Читать интересную книгу Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me) - laventadorn

— Да заткнись ты уже, Бродяга... — сдавленно простонал Ремус.

— Вот-вот — хватит орать, а то у Лунатика уши лопнут.

Похоже, Джеймсу все-таки расколдовали превращенную в чайник голову. Лили сидела неподвижно, не осмеливаясь глядеть по сторонам, и жалела, что по дурости выбрала себе столик у самой двери — нет чтоб пройти подальше в вагон... а на диванчике напротив сидели Фелисити Медоуз и Мартин Пикс, которые так и норовили друг друга обслюнявить... вот только этого напоминания ей и не хватало.

— Ну вот, Лунатик, — сказал Джеймс жизнерадостно, — целое свободное место, которое заняла для тебя восхищенная поклонница... Эванс?

Лили медленно повернула голову, чувствуя себя так, словно ступает по льду. Внутри у нее все замерзло — кроме сердца, которое трепыхалось в груди, как безумное...

На этот раз уже Джеймс и Сириус с двух сторон поддерживали Ремуса — тот выглядел таким же больным и измотанным, как и она сама. Разве вчера было полнолуние? Ощутив ее взгляд, Джеймс отдернул руку от волос — похоже, хотел их взъерошить. Лили едва не ударилась в слезы.

Озорная полуулыбка, в которой он так часто перед ней расплывался, дрогнула и погасла.

— Что с тобой стряслось, Эванс? — Джеймс окинул ее удивленным взором, подозрительно напоминая при этом Сева, если не считать широко распахнутых глаз. — Ты выглядишь почти как Лунатик.

— Джеймс, — стоически произнес Ремус. Как бы Сев ни шутил, что терпение — его единственная добродетель, Ремус по этой части мог бы показать пример и самому апостолу Павлу. — Весь вагон сейчас слушает вас и ждет, когда же вы, мои дорогие друзья, соизволите отсюда убраться. Дайте мне уже куда-нибудь плюхнуться и сделайте милость, свалите наконец.

— Вот-вот, плюхнуться, — фыркнул Сириус. — Ты же еле стоишь, мокрая тряпка — и та лучше тебя вертикально держится.

Но на диванчик рядом с Лили свою ношу они сгрузили удивительно бережно, и даже помогли выпрямиться — если судить по страдальческой гримасе, опять испытывая при этом терпение Ремуса. Вежливо улыбнувшись, он выдавил сквозь стиснутые зубы:

— Кыш отсюда, пока я не помог волшебным пенделем под зад.

— Не скучай тут без нас, — Сириус запустил пальцы в волосы — взлохмаченные, они стали напоминать копну сена, — не то зачахнешь и совсем вымрешь.

— Не дождетесь — меня даже ваши выходки не доконали, — отозвался Ремус.

Широко ухмыльнувшись и тряхнув головой, чтобы убрать со лба мешающую прядь, Сириус развернулся, собираясь уходить.

— Пока, Эванс, — сказал Джеймс и слегка замешкался — но Сириус уже открывал дверь вагона, и Джеймс последовал за ним.

Проведя пальцем по длинной серьге с павлиньими перьями, Фелисити Медоуз протянула:

— Пока, Джеймс.

Тот немедленно обернулся, просияв от радости, но обнаружил, что Лили так и не очнулась от своей ледяной неподвижности, улыбается ему Фелисити, а Мартин Пикс мечет на них убийственные взоры. Неловко улыбнувшись в ответ, Джеймс удрал из вагона вслед за Сириусом, и раздвижные двери захлопнулись с грохотом.

— Что ж, Люпин, — сказала староста школы, — большое тебе спасибо за устроенный тут балаган. Не возражаешь, если мы продолжим?..

— Конечно, Розмари, — все так же стоически согласился Ремус. Розмари — как бишь там ее? — презрительно фыркнула, поразительно напомнив при этом Петунью, и открыла наконец собрание. Фелисити Медоуз и Мартин Пикс шепотом заспорили — Лили уловила "Джеймс Поттер", "тебе нравится этот идиот", а затем "ты не считал его таким уж идиотом, когда повторял его приемы и выделывался на метле перед этой лахудрой Амелией Картрайт!"

— Как ты? — спросила Лили, стараясь не шевелить губами.

— Все так же, — слабо улыбнувшись, ответил Ремус. Он был неестественно бледен — и это если сравнивать с Северусом, чья кожа и в лучшие-то дни по цвету напоминала пергамент. Ремус походил на мраморную статую; волосы его были влажными от испарины, а тыльную сторону ладоней исполосовали свежие царапины — как и ту часть шеи, которую не закрывал наглухо застегнутый воротник. Нижняя губа лопнула — тонкая трещина, из которой все еще сочилась сукровица — а тени под глазами напоминали синяки. Если не знать, как бережно Джеймс и Сириус отбуксировали его к сиденью, можно было подумать, что он с ними подрался и проиграл.

— Не может быть, чтобы я так же плохо выглядела, — прошептала Лили. — На мне-то мантикора не прыгала.

Ремус прыснул — и закашлялся, схватившись за ребра. Лили потянулась к нему, но, едва дотронувшись, ощутила резкий приступ тошноты. Зажав рот ладонью, она закрыла глаза и откинулась на спинку дивана.

— А кто тогда прыгал? — спросил Ремус; в голосе его слышалась усталость сродни ее собственной.

— Он напал на меня в глухую полночь и размазал по тротуару, — слабым голосом сказала Лили; тошнота потихоньку отступала. — И сразу же удрал.

— Как и мой злодей, — вздохнул Ремус.

Больше они не разговаривали и только слушали выступления старост... определенно, это собрание не казалось коротким — а может, все дело было в том, как сильно ей хотелось поскорее дождаться конца и спрятаться у Северуса в купе. Лили сидела рядом с молчаливым и изможденным Ремусом и все собрание думала о том, что если она так и будет превращаться в айсберг при виде Джеймса, то не согреется до конца семестра.

* * *

Пустое купе Северус так и не нашел — зато ему попалось почти столь же подходящее, занятое стайкой боязливых первокурсников. Достаточно было открыть дверь, посмотреть на них сверху вниз фирменным взором профессора Снейпа и сказать: "Полагаю, что вы заняли мое купе", — и они немедленно с ним согласились. Проявив при этом поразительную солидарность — такую, что прямо-таки пыль столбом.

Должно быть, ему недоставало возможности вволю потиранить какую-нибудь мелюзгу, решил Северус, задвигая на багажную полку оба сундука — свой и Лили. Он сразу же почувствовал себя бодрее. Правда, не исключено, что причина была в долгожданном уединении — он и сам не знал, каким божьим чудом удержался и не превратил половину поезда в сурикатов.

Поскольку пером и чернилами в дороге было пользоваться невозможно, он достал записную книжку и маггловскую ручку и открыл страничку с заметками о болезни Лили. Мадам Помфри точно сочтет его одержимым... но ей потребуется вся возможная информация, чтобы правильно поставить диагноз.

Северус повидал немало недоумков, страдавших от магической отдачи, и был практически уверен, что это не последствия Контрапассо. Даже если организм и был ослаблен болезнью еще до того, как Лили наложила темное заклятье, отдача все равно не приводила к тому, что самочувствие сначала улучшалось, а затем ухудшалось снова. А в больнице она явно шла на поправку. Да и нынешние ее симптомы не совпадали с описанными в то утро: ни дезориентации, ни головокружения, ни боли, только усталость и повышенная чувствительность к температуре. Она жаловалась, что зябнет — однако, когда прикасалась к нему, руки у нее были теплые, но не лихорадочно горячие. В любом случае, раз у нее такие теплые руки, то мерзнуть она точно не должна.

Если магическая отдача ни при чем, то либо у болезни длительный инкубационный период, либо Лили кто-то проклял. А в привычной Северусу реальности еще ни разу не случалось ложной тревоги из-за пустяков; напротив, все обычно оказывалось куда хуже, чем выглядело на первый взгляд.

Тем новогодним утром она встретилась с Люциусом, которому мать рассказала, что он, Северус, по милости Лили угодил в больницу. Времени на то, чтобы что-то наколдовать, у Люциуса было слишком мало — это подтверждали и мать, и Лили; кроме того, он наверняка был в весьма расстроенных чувствах и не смог бы наложить заклятье незаметно и не вызывая подозрений. Но Северус был уверен, что Лили кто-то проклял... и если не Малфой, то кто тогда?

Люциус всегда неплохо к нему относился — с некоторым пренебрежением, конечно, но чего еще ждать от чистокровного сноба, который общается с полукровкой из нищей семьи... точнее, нищей была только маггловская ее половина, но Принцы никогда не привечали ни Северуса, ни его мать. Однако если в случившемся с Лили и впрямь виноват Люциус, он сможет вволю налюбоваться на собственные кишки... о да, и весьма скоро.

Знай Северус заранее, что Пожирателям станет известно, как Лили помешала его встрече с Темным Лордом, он ни за что не стал бы ее впутывать в эту историю, и более того — без раздумий прикончил бы того, кто им об этом рассказал. Но жизнь словно задалась целью испытать пределы его человекоубийственной решимости, поскольку опасность на Лили навлек сначала он сам, а затем — его собственная мать. Корить за это себя он еще мог, но мать всегда будет в первую очередь заботиться о сыне, не о его друзьях, а чужие приоритеты слизеринцы уважали.

Северусу просто придется пересмотреть свои собственные — не только удержаться на плаву самому, но и потопить всех говнюков, что посмеют угрожать Лили в Хогвартсе.