Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для него Хогвартс был частью души — как Лили, и даже Дамблдор. Когда что-то становится частью души — оно никогда не уходит окончательно, но и не застывает в неизменности, и в ту ночь, когда погиб Альбус, Северус почувствовал, что замок покидает его — как Лили, когда он прокричал "грязнокровка!", как Дамблдор, который ушел вместе со словами "Авада Кедавра". Он исполнил все, что обещал, и за это Хогвартс его оставил.
Мог ли он вообще туда вернуться? Да и хотел ли этого? Не будь там ни сопляков-Пожирателей, ни чужой злобы, ни Мародеров — если бы было можно просто войти в главные двери, и чтобы его ждал Альбус, и там были Минерва, Филиус и Помона, и коридоры купались в солнечном золоте... тогда — вернулся бы?
Он прошел бы сквозь смерть — лишь бы снова попасть в этот Хогвартс.
Северус закрыл глаза.
Глава 13
8 января 1977 года
— Пока, мам, — сказала Лили, наклоняясь, чтобы мама ее обняла. Запахи мокрого цемента, отсыревшей кошачьей шерсти и совиных испражнений почти заглушали тонкий аромат парфюма.
Мать сдавила ее в крепких объятиях.
— Ты уверена, что уже достаточно поправилась для этой поездки? — спросила она и, выпустив дочь, взяла ее лицо в ладони. — Мне не нравится, как ты выглядишь. Может, стоит им написать, что я привезу тебя на машине через пару деньков?
Лили улыбнулась — от усилия заныли щеки.
— Я просто устала. Отлежусь после собрания старост в тишине и покое, а если и это не поможет, — она сжала руку матери, — то мадам Помфри точно справится. Она куда опытнее тех остолопов из Мунго.
Мама всматривалась в ее лицо — недоверчиво и обеспокоенно — и наконец улыбнулась и поцеловала дочь в лоб; улыбка вышла натянутой, но Лили сделала вид, что ничего не заметила.
— До встречи, солнышко, — мама пригладила ей волосы. — Удачного тебе семестра. Напишешь мне завтра, ладно? Совы там и все такое прочее...
Лили поцеловала ее в щеку. Сотрясая воздух, по людной платформе раскатился гудок паровоза, и над железнодорожными путями поднялись клубы дыма.
— Я тебя люблю, — сказала Лили, в последний раз стиснув маму в объятиях; стоявшие рядом студенты и родители дружной толпой потекли к поезду.
Таща за собой школьный сундук, она залезла в вагон. Какой-то первогодок споткнулся о собственный кофр — Лили едва из-за него не упала, но все же устояла — и тут же еле успела увернуться от двух пятикурсниц, что ворвались в поезд вслед за ней. Вжавшись в стенку, чтобы их пропустить, она в последний раз высунулась из дверей и помахала матери. Платформа уплывала назад; мама послала воздушный поцелуй, а затем поезд повернул на стрелке, и вокзал Кингс-Кросс скрылся из виду.
Лили осталась стоять в опустевшем тамбуре. Прислонилась к стенке, спиной чувствуя дребезжание вагона. Закрыла глаза — та усталость, которая донимала ее с Нового года, почему-то так и не прошла. Сев предположил, что это последствия темной магии, помноженные на рождественскую простуду, но окклюменцией он при этом не пользовался и, как заметила Лили, был явно встревожен. Очень хотелось надеяться, что мадам Помфри разберется, в чем дело...
Кто-то пытался забрать у нее сундук. Она покрепче схватилась за ручку и открыла глаза.
— Привет, Сев, — поздоровалась Лили, едва подавив внезапное и всепоглощающее желание уткнуться ему в плечо. Северус всегда был слишком тощим... пожалуй что даже костлявым, но отчего-то это плечо — хоть он и переоделся в колючую школьную мантию — манило ее, словно теплая пуховая постель.
Прищурившись, он оглядел ее с ног до головы:
— Ты выглядишь так, словно совсем не спала.
— Неправда, — Лили и сама могла услышать, каким ломким от усталости сделался голос. — Я спала. Просто это было бесполезно.
Но ей уже стало... теплее, чем когда она только садилась в поезд. С трудом отлепившись от стенки, Лили похлопала глазами, чтобы разогнать сонливость, и попросила:
— Возьмешь с собой мой сундук, если не сложно? Не хотелось бы волочь его сначала до вагона старост, а потом назад...
— Я считаю, тебе надо не в вагон этот клятый тащиться, — произнес Северус таким тоном, словно речь шла о поездке верхом на драконе, — а лежать и отдыхать.
— У старост там собрание — нельзя же его пропускать. Я не больна, Сев, просто устала.
— Ты не выглядишь здоровой, — возразил он, еще сильнее щуря глаза. — Опиши мне свои симптомы.
— После собрания, ладно? — улыбнулась она. Он до того сощурился, что глаза сузились в щелочки; Лили обеими ладонями обхватила его предплечье и сжала пальцы, и на мгновение ее накрыло теплом — словно под кожу потек заряд бодрости.
— Займешь пока для нас свободное купе?
— Хорошо, — согласился он, глядя на ее руку, как на какой-то посторонний предмет. — Пошли, провожу тебя до этого твоего вагона, будь оно все неладно...
Лили слишком устала для споров — и к лучшему, как оказалось, поскольку в поезде царил форменный бедлам: там гонялись друг за другом визжащие детишки, товары из "Зонко" сеяли хаос и наводили смуту, в коридорах ворковали влюбленные парочки, а в одном из купе под аккомпанемент грохота и восторженного визга кто-то запускал ядовито-лиловые фейерверки. Сев шагал впереди; казалось, он обладал волшебной способностью одним своим видом заставлять толпу расступаться — Лили пришлось ухватить его сзади за мантию, чтобы не навернуться.
По дороге им попалась стайка хихикающих первогодков; Сев рявкнул на них: "А ну заткнулись и сели!" — и детишек как ветром сдуло; они плюхнулись на сиденья в своем купе, не успев даже, кажется, осознать, что именно с ними случилось. Лили улыбнулась, проходя мимо; глаза у них были круглые, как чупа-чупсы.
— Теперь я знаю, какой из тебя вышел учитель, — прошептала она; Северус заинтересованно покосился через плечо — они как раз перебирались из одного вагона в другой. — Ты запугивал своих студентов до состояния беспрекословного повиновения.
— Разве могли быть и другие варианты? — спросил он, и его отражение в оконном стекле призрачно усмехнулось.
Северус открыл двери вагона для старост, пропуская Лили вперед. Здесь было куда тише, чем в остальном поезде — простых смертных сюда не пускали, а Джеймс и Сириус старостами не были, что уберегло здешнюю публику от фейерверков. Зато тут повсюду целовались влюбленные парочки — и у окон, и в глубине на диванчиках.
— После собрания — сразу ко мне, — наказал ей Северус строгим голосом. — Никакой помощи очередным тупицам. Прокляни их или запри в туалете — не то они будут иметь дело со мной.
— Договорились, — ответила она, из последних сил сдерживая смех. Вообще-то, конечно, ничего забавного в этой картине не было — грозный Северус и отлетающий от него в туалет зареванный первокурсник — но в то же время все-таки было. Так, самую малость.
— Я забуду про обязанности старосты, если ты дойдешь до купе и по дороге никого не проклянешь.
— Путь до него слишком долог, — вздохнул Северус. — И полон искушений.
Лили улыбнулась, и, стиснув напоследок его плечо, отпустила вагонную дверь — та скользнула на место, закрываясь у нее за спиной. Поежившись, она запахнулась в куртку: здесь было довольно прохладно, хоть Фелисити Медоуз и Мартин Пикс и усердствовали так, что даже окно запотело.
Заметив первый же свободный столик, Лили плюхнулась на диванчик и легла щекой на столешницу, положив руки под голову. Ей хотелось уснуть и не просыпаться до самой Шотландии. Сев был прав — не стоило ходить на это собрание... надо было послать старостам школы записку, что на каникулах она расхворалась и все еще не поправилась... или же просто послать к ним Сева — с ним они бы спорить не посмели...
— Ну что, все в сборе? — властно спросил девичий голос с другого конца вагона. — Все старосты тут? Если да, то давайте уже начинать.
Лили выпрямилась и откинулась на спинку диванчика, но глаза не слушались и продолжали слипаться. Она прислушивалась к звукам вокруг — подростки хихикали, что-то бормотали, шуршали, ерзая на сиденьях — и думала, что и сама теперь тоже подросток... и Сев тоже, по крайней мере внешне, хотя в душе еще долго будет считать себя преподавателем... долго, если не всегда.
— Так, — сказал староста школы — Лили не помнила, как его зовут, и слишком устала, чтобы сейчас на эту тему напрягаться, — поскольку это всего лишь организационное собрание после каникул, давайте постараемся не затягивать...
Дверь вагона открылась, помешав ему договорить, и раздался знакомый голос, от которого Лили немедленно проснулась:
— Привет, народ! Извините, что задержались! И вот он появляется в дверях — наша сегодняшняя звезда, он же Глупин...
— Да заткнись ты уже, Бродяга... — сдавленно простонал Ремус.
— Вот-вот — хватит орать, а то у Лунатика уши лопнут.
Похоже, Джеймсу все-таки расколдовали превращенную в чайник голову. Лили сидела неподвижно, не осмеливаясь глядеть по сторонам, и жалела, что по дурости выбрала себе столик у самой двери — нет чтоб пройти подальше в вагон... а на диванчике напротив сидели Фелисити Медоуз и Мартин Пикс, которые так и норовили друг друга обслюнявить... вот только этого напоминания ей и не хватало.