Читать интересную книгу Обреченный убивать - Виталий Гладкий

Он поднялся и вразвалку подошел вплотную к нашему столу. – Какого черта!.. – было вспыхнул Эрнесто.

Но мгновенно оценив ситуацию, примирительно спросил:

– Что хочет уважаемый сеу?[93]

– Сеу хочет, чтобы этот гринго убрался отсюда, – кривляясь, ответил хриплоголосый наглец, поддержанный вызывающим хохотом компании метиса.

– Ладно вам, парни. – Эрнесто попытался изоб-разить приветливую улыбку. – Мы поужинаем и уйдем.

– Можно и так, – открыл свой щербатый рот в гнусной ухмылке задира. – Платите тысячу крузейро[94] – и гуляйте здесь хоть до утра.

– Да ты… ты что, мать твою?! – наконец взорвался Эрнесто.

– Гринго должен уйти, – неожиданно отозвался угрюмый метис; голос у него был глухой и невыразительный. – Нам не нужен международный скандал. Но ты, амиго,[95] заплатишь нам… за себя и за него. Две тысячи крузейро. – А вот это ты видал?

"Международный" жест Эрнесто был достаточно выразителен.

– Я тебе не мальчик для порки, амиго, – добавил он с угрозой. – Поостерегись.

Уверенность Эрнесто в своих силах и возможностях не была бравадой. Во избежание недоразумений с полицией, мы были безоружны.

Но я знал, что у моего напарника в потайном кармане покоится чехол с набором метательных ножей – тонких, узких и острых пластин длиной около пятнадцати сантиметров. И управлялся он с этим страшным оружием безупречно. – Прощай, глупец… Метис с невозмутимым видом вынул из-за пояса пистолет, дослал в ствол патрон и…

Я ударил его в падении из кульбита пяткой в челюсть. Второй ногой я размозжил о стол кисть руки, которая держала пистолет.

Не ожидавшие такого поворота событий собутыльники метиса, опрокидывая стулья, шарахнулись в разные стороны.

Краем глаза я заметил, что в руках Эрнесто сверкнула хорошо полированная сталь метательного ножа. – Остановись, Эрнесто! – крикнул я, подхватываясь на ноги. – Не нужно крови.

С этими словами я заставил наглого задиру проглотить половину зубов. А самому крепкому из компании, бритоголовому здоровяку с бычьей шеей, сломал ключицу и пару ребер.

Дальше все пошло как по писаному: забрав поверженных товарищей, компания без лишних слов убралась восвояси, официант-фуло и бармен расставили опрокинутые стулья, а нас окружили восхищенные завсегдатаи "Эмбиры".

– Кто этот метис? – спросил Эрнесто.

– О-о, это страшный человек! Он известный пистолеро,[96] – уже шепотом добавил официант.

– Коллега… – пробормотал, ухмыляясь, мой напарник. – Увы, сегодня ему крупно не повезло…

В свою берлогу, неприметный коттедж на окраине Сан-Паулу, который Эрнесто снял две недели назад, мы добрались далеко за полночь.

Лежа в постели, я мысленно разговаривал с Ольгушкой.

Во мне все больше и больше крепла надежда на нашу скорую встречу. Я еще не знал, как все это будет выглядеть, но предчувствие уже подняло меня на свои мягкие, волнующе-легкие крылья и понесло высоко над землей к яркой звезде, медленно поднимающейся над горизонтом. Сон и явь слились воедино, и родившиеся от этого слияния грезы засверкали всеми цветами радуги.

Я летел низко над землей, а подо мною клубился туман, время от времени открывая моему взору картины будущего.

Они были так прекрасны, что даже во сне я им не верил.

Волкодав

Хайруллах-бей был сама любезность. Он тискал меня в объятиях с таким пылом, будто я, к неожиданной его радости, оказался молодой девушкой.

Впрочем, я понимал этого турецкого мафиози – чек он получил, товар, судя по всему, отправил без всяких осложнений… чего еще желать его душе, заплывшей жиром наживы?

Что товар – наркотики, я узнал от Джоанны. При расставании она даже прослезилась и, выболтав секреты своих работодателей, поклялась мне в вечной верности.

Ах, любовь, которой все возрасты покорны… Интересно, как долго еe нерастраченный пыл будет прятаться под покровами монашеского целомудрия?

Проводив Джоанну (теперь она отплывала первым классом), хотя это уже и не входило в мои обязанности, и высушив рубаху, намокшую от ее прощально-благодарственных слез, я направил стопы к Хайруллах-бею. Где получил клятвенные заверения в дружбе и признательности и подарок – золотые швейцарские часы.

Несмотря на свои патриархальные принципы и служебные инструкции, часы я все-таки взял – от толстяка не убудет. К тому же, по здравом размышлении, он был обязан мне жизнью.

Да и часики классные, чтоб я пропал…

Домой я вернулся без всяких осложнений – через Болгарию, где шведский бизнесмен мистер Олаф на вполне законных основаниях с соответствующей визой в руках отправился путешествовать по России, начав свой вояж с болгарского порта Варна и закончив в неприметном, не значившимся на официальных картах поселке городского типа со специальным пропускным режимом, где его с нетерпением ждал некий товарищ Кончак.

– Эх, где мои семнадцать годочков. – Кончак смачно разгрыз пупырчатый огурец. – Хотя… о чем я болтаю, старый пень. На кой ляд мне моя молодость? Опять вернуться в колхоз и как манны небесной ждать призыва в армию, чтобы сбежать из деревни? Снова чистить сапоги вечно пьяному замполиту, чтобы он дал мне рекомендацию для поступления в военное училище? Или шакалить рублик у товарищей по курсу на покупку бутылки лимонаду и мороженого для любимой девушки, потому что мать мне могла прислать разве что одну посылку на Рождество с салом, орехами и бубликами каменной твердости, которыми можно было гвозди в стенку вколачивать…

Кончак тяжело вздохнул, налил полстакана и выпил водку даже не поморщившись – задумчиво и отрешенно.

– Поминаю… – заметив мой недоуменный взгляд, объяснил он, жуя сухую травинку. – Молодость свою поминаю. Умерла так умерла, и хрен с ней. Не хочу возврата. Хотелось бы даже из памяти выбросить, но – увы, увы…

Мы сидели на охапке сена у края лесной опушки, на пригорке. Перед нами сверкали уголья догоравшего костра, над которым шкворчали импровизированные шашлыки – куски вымоченного в уксусе мяса, – нанизанные на окоренные ветки.

Внизу, под косогором, плавно и величаво изгибала свой тонкий стан чистая речушка, отсекая луговину от смешанного леса.

Солнце уже клонилось к горизонту, и тихое, безмятежное предвечерье вливалось в наши души библейским елеем. – Попробуй, кстати, тарань. Сам ловил, сам солил и сам вялил…

Кончак достал из бадьи со льдом бутылку пива.

– Хотя, конечно, сейчас рыбка далеко не та, что была в годы моей молодости. Тогда она на солнце янтарем светилась; а вкус, а запах… закачаешься! Сейчас что – так себе, большей частью дерьмецо; от любой рыбешки фенолом прет за версту, как из выгребной ямы деревенской больницы.

– Ничего, мы и не такое едали, – подмигнул я Кончаку, намекая на занятия в спецучебке по выживанию в разных условиях. – Это же не вареные мухоморы…

– И то правда, – понял он мой прозрачный намек. – Часики у тебя, однако, отменные, – неожиданно сменил тему разговора Кончак. – В Турции купил?

Ага, так я тебе и попался. Нашел придурка…

– Это мне взятку дали, Виктор Егорович. Виноват, не удержался от соблазна.

– Кто?

– Хайруллах-бей. – Ну ты и борзой, Левада…

Взгляд Кончака тяжелеет, но в глубине его умных, живых глаз бегают бесенята.

– По-моему, в отчете ты не упомянул об этом весьма прискорбном, а с точки зрения разведчиканелегала, вообще недопустимом факте. Это случилось непреднамеренно или как? – Или как, Виктор Егорович…

Делаю постную мину и виновато опускаю глаза.

– Уж больно часики хороши… Бес попутал.

– А если честно, без лабуды?

– Нельзя было отказываться, Хайруллах-бей нам может еще пригодиться. А что не упомянул в отчете – уж извините, Виктор Егорович. Считал и считаю это не суть важным обстоятельством.

– Мы с тобой о чем договаривались? – Кончак начинает заводиться. – Правду, и только правду!..

– И ничего иного, кроме правды, – подхватываю я с неожиданным сарказмом и лихой пьяной злостью. – Да пошло оно все!.. Вам мало моей жизни, которую купили с потрохами, так вы еще и в постель хотите заглянуть? Так сказать, для более тесного контакта с подопытным индивидуумом, чтобы чего не вышло. Может, мне описывать, сколько раз, в какой позе и что я испытываю после оргазма? Надоело!

– При чем здесь твоя личная жизнь?

– Очень даже причем. На часики эти и на многое другое мне плевать, если уж начистоту. Хотя все это и входит в понятие "личная жизнь", которой я практически никогда не имел. У меня нет ни квартиры, ни семьи, ни друзей, ни вещей, дорогих мне как память. Я – одушевленная машина, по идее, без лишних мозгов, без каких-либо желаний, не укладывающихся в железный канон устава, беспощадный убийца и циник, готовый по приказу начальства зарезать без колебаний родную мать. Не так ли? Так! Так вы все думаете, отправляя нас на задание. Все! Мы в вашем понятии аппараты для порчи продуктов, пустое место. И не нужно изображать вселенскую скорбь, когда кто-либо из нас откинет копыта в тмутараканьской Фаллопендии, исполняя свой долг. Только не перед Родиной! А перед каким-нибудь старым маразматическим пидором в провонявшихся мочой штанах, изображающим из себя спасителя пусть не человечества, но своего народа – точно. – Эк тебя понесло, Волкодав…