на Север – но всё равно придётся многое начинать сначала. Перед Фройхеном встал поистине экзистенциальный вопрос: если он не полярный исследователь – то кто он?
Раздумывая, куда теперь податься, Фройхен заинтересовался разведением угрей. В жизни угорьщика было много привлекательного: встаёшь ни свет ни заря, не спеша прогуливаешься к отсаднику, где держишь угрей, выращиваешь крепких и мясистых особей на продажу. Фройхен тем более заинтересовался этим делом, потому что его кузен как раз в это время продавал ферму угрей в Ховиге, приморском городке в 100 километрах на северо-запад от Копенгагена. Фройхен попытался представить, как бы жили они с Навараной на этой ферме. В сельской местности ей нравилось намного больше, чем в столице, а зарабатывать на жизнь можно будет несколькими способами: открыть коптильню, закупать и продавать в Дании чёрного палтуса, разводить гусей и скот. Это была бы лёгкая, комфортная жизнь.
Но разве можно представить себе Фройхена, живущего лёгкой жизнью? Разводящего угрей? Мойры уж точно не могли подобного представить. Не успел Фройхен купить у кузена ферму, как замысел затрещал по швам. Быстро выяснилось, что разводить угрей – грязное дело, полное бумажной волокиты: нужно было получить кучу разрешений и отвечать массе требований. Как раз на такую бюрократию у него была неукротимая аллергия. Стоило ему поселиться на ферме, как соседи подали на него в суд, потому что угриные отсадники портили их имущество. К великому облегчению Фройхена, кузен согласился принять ферму обратно – и, вероятно, спас Фройхена от ремесла, для которого он был совсем не пригоден.
В поисках новых возможностей Фройхен с семьёй переехал на маленький остров Слотё, где мог в тишине обдумывать будущее. На острове было спокойно и тихо, там не происходило ничего неожиданного, и в этом покое хорошо думалось.
Будущее очень скоро явило себя: высадилось на берег, усыпанный низкими песчаными дюнами, и постучалось в дверь. Оно пришло в виде Кнуда Расмуссена, который пересмотрел своё решение не звать Фройхена в пятую Тулевскую экспедицию. В конце концов, Фройхен – его лучший друг, и к началу экспедиции его здоровье наверняка поправится! Не желают ли Петер и Наварана присоединиться к нему? Наварана бы шила одежду для путешественников, а сам Фройхен служил бы им картографом: ведь он уже неплохо с этим справлялся в первой Тулевской экспедиции. Если они согласны, Наварана сможет отбыть в Туле через несколько недель, а Фройхен поедет позже, летом, когда полностью выздоровеет.
Супруги тут же согласились. Фройхена ничего не стоило соблазнить пятой Тулевской экспедицией. Наваране же нравилось в Дании, но ей, по словам Фройхена, «надоело быть диковинкой». Одно в Европе ей нравилось настолько, что не хотелось с этим расставаться: безопасная жизнь и образование для Пипалук. Родители её оба предпочитали жить в Гренландии, но понимали, что для их дочери это слишком суровые условия. Посоветовавшись с родителями Петера, решили, что Пипалук на какое-то время останется жить с ними. (Мекусака они брали с собой в Гренландию, скорее всего потому, что хотели лично заботиться о нём, учитывая сложности его развития.) С таким раскладом супруги присоединились к одной из самых удивительных экспедиций XX столетия.
24. «Тем хотя бы я могу утешиться…»
Фройхен приехал в Гренландию намного раньше, чем собирался. Он думал дольше задержаться на Слотё и поправить здоровье, но Расмуссену, как всегда, не терпелось приняться за дело. «Плюнь ты на докторов, – сказал он другу. – Поехали прямо сейчас!» Оба видели, что Фройхен быстро идёт на поправку, так что они проигнорировали советы докторов. Через несколько недель после отъезда Навараны и Мекусака в Гренландию, летом 1920 года, Фройхен отправился за ними вслед.
Первой его остановкой в Гренландии стал Юлианехоб (Какорток) на южной оконечности острова, прямо у полярного круга. Климат здесь напоминал исландский. То здесь, то там встречались деревья, и пейзаж не походил на скалы Туле: это было одно из немногих мест Гренландии, где в самом деле было зелено. Весной Юлианехоб окружали луга, где можно было пасти овец, и, по словам Фройхена, «повсюду было так тихо, что казалось, будто видишь сон». Через пять лет или около того пятая Тулевская экспедиция закончится – и тогда снова надо будет решать, что делать дальше. «Не осесть ли ему в Юлианехобе?» – спросил себя Фройхен. Здесь ему не видать беспокойной жизни, к которой он привык, но что-то в нём – что-то едва уловимое – радовалось перспективе мирного существования. Быть может, потому что теперь у него была семья. Те несколько дней, что Фройхен провёл в Юлианехобе, он осматривал город и прикидывал, не сделать ли его будущим домом.
Окрестности были усыпаны древнескандинавскими руинами. Съездив на день в Братталид, где давным-давно основал колонию Эрик Рыжий, Фройхен припомнил древние легенды викингов, на которых вырос. Приближаясь к Братталиду, он даже нервничал, словно паломник у святыни, но волнение прошло, как только он прибыл на место. «Сами руины – сплошное разочарование, – писал он. – Викинги в своих сагах явно приукрасили их величие». Он-то воображал эпические завоевания и торжественные пиры в величавых чертогах: столы ломятся от яств, мясо исходит жиром, медовуха пенится в огромных каменных кружках. Но действительность оказалась намного скромнее. В остатках древних строений он не нашёл ни одной комнаты, способной вместить больше 11 человек. «Разумеется, саги много, много раз пересказывали и каждый раз добавляли в них что-то новое», – писал Фройхен. Поездка в Братталид напомнила ему, какую власть имеет над человеком ностальгия, это смутное шестое чувство, которое переписывает наше прошлое. Глядя на поля и холмы, пропитанные непростой историей, очень легко заменить её на сказки, которые и проще, и романтичнее. Но разочарование, которое принесла эта туристическая поездка, не поколебало замысла Фройхена однажды поселиться здесь с семьёй. «Нам бы очень неплохо жилось в Южной Гренландии», – размышлял он. Он искал надёжности и безопасности для своих жены и детей. Но у жизни были другие планы.
Стояло лето 1921 года, и пятая Тулевская экспедиция была готова выступать. Фройхен уже год как вернулся в Гренландию и всё это время провёл в приготовлениях. Тем же самым была занята Наварана: она обосновалась в Туле и без устали шила одежду для участников экспедиции. Когда настало время отправляться в путь, она с плодами своего труда отправилась в Уманак, где собрались все путешественники. Она только-только приехала и гордо демонстрировала свою работу, когда Фройхен заметил, что с ней что-то не так. У неё было мало сил, и вместо того, чтобы пойти на прощальную вечеринку