жизни), ни как жена, ни как актриса.
Почему? Неужели потому, что всем пожертвовала в угоду своей любви к Ларри? Но ведь и Ларри ничего не смогла дать. Детей не смогла выносить и родить, от семьи осталось одно название, в уютном и гостеприимном доме что-то не так, потому что муж оттуда сбегает при любой возможности, актриса тоже слабая, если не талантом, то физически, простая роль в одном спектакле за сезон привела к выкидышу…
Мама возражает: роль была очень тяжелой, со множеством танцев, к тому же спектакли ежедневно, а то и два раза в день, кроме того, множество проблем из-за ваших с Монро съемок, и дом мой обожают друзья, а Ларри просто не любит присутствия гостей, и актриса я великолепная, иначе не было бы четырех месяцев непрерывных аплодисментов только с последним спектаклем, не говоря уже о двух «Оскарах»…
Но это все слова утешения, я ее понимаю. Однако не признать, что у меня остался только Ларри, даже мама не может. Если не будет этой семьи, которой вроде и нет, если не будет этой любви, которая давно кончилась, то не будет самой надежды на будущее.
А что такое будущее и зачем оно мне? Сюзанна взрослая, у нее своя жизнь, мама обойдется без меня, для Ли я плохой утешитель и советчик, хотя ему очень трудно из-за неприятностей на фирме, друзья меня жалеют, но у них свои семьи и дела, в кино больше не зовут, в театре ролей почти нет, остается только Ларри, если уйдет он, я останусь совсем одна против целого мира.
Выпить горсть таблеток и закончить эту ненужную борьбу, развязав тем самым руки всем, кто вынужден помогать, сочувствовать, переживать за меня?
Меня не зря увезли в Италию, никто и никогда не видел Вивьен Ли вот такой: опустошенной и обессиленной. Даже после клиники доктора Фрейденберга я не была такой, тогда оставались силы бороться за себя.
Снова и снова один и тот же вопрос: почему я такая неудачница, ведь стараюсь быть оптимисткой, стараюсь соответствовать всем предъявляемым мне требованиям? Я не лентяйка, доброжелательна, всегда готова прийти на помощь, если могу, поддержать, принять гостей, забыть о своих интересах ради другого, особенно Ларри, готова работать над ролью день и ночь… За что мне все это?!
Я сама себе отвратительна, захватывает чувство собственной никчемности, ощущение черной дыры, в которую проваливаешься, пустоты в душе… Вокруг люди, которые сочувствуют, пытаются улыбаться, но улыбки кажутся натянутыми, а сочувствие излишним. И одиночество… всепоглощающее… беспросветное…
Валери Хобсон застала меня в состоянии, близком к катастрофическому, мама больше ничего со мной поделать не могла, Ларри некогда.
– Из-за чего умираем?
– Я потеряла ребенка.
– Я знаю, дорогая. Ты не одинока, я понимаю, что это катастрофа, но жизнь не закончилась. А пока ты жива, вставай, и пойдем пить кофе или чай, я еще не решила, что именно.
– Валери, я не в состоянии шутить.
– Я с тобой не шучу. Если уж ты не приняла упаковку таблеток, могла бы уделить мне немного внимания.
Через полчаса она уже решила, что забирает меня с собой в Италию, где у них с Джоном прекрасный особнячок.
– Нет-нет, я не могу! У Ларри трудные съемки, он сильно устает и нервничает.
– Вот поэтому и нужно уехать. Подумай сама, Ларри и без тебя хватает забот и нервов, не лучше ли оставить его одного хотя бы на время? Если ты боишься, что сюда переедет Монро, то зря, ее опекает Миллер, я точно знаю.
– Глупости, ничего я не боюсь. Просто…
Валери обратилась к Оливье:
– Ларри, после всего, что случилось, Вивьен лучше немного развеяться, ты не находишь?
Хобсон красавица и умница, к тому же она просто излучает оптимизм, а еще Валери умеет распоряжаться, особенно мужчинами. Вот кому удается сочетать семью и актерскую карьеру! Двое сыновей, причем старший серьезно болен, и развод ничуть не умерили пыл моей подруги и не притушили ее оптимизм. Второй брак, последовавший сразу за разводом, у Валери удачен, ее Джон Профьюмо – редкая умница и не меньший оптимист. Блестящий политик, которого непременно ждет министерский пост, остроумный насмешник с удивительным, острым взглядом. Ради него и детей Валери бросила артистическую карьеру, хотя была очень успешна.
Ларри согласился, и Хью Бомонт помог нам выехать втайне от репортеров, чтобы не бросились следом. Шпионская операция удалась, мы исчезли из Лондона, обманув дежуривших в ожидании сенсационных неприятностей газетчиков. Ларри обещал звонить как можно чаще и писать тоже.
Валери врачевала мою больную душу так, как заботливый хозяин лечит больную лапку щенку или котенку. Не было никаких наставлений и поучений, не было долгих бесед, она просто вытаскивала меня из мрака, в который вверг выкидыш, и показывала, что если уж жизнь не закончилась, то нужно замечать ее красоту.
– Вив, если совсем невмоготу, то надо было пить таблетки сразу. Но ты же не такая дура, чтобы это сделать? А если жива, то живи, а не существуй. Дорогая, запомни: всегда есть куда хуже.
– Обрадовала!
– Ты не дослушала. Но даже если все совсем плохо, это тоже хорошо, дальше жизнь будет только улучшаться.
Не могу сказать, чтобы такие жизнеутверждающие сентенции меня сильно радовали. Однако подруга не унималась:
– К тому же всегда есть те, кому еще хуже, чем тебе. Вот если им помочь, то самой становится в тысячу раз легче.
– Поэтому ты помогаешь мне?
– Тебе? Ты вполне можешь помочь себе сама, только не знаешь как. В Америке популярны психоаналитики.
– Знаю. Монро без них ни шагу, но как пила, так и пьет. И от краха семейной жизни с Миллером ее никакой психоаналитик не спасет.
Валери с интересом вгляделась в мое лицо:
– О… ты заметила все у Монро, хотя видела ее совсем недолго?
– Там трудно не заметить. Кому из них пришло в голову пожениться, они ведь слишком разные? Ларри как-то гадко обозвал ее, а Артур повторил эту гадость в дневнике. Мэрилин увидела, и был скандал.
– Ты из-за этого переживаешь?
– Нет, но понимать, что Ларри причастен к их ссоре, неприятно.
– Не Ларри, так кто-то другой, они слишком разные, и еще мне кажется, что Миллер слегка презирает свою пусть и красивую, но не слишком развитую супругу. Хотя, может, это и правда кажется.
– Нет. Она не так глупа, как пытается изобразить. У меня ощущение, что Монро – заложница собственного образа, вылезти из которого теперь означало бы потерять все завоеванное. Но она не умеет быть в образе только перед камерой, а в жизни это Миллеру страшно мешает.
– Вив, ты блестяще справляешься, когда нужно разобраться с чужими проблемами, почему буксуют свои?
– Со своими куда тяжелей.
– Попробуй.
– Уже пробовала.
– И что?
– Получилось. На время.
– Попробуй еще раз. Есть вещи, которые нужно повторять, чтобы закрепились.
– Я хочу сохранить