Читать интересную книгу Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me) - laventadorn

Мама моргнула.

— В маггловском мире, — произнесла она, полностью владея собой, — дети становятся совершеннолетними в восемнадцать. В моих глазах, миссис Снейп, Лили все еще ребенок.

— На стыке двух культур определенные противоречия неизбежны. Прошу меня извинить, миссис Эванс, я не намереваюсь критиковать то, как вы воспитываете свою дочь. Лишь пытаюсь предложить... альтернативную точку зрения. — Затем она взглянула на Северуса. — Если ты уже хорошо себя чувствуешь, полагаю, нам следует вернуться домой.

— Да, вполне, — согласился он слишком тихим голосом — но все же забрал принесенную матерью аккуратную стопку одежды и ушел переодеваться в смежную с палатой ванную.

Лили смотрела ему вслед — и в груди, с другой стороны от сердца, начала разливаться странная пустота.

* * *

— Чем именно ты разозлил Люциуса Малфоя?

Северус ждал этого вопроса. В больнице она вела себя отчужденно — слишком отчужденно для той женщины, которая его родила. "Люциус Малфой шлет свои наилучшие пожелания и просит сообщить, когда ты поправишься", — и взгляд в глаза, столь искусное прикосновение к разуму, что лишь многолетняя практика позволила ему добиться нужной реакции, когда его психика, тело и магия пребывали в столь жалком состоянии. Но это далось ему нелегко; окклюментные щиты, которые должны были возникнуть в сознании легко и непринужденно, едва его не подвели... он чувствовал, что еле-еле сумел отразить эту попытку проникновения — так правильно брошенный камень отскакивает и блинчиком прыгает по воде.

— Отвечай, Северус! — тон матери мог бы поспорить с черным льдом на зимних улицах, столь холодным он был и жестким.

— Вчера я должен был с ним встретиться, — сказал Северус, старательно избегая ее взгляда. — Я этого не сделал.

Мать договорила за него — все тем же суровым и колючим тоном:

— Вместо этого ты оказался в больнице.

— Да.

Паузы между словами казались столь же промороженными, как и ее голос.

— Та магглорожденная сказала, что это сделала она. Что ты сам ее попросил.

— Лили никудышная лгунья, матушка.

— Вряд ли она лгала.

— Это я в виду и имел.

Она наблюдала за ним — он чувствовал это всей кожей... словно ее взгляд, ее злость и разочарование расходились от нее тяжелой волной, как какое-то заклинание.

— Она сказала, что пытается спасти тебе жизнь.

Да, Лили была склонна все драматизировать. Как и большинство гриффиндорцев.

— Таков гриффиндорский взгляд на мир.

Договорив, он осознал, что именно так Лили и уговорила себя его проклясть: она искренне верила, что тем самым спасает его от худшей участи.

Но она не понимала. Спасение тут было ни при чем — такого, как он, уже нельзя было ни спасти, ни от чего-то уберечь; он мог только попытаться предотвратить самое плохое. И если все, что случилось в прошлый раз, еще не худшее из возможного — узнавать, что же тогда худшее, он определенно не хотел.

Он не верил в мифическую точку "хуже некуда", считая, что это "куда" всегда существует, и стоит только что-то оставить на волю случая — именно туда оно все и покатится. Он мог надеяться только на одно — чуть-чуть повлиять на ситуацию, чтобы выгадать себе пространство для маневра и суметь ускользнуть, когда это снова потребуется — как, впрочем, и всегда.

Лицо матери на глазах затвердело, точно превратилось изо льда в камень.

— Это как-то связано с той школьной бандой?

В будущем они станут несоизмеримо большим. Но пока что этого еще не произошло. По большому счету, сейчас они и впрямь лишь мелкая шпана; психопаты пограничного типа, взращенные на рационе из незаслуженной похвалы пополам с палочной дисциплиной. Они мучили мелкую живность и пугали девчонок, и им это нравилось.

Но настоящее не стоит на месте. В детстве этим мальчишкам скормили искорку злобы; как Контрапассо раздувает угольки раскаяния, так и из их подросткового садизма, подогреваемого семейными догмами о чести и традициях, со временем разгорится пламя; в конце концов они найдут себе место в стане приспешников Темного Лорда, и тогда это пламя хлынет и зальет все волной, точно степной пожар — мертвое высохшее поле.

— С Пожирателями Смерти? — сказал он матери. — Да.

— Ты туда вступил?

Он покачал головой.

— Но они думали, что ты этого хочешь. Люциус Малфой так думал.

Северус кивнул, не утруждая себя словами.

Ее волшебная палочка замерла, обращенная вниз; кончик напряженно вдавился в столешницу.

— И кто из твоих сокурсников знал об этих честолюбивых помыслах?

— Все мои друзья-слизеринцы.

Северус заставил себя дышать ровнее. На мать он при этом не смотрел — в больнице окклюменция далась ему слишком дорогой ценой, и снова к ней прибегать не хотелось... особенно если на сей раз щиты он все-таки не удержит.

— Матерь Божья, — произнесла мать, изрядно его удивив. — Северус, ты хоть подумал о том, как к твоему... проступку отнесутся ровесники? Не может быть, чтобы ты до сих пор не заметил, как устроен Слизерин!

— Я отказался от честолюбивых устремлений, — Северус пытался говорить отстраненно, но слабо себе представлял, как этого добиться без помощи окклюменции. — Хотя в соответствии с текущим политическим климатом должен был холить их и лелеять. Я поставил в затруднительное положение Люциуса Малфоя — можно даже сказать, что я его оскорбил. Малфои весьма могущественны. Как студент Люциус обладал немалым влиянием — возможно, самым большим в школе. И он по-прежнему им обладает.

Выражение на лице матери... это было горе.

— Северус. Если ты это сделал ради той девчонки...

— Нет. Ради себя самого.

Она молчала. Он вдыхал и выдыхал воздух. Думал о том, как найти верный тон. Горе... горе он знал. Знал его и в прошлом, и сейчас; узнавал его снова и снова...

— Когда слизеринец понимает, что его честолюбивые мечты пошли прахом, — сказал Северус, — он отряхивает этот прах с ног и начинает все заново.

— Но не ценой своей собственной жизни, Северус.

О... Она понятия не имела, что именно сейчас сказала.

— Они меня не убьют — если именно это тебя беспокоит. Просто... осложнят жизнь.

Настоящая проблема — не в том, чтобы переждать грозу... он знал, что сумеет это пережить. Бывало и хуже — куда страшнее, чем козни этих недорослей. К тому же ему скорее всего повезет, и они будут так торопиться завоевать расположение Люциуса и поскорее нанести свой удар возмездия, что в итоге лишь начнут путаться друг у друга под ногами. Каждый из них постарается доказать, какой отличный Пожиратель Смерти из него получится; как только речь заходила об удовлетворении собственных амбиций, слизеринцы забывали о факультетской солидарности. Вот если бы Слизерин выступил против него единым фронтом — тогда да, у Лили и его матери (и у него самого, кстати) мог бы появиться повод для беспокойства. Но каверзы вздорных юнцов-одиночек — это он как-нибудь да вытерпит. В конце концов, у него было двадцать семь лет практики.

Нет, чего Северус действительно хотел избежать — так это нежелательного внимания. Если Темный Лорд или Дамблдор осознают пределы его возможностей, особенно в области темной магии... раз он перестал быть потенциальным союзником, Темный Лорд сочтет его умения опасными. Что же до той угрозы, какую увидит в нем Дамблдор...

Сощурив глаза, мать наблюдала за ним.

— Ты же осознаешь, — сказала она внезапно, — что можешь уйти из школы. Студенты вправе заниматься самостоятельно, если сочтут, что получаемое в Хогвартсе образование перестало... удовлетворять их потребностям.

Например, потребности и дальше дышать.

— Да, — произнес он. На этот раз расплывчатый ответ получился у него сам собой; эта проблема — возвращение в школу — его и так уже какое-то время не отпускала.

Снова вернуться в Хогвартс — прежний Хогвартс, еще до того, как все покатилось под откос... Но ведь и тогда в школе многое шло не так — по крайней мере, для него: Мародеры преследовали его за то, что он преследовал собственные цели, а профессора и сокурсники откровенно недолюбливали — кроме слизеринцев, которые терпели его за знаки внимания нужным людям и немного уважали за целый арсенал исключительно поганых проклятий...

Снова смотреть, как этот выпердок, Джеймс Поттер, стоит в каком-то шаге от Лили.

Снова смотреть, как она его полюбит, а потом и выйдет за него замуж... за того, кто как-то сознался, что изводит Северуса только за то, что тот существует...

Даже грози ему смерть — он никогда и ни за что не наложил бы на Лили Контрапассо. Да, он любил ее отчаянно и самозабвенно, до гроба и даже за гробом, но не знал, сможет ли когда-нибудь простить ей любовь к тому человеку... к тем четверым, которых Северус ненавидел так сильно, что порой подозревал — сердца разбиваются от ненависти так же, как и от любви.

Но если не возвращаться в школу — что потом?.. Он попрощался с Хогвартсом в ту ночь, когда погиб Альбус; знал, что это придется сделать еще тогда, когда Пожиратели — настоящие Пожиратели, а не их юные версии — только ступили на территорию школы. Никогда их больше не будет — тех ночей, когда этот замок принадлежал ему.