виделась. Как продержалась? Судя по закрытой больнице с решетками, силы у девушки в какой-то момент кончились — и до жажды смерти дошло. Одно дело — физическая сила, другое — нежное сердце.
Злата соскользнула с дивана на пол, присела под бок и обняла Лёну, насколько рук хватило:
— Если ерунда, тогда обещаю — найду его сама и наколдую по-некромантски, что писюн не оторвется, а отсохнет. Пеплом развею.
Лёна затряслась от смеха, загоняя печать обратно, и ответила той ее же словами:
— Не надо. Жалко.
Как же так вышло, что, собравшись втроем, начав разговор о глобальных и невероятных вещах, укатились к чувствам и злым обещаниям поотрывать мужчинам их драгоценности? Это плакат Вилли виноват, я невольно посмотрела на фото, — светит со стены своим довольно эстетичным достоинством коварный бог Эрон.
— Кофе вкусно пахнет. А душа здесь нет? Грязи за день насобирала, помыться охота.
— Вилли где-то не тут купается. И туалет — биокабинка.
Девушке обе сморщили носы, а Лёна справедливо заметила:
— Не пахнет, к счастью. Тут вообще нормально, чисто, техники полно, но это не бардак и не грязь. Нормальный дом.
Я еще хотела расспрашивать — Злату о том, как именно она делает из людей зомби, и может ли чему научить меня? Лёну — как разбираться с правилами и законами полузверей, и чем могу помочь я? Но не стала — кофе выпили, пирожные скормили самой зареванной, и просто молчали. Морально выдохлись, хотелось тишины и покоя.
— Здесь связь не ловит, выйди на крышу, позвони Нольду. Пусть утром приедет за всеми нами, найдет…
Лёна, так и не поднявшись с пола, протянула телефон мне:
— Я брата годами не видела, а ты день, а по лицу вижу — уже страдаешь. Иди сама поболтай.
Я вышла. В контактах только один безымянный номер, никаких наших цифр. Нажала вызов и сразу услышала мягкое и радостное:
— Да, сестренка.
— Это я.
И вдруг реветь захотелось, или навзрыд, как Злата, или скрытно без слез, как удалось Лёне, — только от счастья. Многомиллионный город горел ночными огнями, видимый с крыши окраинного здания маревом, океаном, толщей из камня, железа и людей. А я — тут, песчинка, слышу голос любимого человека…
— Да, Ева.
Еще мягче и еще радостней, а каплю тревоги я поспешила развеять:
— Все хорошо, все живы-здоровы. Со мной Лёна и Злата, мы у Вилли дома, но его самого нет. Приезжай утром и Троицу возьми, он дочери сейчас нужен как никто. И еще — Парису ничего не докладывай… Только сейчас не спрашивай — все завтра расскажу.
— Парису? Что с голосом, точно все хорошо? Давай сейчас приеду.
— Не надо. У нас девичник. Просто выть хочется от всего…
— Хочется — вой. — Серьезно ответил Нольд. — Я сейчас на воздух выберусь, тоже взвою. Давно копил.
Слезы у меня все-таки полезли. Пока носом не хлюпнула, улыбнулась прямо в трубку и попрощалась:
— Ждем утром.
Глава двадцать вторая
В бункере не особо было понятно — насколько рано, окон нет. Диван по-королевски никто в одиночку занимать не хотел, даже Злата заартачилась. Мы стянули покрывало вниз, свернутую постель Вилли не потревожили, и устроились дикарками на полу — две некромантки под боками полузверя. Лёна, как вытянулась, половиной тела без покрывала лежала, но ей было все равно, даже не мерзла. Это мы об нее, горячую, грелись, приобняв и устроившись головами на плечах.
Я проснулась, когда это плечо шевельнулось. Лёна первая чутко среагировала на поворот ключа в механическом замке, и вся напряглась. В приоткрытом проеме нарисовалась фигура Вилли, и меня это так успокоило, что я опять закрыла глаза и едва не вырубилась спать дальше.
Опять открыла глаза и увидела, что за Вилли объявился и Троица. Значит, утро! И Нольд тоже приехал!
На ночь оставили гореть лампу на столе у мониторов, чтобы, если кому в туалет, не убиться ни о что. Вилли верхний свет не зажег, отошел бочком в сторону и обалдело замер, глядя на нас.
— Вот это сокровищница.
— Привет, хозяин.
— Привет.
Злата проснулась и тут же вскочила с места, кинувшись в раскрытые объятия старика:
— Папа! Прости меня, пожалуйста…
— Золотинка моя, солнышко, как я рад, что с тобой все хорошо.
Троица счастливо и бережно обнял девочку, стал гладить по волосам и его треугольные глаза превратились в щелочки. Весь заморщинился и радостью, и облегчением — что лично его сокровище здесь, и, наконец-то вернулось.
— Пожалуйста… простишь? Я так скучала… устала… я домой хочу.
— Я сердился и очень переживал. Но виниться не надо, ты же у меня взрослая и самостоятельная, просто… — Троица нервно передохнул. — Не сбегай насовсем. Я тебя больше жизни люблю, доченька…
Никакой Великий Пра-Отец, каким бы мудрым учителем ни был, каким бы единым по крови некромантом тоже, не заменит Злате ее папы. Никакое наставничество не перебьет безусловной и простой любви, пусть не родного и обычного, родителя к ребенку.
Я лениво встала, и Лёна поднялась на ноги. Вилли совсем распахнул глаза в восторге:
— Обалдеть можно…
— Ты тоже красивый, и в одежде, и без.
— А? А… да, спасибо!
Сначала я услышала голос Нольда, а потом и его самого увидела — он задержался, и только теперь зашел:
— Вилли, не вздумай затащить Лёну к своему Фортену. Убью на месте, если только заикнешься про какую-нибудь «творческую фотосессию». Понял?
— Не командуй, — рыкнула девушка, — я сама решу.
И тут же обняла Нольда. Никогда не могла представить, что при его росте и крепости он хоть на миг покажется таким… не крупным. Одна я в стороне осталась, — развела руками, подмигнув Вилли. А он подмигнул мне в ответ.
Лёна, отпустив брата, не дала ко мне подойти. Загородила вдруг, выставив ладонь:
— Успеешь. — Развернулась, наклонилась и едва слышно произнесла мне на ухо: — О моем южанине молчи. А о том, чем мать шантажировала, тем более. Я сама найду время все рассказать.
— Хорошо.
Хмыкнула не строго:
— И Нольда не обижай, иначе съем.
— Хорошо.
— Ты не смотри, что тон мягкий, я не шучу…
— Да пусти уже!
Ее «не шучу» прозвучало еще веселее, чем предыдущая угроза, и я сама засмеялась. Юркнула под локтем и, наконец-то, смогла обнять Нольда в свою очередь. С прошлого утра на кладбище будто вечность прошла! Хотелось такую