголок, а теперь из-за двух лоботрясов спокойного местечка себе в нем не найду. Куда ни сунься — они! Плюнуть некуда — обязательно в них попадешь! Самые мои сладкие плоды обрывают, самые красивые лужайки топчут, кристальные ключи-источники мутят, мягкошерстых моих ягняток распугивают… Сил нет больше! Как хочешь, но и беспредельному терпению есть предел! И еще вот что тебе скажу: куда легче было мне мир творить, чем терпеть здесь эту парочку… И как их отсюда турнуть?!

З м е й. Не могу удержаться, чтобы снова не перебить вас, о боже: нет, вы больше чем мастер художественного слова… вы… вы… (плачет) простите… у меня… у меня эстетический катарсис!