— А где был ты?
— Охлаждал свой пыл в подвале старой часовни. Сам виноват, с моей стороны неосмотрительно было говорить Гордееву, что он ублюдок, и что я выведу его на чистую воду. Спасибо, не убили! А знаете почему? Из-за старшего Воробьёва, он не дал. — Адриан невесело улыбнулся. — Он вообще не хотел им помогать, и намеревался докопаться до правды. Сначала.
— Видимо, до того, как мой отец пообещал ему вырезать всю его семью? — Не сдержал иронии Мишель. — А что, вполне в его духе!
— Простите, Михаил Иванович, я всё это время сидел в заточении, пока они договаривались. Я не застал тот момент, когда Леонид Воробьёв согласился. Я помню, я сидел в коридоре, когда Гордеев вызвал его к себе на разговор. Он не до конца закрыл дверь, я услышал… пришёл в бешенство… ворвался к ним… стал кричать… Последнее, что я помню — Георгия, его лицо, когда он неожиданно набросился на меня. Потом темнота. И я очнулся в подвале старой часовни, где заброшенные кельи и старая конюшня рядом. Знаете? Это далеко от усадьбы, и мои крики о помощи оттуда никто не слышал.
— Как же ты выбрался?
— Проход в соседнюю келью оказался совсем хрупким. — Адриан продемонстрировал Мишелю свои сбитые в кровь кулаки. Раны хоть и затянулись, но всё равно выглядели жутко. — Пришлось буквально пробивать себе путь к свободе. Там не было решётки на двери, и я вышел. Кое-как на перекладных добрался до Москвы, здесь легче спрятаться. С тех пор я в бегах.
— Ты сказал, тебя не убили из-за старшего Воробьёва? Расскажи подробнее.
— Прежде, что вам известно об этом человеке?
— Ничего, не считая того, что он родной брат этого предателя Викентия. — Честно ответил Мишель.
— Он в прошлом правая рука господина Дружинина, вашего крёстного. — Удивил его Адриан. — Они начинали вместе агентами сыскной полиции. Оба выслужились, но Владиславу Палычу повезло больше, он достиг небывалых высот для человека, у которого даже титула никогда не было.
«Зато у него была протекция моей матери», мысленно возразил Мишель. Он прекрасно знал, с чьей подачи дела Дружинина пошли в гору. Если бы не его матушка, возможно, дорогой крёстный и по сей день прозябал бы в сыскной полиции. Впрочем, в отличие от Викентия Воробьёва, Дружинин о своей благодетельнице ни на секунду не забывал.
— Если так, то отцу было проще его сразу убить. — Сказал Мишель угрюмо. — Не настолько же он наивен, чтобы полагать, что Воробьёв промолчит, когда Дружинин спросит — а его он спросит в первую очередь! Впрочем, на примере Викентия мы выяснили, как хорошо все они покупаются.
— Леонид Иннокентьевич не такой, как его брат! — Заступился за хорошего человека Адриан. — Он поначалу не хотел соглашаться, но, видимо, когда на его глазах оглушили и утащили куда-то меня… Да и потом, у него же жена и сын маленький. Вряд ли ваш батюшка не сыграл на его любви к семье, как вы справедливо заметили вначале. К тому же, у него было время, чтобы узнать о нём побольше, выведать про его слабые места. Я даже знаю, кто наводил справки — Пётр, слуга вашего отца. У него зазноба в посёлке, местная молочница, все сплетни знает, мимо такой и муха не пролетит.
Единственное, за что уцепился острый слух Мишеля из всей этой содержательной информации, так это фраза о том, что у Гордеева «было время», которого, в понимании самого Мишеля, быть-то как раз и не должно.
— Что значит «было время»? — Уточнил он, вскинув брови. Адриан Кройтор согласно кивнул, затем улыбнулся и сказал:
— Это случилось только на следующий день, Михаил Иванович! В день похорон вашей матери, когда Гордеев вызвал к себе Леонида Воробьёва, и сделал ему недвусмысленное предложение, а меня оглушили и бросили в подвал. На следующий день после её смерти.
И он опять не стал ничего говорить, наслаждаясь реакцией молодого князя.
Он-то, разумеется, всё понял без лишних объяснений.
— То есть, изначально делу всё-таки дали ход. — Произнёс он задумчиво, затем, подняв взгляд на Адриана, с усмешкой сказал: — Ты же ведь понимаешь, что оно нужно нам сейчас, как ничто другое?
Порадовала его сообразительность, но ещё больше порадовало это «нам». Отрадно было слышать, прямо душу грело! Адриан улыбнулся в ответ, и кивнул, но улыбка тотчас же сползла с его лица, уголки губ опустились вниз.
— Знаете, при моём нынешнем положении беглеца, мне довольно проблематично будет его достать. Но ведь и не это сейчас главное! — Голос его вновь сделался возбуждённым, а в глазах появился лихорадочный блеск. — Михаил Иванович, вы можете попросту не успеть. Прежде, чем спасать память вашей матушки, мы должны спаси вас!
— Отели. — В очередной раз порадовал своей сообразительностью Мишель.
— Да. Отели. — Кивнул Адриан в ответ. — «Надежда» по-прежнему на грани разорения, а остальные три долго не протянут без хозяина. Управляющим был назначен я, но, как вы сами видите… — Он развёл руками. — Сейчас управляющий из меня никакой. В моё отсутствие дела поручено вести господину Митрофанову. И я бы рекомендовал вам найти его как можно скорее, до того, как его найдёт ваш отец.
— Завтра же поговорю с ним, — решительно сказал Мишель. — Я и так собирался сделать это, а теперь причин вдвое больше.
— Есть ещё кое-что, ваше благородие. — Адриан поморщился, и покачал головой. Что уж поделаешь, сегодня он был как гонец, принёсший дурные вести. Оставалось надеяться лишь на милость своего господина.
— Я тебя внимательно слушаю.
— Я присутствовал при составлении завещания вашей матушки…
— Только не говори, что она оставила всё своё наследство мужу, а нас с Катериной обошла стороной! — С усмешкой произнёс Мишель, но Кройтор покачал головой.
— Нет. Всё имущество своё она завещала как раз вам, но что касается отелей… В завещании был пункт, согласно которому вы сможете вступить в права распоряжения только по достижению двадцати пяти лет. Она считала, что к этому возрасту вы женитесь, остепенитесь, и превратитесь в делового человека. Таким, как был ваш дядя, Михаил Николаевич, прежний хозяин.
— Этой осенью мне исполнится только двадцать четыре. А до тех пор, следует полагать, отелями будет распоряжаться мой опекун? То есть, мой обожаемый батюшка?
— Увы, ваше благородие. Пункт четыре-четыре-один звучит именно так. — Кройтор сокрушённо покачал головой, выражая своё бесконечное сожаление. — Никто из нас не мог предположить, что всё так сложится! Она писала это завещание два года назад, и, я клянусь вам, она не собиралась умирать, и в мыслях не имела обидеть вас этим пунктом! Она просто считала, что вы слишком молоды для таких серьёзных дел, как семейный business Волконских.