Но «Наутилусу» не было никакого дела до этих отвратительных гадов. Мы видели остров Тимор всего несколько минут, в полдень, когда помощник капитана делал очередное наблюдение. Так же мельком я увидел маленький остров Ротти, принадлежащий к той же группе; женщины этого острова славятся своей красотой и высоко ценятся на меланезийских невольничьих рынках.
Отсюда «Наутилус» круто повернул на юго-запад, по направлению к Индийскому океану.
Куда нас занесет каприз капитана Немо? Может быть, к берегам Азии? А быть может, к европейскому материку?
Эти предположения трудно было согласовать с всегдашней ненавистью капитана Немо к обитаемым землям.
Значит, мы спустимся еще южней? Может быть, «Наутилус» обогнет мыс Доброй Надежды и мыс Горн и доплывет до южного полюса? Каким путем мы вернемся в воды Тихого океана, где подводный корабль имел больше всего простора?
Только будущее могло дать ответ на эти вопросы.
Пройдя вдоль подводных рифов Картье, Гиберни, Серингапатама и Скотта, последних форпостов твердой земли, выдвинутых далеко во владения враждебной стихии, 14 января мы очутились в открытом море, далеко от суши. Скорость движения «Наутилуса» стала умеренной. Капризный и непостоянный корабль то все время шел на большой глубине, то подолгу не покидал поверхности океана.
Во время этого плавания капитан Немо сделал любопытные наблюдения относительно температуры морской воды на разных глубинах. В обычных условиях эти наблюдения осуществляются при помощи довольно сложных приборов: термометрических зондов или аппаратов, действие которых основано на неодинаковой электропроводности различных металлов. Но показания этих приборов не всегда заслуживают доверия, особенно показания термометрических зондов, стекла которых часто не выдерживают высокого давления в глубинных слоях воды. К тому же полученные данные трудно проверить, так как повторение опыта представляет значительные трудности.
Напротив, капитан Немо сам погружался на любую глубину, и термометр, спущенный в различные слои воды, давал немедленно же совершенно точное и бесспорное показание.
Таким образом, погружаясь, то при помощи наполненных; водой резервуаров, то при посредстве наклоненных рулей глубины, капитан Немо последовательно достигал уровня в три, четыре, пять, семь, девять и десять тысяч метров под поверхностью океана и пришел к окончательному выводу, что под всеми широтами температура воды на глубине ниже тысячи метров равняется всегда четырем с половиной градусам Цельсия.
Я следил за этими исследованиями с величайшим интересом. Часто я спрашивал себя: к чему капитану Немо эти научные исследования? Неужели он думает о пользе человечества?
Это было маловероятно — ведь все его работы должны были вместе с ним найти последнее прибежище на дне какого-нибудь отдаленного моря.
Впрочем, может быть, он решил через мое посредство подарить миру свои научные труды? Значит, рано или поздно он позволит мне покинуть свой подводный корабль и вернуться на сушу, к людям?
К сожалению, пока не было никаких оснований надеяться на это…
И тем не менее капитан Немо однажды поделился со мной результатами сделанного им исследования плотностей воды в важнейших морях земного шара. Из его сообщения, представлявшего, кстати сказать, огромный научный интерес, я попутно сделал одно заключение, никак и ничем не связанное с наукой, но весьма важное лично для меня.
Это произошло утром 15 января. Я прохаживался с капитаном Немо по палубе «Наутилуса», когда он неожиданно спросил меня, знаю ли я, что морская вода в разных местах обладает неодинаковой плотностью. Я ответил, что нет, и добавил, что наука не имеет проверенных сведений по этому вопросу.
— Я сам проделал это исследование, — сказал мне капитан Немо, — и ручаюсь за его точность.
— Отлично, — ответил я, — но «Наутилус» — это обособленный мирок, и открытия его ученых никогда не дойдут до жителей земного шара.
— Вы правы, профессор, — промолвил капитан Немо после недолгого размышления. — «Наутилус» действительно обособленный мирок. Он так же далек от земли, как планеты, вращающиеся вместе с ней вокруг солнца. И так же как на земле не узнают никогда о работах ученых Сатурна или Юпитера, так же точно останутся неизвестными работы ученых «Наутилуса». Но вам, судьба которого случайно оказалась связанной с судьбой «Наутилуса», я могу сообщить результаты своих наблюдений.
— Я слушаю вас со вниманием, капитан.
— Вам, конечно, известно, господин профессор, что морская вода обладает большей плотностью, чем пресная? Но эта плотность не везде одинакова. В самом деле, если принять за единицу плотность пресной воды, то плотность вод Атлантического океана будет равняться одной целой и двадцати восьми тысячным, Тихого океана — одной целой и двадцати шести тысячным; эта плотность равняется для вод Средиземного моря.
«Ага, — подумал я, — значит, он бывает и в Средиземном море!»
— … одной целой и тридцати одной тысячной, для вод Ионического моря — одной целой и восемнадцати тысячным и для вод Адриатического моря — одной целой и двадцати девяти тысячным.
Ясно было, что «Наутилус» не избегал самых оживленных морей земного шара. Отсюда я сделал вывод, что когда-нибудь — а может быть, и скоро — он приблизится к более цивилизованным странам.
Эта новость должна была обрадовать Неда Ленда.
В течение следующих дней мы совместно провели ряд исследований: определение насыщенности воды солями на различных глубинах, определение электропроводности, окраски, прозрачности воды и т. д. Все это время меня поражала удивительная изобретательность капитана Немо, с которой могла соперничать только его предупредительность по отношению ко мне. Но по окончании этих опытов он снова скрылся, и я попрежнему оказался одиноким на борту подводного корабля.
Шестнадцатого января «Наутилус» как будто заснул в нескольких метрах ниже поверхности моря. Электрические машины остановились, и неподвижный винт предоставил течению нести подводное судно в любом направлении. Мне кажется, что машины были остановлены для мелкого текущего ремонта, необходимость которого обусловливалась только что совершенным большим пробегом при значительных скоростях.
В этот день мои товарищи и я стали очевидцами любопытного явления. Ставни на окнах салона раздвинулись, и, так как прожектор «Наутилуса» бездействовал, а покрытое густыми грозовыми облаками небо пропускало мало света в нижние слои воды, в окружающей нас среде царил полумрак.
Я любовался странным видом моря, как вдруг неожиданно «Наутилус» попал в полосу яркого света. Сначала я подумал, что заработал электрический прожектор и осветил водные толщи. Но это было ошибочное предположение, и, вглядевшись внимательней, я в этом убедился.