девятьсот двадцать пять граммов. Содержимое желудка Омуралиева. Во всех пятистах фрагменты горной породы со следами огня.
– Пожара? – полковник Гущин изумлялся все больше. – Горела эта дрянь?
– Подвергалась воздействию пламени, и довольно давно, – ответил эксперт. – Мы пока затрудняемся точно установить из-за тепловых повреждений, что перед нами. Проведем дополнительные технические экспертизы, привлечем специалистов-геологов.
– Я повторяю вам – в части капсул для маскировки может находиться какая-то порода, да черт с ней! – воскликнул взволнованно Гущин. – Но в нескольких капсулах, возможно, спрятаны…
– Что? – спросил криминалист.
– Драгоценные камни.
Гектор глянул на полковника Гущина. Тот аж вспотел от новостей.
– Мы примем к сведению, Федор Матвеевич, – заверил криминалист. – После дополнительных исследований я вас извещу о результатах.
– Пещера Али-Бабы-то реальностью становится вроде, – хмыкнул Гущин, давая отбой и вытирая взмокшую лысину бумажным платком. – А, друзья мои? Гектор Игоревич, молчите? Вы же первый про золото и бриллианты, про клад Дэв-хана завели речь.
Катя смотрела на мужа – Гектор о чем-то думал.
– В принципе согласен, Федор Матвеевич, – он кивнул. – Перевозку драгоценных камней через границу в капсулах часто маскируют. В трех четвертях «мул» везет песок или щебенку, мелкие фрагменты, а в четверти капсул алмазы или изумруды. В Индии и Пакистане подобное практикуют при авиаперелетах. Хотя наше дело на классическую контрабанду никак не тянет.
– Я одного не понимаю, если в гроте, описанном профессором Велиантовым, – а грот тот был двойной, смежный, и в записке есть информация лишь о первой пещере… Если действительно Дэв-хан хранил там награбленные у китайских купцов драгоценности, почему он, возвращаясь в свой Синьцзян, не забрал клад с собой? Не потратил его на войну с китайцами? Копил-то он деньги для освободительного уйгурского движения, – сказала Катя.
– Ему могли помешать забрать клад. Те же наши погранцы, – задумчиво ответил Гектор. – После пропажи экспедиции с басмачами не церемонились. Пограничники, ОГПУ шли за ним по пятам в горах, выдавили его в Китай.
– Твой Лапшевников – знаток Туркестана – подробностей ухода Дэв-хана в Китай не привел. Напротив, предположил – в гибели экспедиции обвиняли тогда другого басмача, Абдуллу Насреддина, – заметила Катя. – И еще – насчет отрубленной головы Юрия Велиантова… Дэв-хан обезглавливал китайцев, это его личный жуткий почерк. А через тридцать лет в шестьдесят втором кто-то расправился с московским переводчиком с китайского аналогичным способом, едва лишь тот появился на Тянь-Шане, намереваясь раскрыть тайну пропавшей экспедиции. Дэв-хан давно был мертв. Та его дикая средневековая казнь, «сад мучений»… Но если Велиантова выследили в горах и отрубили ему голову, получается, убийца знал про клад Дэв-хана? Почему же он не забрал его себе еще в шестьдесят втором году?
– Возможно, забрал тогда, но не все, лишь часть, а в пещере Али-Бабы немерено сокровищ? – усмехнулся Гектор. Он глядел на Катю, любовался ею откровенно, не скрывая от Гущина своих эмоций.
– Или же никто Велиантова вообще не приканчивал, а голова его оторвалась во время аварии при падении в пропасть, – подхватил Гущин. – Хотя я лично ни одного случая из практики не могу назвать, когда у человека в ДТП отрывается голова. Но чего не случается на белом свете?
– Или же перед нами некая поражающая воображение многоуровневая загадка. – Гектор не отрывал взора от Кати. – Подобная самой таинственной Небесной горе. Все видят ее склоны – грани пирамиды из льда. Некий волшебный мираж… Архетип верований шаманов-тенгрианцев. А у подножия горы, внутри каменных стен – почти по Юнгу, из его теории архетипа, да, Катенька? – темный страшный древний грот… Пещера… Помнишь, в записках? Пауль Ланге… не профессор Велиантов, а его помощник – немец с винтовкой охотника – упоминал: «На полу полно костных останков». И фотограф Юсуф в гроте струсил не на шутку, когда их факел внезапно погас.
Пока ехали с Симонова вала до Валовой улицы, Катя открыла в почте файлы Адели Викторовны со списками участников семинаров. На семинар архаровцев из Киргизии приехали восемь человек. На семинар орнитологов по природе горного Алтая – одиннадцать.
– Второй семинар можно пока оставить в стороне, – заметила Катя. – Архаровцев надо проверять. Они из Киргизии, к тому же архар – горный баран – водится и в тех местах, где работала пропавшая экспедиция. А они его наблюдают, значит, могли блуждать по горам и наткнуться на некие странности у Хан-Тенгри. Вдруг кто-то из них сообщил нечто важное Красновой о профессоре Велиантове? Грот они не нашли, конечно, но…
Она умолкла. Зоологи из Киргизии… А как их проверишь? Легко сказать. Они бизнесмена Нурсултанова до сих пор в Казахстане достать не могут. Гектор, управляя внедорожником, на трассу не глядел, читал, наклонившись, в ее мобильном фамилии из списка.
– Нурмагомедов, Нуралова, Нурбердыева, – огласил он. – А у нас Нурсултанов. Родовые связи возможны, раз фамилии похожи. Хотя не факт. Я на Кавказе имел дело с фамилиями родов и тейпов, а по Средней Азии я ничего конкретного не знаю.
Они припарковались, едва найдя свободное место, направились на угол Садового кольца, в офис бывших компаньонов мужа Вероники Заборовой. Она открыла им дверь на звонок. На полу у двери коробки, обклеенные лентой. Посуда, постельное белье.
– Проходите, – пригласила Вероника. – Я после похорон Лены вырвалась из дома. Тоска меня вон гонит… Ночью от бессонницы сдуру наделала спонтанных покупок – для дома барахло, типа психотерапии… Хотела сама забрать со склада, но он у них черт-те где. И на Пахру ко мне везти курьером – сплошное разорение. Оформила доставку в офис. Мне компаньонам мужа еще надо вечером ключи завезти. Больше здесь мне делать нечего. Они офис окончательно на продажу выставили.
Катя заметила – Вероника внешне изменилась, осунулась. Под глазами синие круги от бессонницы, крашеные золотистые волосы в беспорядке. Одета она почти затрапезно – в розовый спортивный костюм «Джуси кутюр», давно вышедший из моды, и растоптанные угги на босу ногу. В чем дома в саду ходила – в том и в Москву махнула за покупками.
– Вероника Станиславовна, мы к вам с огромной просьбой, – начала Катя. – Несмотря на закрытие дела о гибели вашей сестры Петровкой, у нас есть большие сомнения.
– В чем сомнения? – Вероника глядела на Катю. – Вы мне, пожалуйста, все скажите. Лена – моя сестра. Я за нее – даже мертвую – горой встану. На похороны притащились эти… ее коллеги из музея… Пялились на Ленин гроб и друг на друга. Шептались у меня за спиной. Я их главной – ученой старухе – прямо заявила: никогда не поверю в версию полиции. Пусть они в бумагах своих прописали «несчастный случай», но за глаза-то ведь все про Ленино самоубийство судачат. Музейщица на меня так глянула! А Толька Ковальчук даже на похороны не пришел. Ладно, пусть у него моего телефона