Читать интересную книгу Битвы за Кавказ. История войн на турецко-кавказском фронте. 1828–1921 - Уильям Аллен

Берлинский договор утвердил значительные перемены в военной топографии русско-турецкой границы. Русские получили Батум, но, несмотря на все заявления Лондона и Санкт-Петербурга, сделанные во время Берлинского конгресса о том, что Батум получит статус свободного порта, Россия уже через несколько лет начала создавать в нем военно-морскую базу под защитой мощных фортификаций. «Это был период тайного взаимопонимания, и есть все основания полагать, что разрешение на укрепление Батума было получено частным образом, хотя само это действие стало с тех пор удобным поводом обвинять Россию в несоблюдении договоренностей»[58].

К югу от Батума была проведена новая граница, параллельная той, что проходила в 15–20 км юго-восточнее нижнего Чороха. Западнее Чороха, ниже Артвина, граница поворачивала на юг к долине Ольты-Чая и пересекала верхнее течение этой реки неподалеку от Наримана. Сам Ольты стал российским городом. Труднопроходимая горная страна Понтийских Альп, в которой Чорох прорезает глубокое ущелье, идущее к морю, предоставляло со стороны суши прекрасную защиту для порта Батум. До него от Поти вскоре проложили железнодорожную ветку, а две важные военные дороги соединили Батум с Карсом. Они шли через Архис-Дзгали и Ахалцихе до Боржомского ущелья, а потом – через Артвин – Ардануз – Ардаган до Карса[59].

От Ахалцихе до Мерденика через Ардаган была проложена еще одна дорога, доходившая до долины Куры. В Мерденике она раздваивалась на Карс и Ольты.

Эти дороги соединили западный и центральный секторы приграничной территории. Из Ольты была проложена одна из главных дорог, ведущих от российской границы к Эрзеруму: Ольты – Нариман – Ид – Гюрсюбогаз. Это был очень важный путь, поскольку он шел с северо-востока во фланг позиции на Деве-Боюн. Готовясь к новой войне, русские начали строить дорогу от Ахацихе до Ахалкалаки, а оттуда, через Ольты, до Эрзерума. До начала военных действий им удалось одолеть две трети расстояния.

В центральном секторе русские приобрели Карс, и новая граница проходила через Саганлуг между Зивином и Караурганом. Теперь Эрзерум находился в 85 км по прямой от линии российской границы; здесь опять же было покрыто две трети расстояния. Позиции Мухтар-паши у Зивина остались в руках турок, а Караурган (в 3 км от Зивина) стал российским пограничным пунктом. На Саганлугском плато граница проходила между селениями Верхний и Нижний Месинкирт. От Верхнего Месинкирта русские построили дорогу, которая выходила на долину Аракса западнее Каракурта. Таким образом, Карс стал российской крепостью и передовой базой, крайне затрудняя любое вторжение в Закавказский регион со стороны турецкой границы. В то же самое время новая граница нарушала оборонительную целостность Саганлугского района, и туркам необходимо было построить новые оборонительные позиции ближе к Эрзеруму – в районе Кёпрюкёя, по обе стороны от долины Пасин.

По условиям Сан-Стефанского договора русские получили долину Алашкерт и город Баязет. После Аракса новая линия границы должна была пересечь Агри-Даг и долину Алашкерт, а затем идти от Шариан-Дага к восточному Евфрату (Мурат-Чаю) и Хамускому ущелью (между Шариан-Дагом и Ала-Датом), где эта река резко сворачивает на юг. За Евфратом граница должна была идти по водоразделу Ала-Дага к персидской границе.

На Берлинском конгрессе представители Великобритании возражали против передачи России долины Алашкерт и города Баязета, ссылаясь на то, что через них проходит главный караванный путь из Трапезунда и Эрзерума в Тебриз. Была затронута и стратегическая тема, поскольку ущелье Мурат-Чая (ключ к Турецкому Курдистану) открывает доступ через Муш к Диярбакыру и верхней долине Тигра. Русские довольно легко уступили британским требованиям, и по Берлинскому договору новая граница пролегла через Араке к Коксе-Дагу, далее – по западному отрогу Агри-Дага, а затем – по водоразделу этой гряды до линии старой границы в районе озера Балик.

Таким образом, в восточном секторе приобретения русских были невелики. Россия увеличила свою территорию в долине Аракса от точки, расположенной на полпути от Хорсана и Каракурта до Кулпа (Тузулука), включая город Кагизман. Этот город (первоначально занятый Муравьевым в 1855 г., а затем Цитовичем – после Аладжийской битвы) стал важным российским форпостом в восточном секторе границы. Значение Кагизмана (связанного дорогой, проходящей через Кулп, с Ереваном) заключается в его близости к перевалу Ахталар (который после сооружения дороги стал самым лучшим из всех перевалов на Агры-Дате), откуда шел путь в Каракилисе, расположенный в 40 км от перевала. Это был самый крупный населенный пункт в долине Алашкерт, находившийся в нескольких километрах от ущелья Мурат-Чая.

Перенесение границы означало, что путь в Эрзерум шел уже не из Еревана, а из Кагизмана (связанного одной дорогой с Карсом, а другой дорогой, проходившей по долине Арпа-Чая, – с Александрополем). Таким образом, расстояние от российской границы до Эрзерума в этом секторе сократилось на одну треть. Обладая же перевалами Ахталар и Чат, русские могли в любой момент войти в долину Алашкерт и развивать наступление в направлении Муша и Ванна.

В течение полутора десятка лет, которые прошли между кампаниями 1877–1878 гг. и 1914–1917 гг., русские улучшили коммуникации между восточным и центральным секторами границы. В 90-х гг. от Александрополя до Карса была протянута железнодорожная ветка. Позже ее довели до Сарыкамыша. Еще одну железную дорогу построили по долине Арпа-Чая, далее по склонам Алагёза, и через район Еревана вниз по долине Аракса к Нахичевани и Джульфе на персидской границе. От Алагёза до Кагизмана была построена хорошая дорога[60].

Однако начиная с 80-х гг. российский Генштаб все больше тревожила не ситуация на Кавказе, а положение на западной границе империи. В начале этого десятилетия разработали новые диспозиции для российских вооруженных сил, согласно которым почти все войска были сконцентрированы в западных провинциях. На Кавказе оставались лишь два армейских корпуса, по две пехотных дивизии в каждом: кавказские гренадеры и 20, 21 и 39-я дивизии. Кавказские части старой 19-й дивизии перебросили на австрийскую границу. 38, 40 и 41-я дивизии, несмотря на кавказские наименования своих подразделений, также покинули Кавказ и были переброшены в европейские регионы России. В начале XX в. сформировали две новые Кавказские дивизии – 51-ю и 52-ю, которые вошли затем в состав нового III Кавказского армейского корпуса.

После 1910–1912 гг. II (Кавказская гренадерская и 51-я дивизия) и III (21-я и 52-я дивизии) Кавказские армейские корпуса тоже перебросили на западную границу.

Решение императора Александра III возродить в 1882 г. российский Черноморский флот привело к более важному изменению баланса сил в Черноморско-Кавказском регионе, чем все нововведения на Закавказской сухопутной границе. В Севастополе и Николаеве были созданы морские верфи, на которых в 1886 г. заложили два броненосца: «Чесма» и «Екатерина II». На следующий год за ними последовал «Синоп». К 1888 г. русские имели на Черном море мощную боевую эскадру, основу которой составляли три броненосца водоизмещением 10 тыс. т каждый. Они были вооружены 12-дюймовыми орудиями и развивали скорость 14–15 узлов. В придачу к ним построили три военных транспорта водоизмещением 5 тыс. т, десяток больших торговых пароходов, которые можно было использовать для тех же целей, крейсер водоизмещением 3 тыс. т, 6 канонерок и 16 торпедных катеров (скорость 15–16 узлов). Это была внушительная морская эскадра, которая значительно превосходила по силе устаревшие турецкие броненосцы 1877–1878 гг., что обеспечило русским полный контроль над Черным морем.

Новая ситуация, обусловленная ростом российской морской мощи на Черном море, по-видимому, радикально изменила оперативные планы вероятной войны с Турцией. В ту пору (около 1888 г.) среди «активистов» в российских войсках распространялась любопытная брошюра, в которой излагался план возможного нападения на Турцию. Описывалось внезапное вторжение российского Черноморского флота в пролив Босфор и проведение совместных операций с отборными экспедиционными частями на обоих берегах этого пролива. Эта брошюра была анонимно издана в России, но задумана, скорее всего, в Германии, поскольку носила провокационный характер.

Последний англо-российский кризис – инциденты в Марве и Пенье (в Англии по этому поводу началась самая настоящая русофобия), принявший особо острую форму в 1885 г., быстро миновал и странным образом способствовал глубокому и длительному уменьшению напряжения между Англией и Россией, как будто обе стороны устали от затяжного периода взаимных упреков. Русских все больше занимала растущая австро-германская угроза. После 1886–1887 гг. российское влияние на Балканах, политическое и культурное, значительно уменьшилось. В Софии появился Фердинанд Кобургский – бывший символ панславянизма. По обе стороны от западных границ России шли военные приготовления, а 1888 г., по-видимому, стал годом, когда должен был разразиться военный кризис. Бисмарк даже заявил, что весь Восточный вопрос не стоит костей одного померанского гренадера. Канцлер взял на себя труд сообщить своим российским друзьям, что он вполне понимает их нетерпение в отношении Константинополя и проливов. В то же самое время глава Германского государства вынашивал идею заключения средиземноморской конвенции: предполагалось, что Великобритания, Австро-Венгрия и Италия, с согласия Турции и Румынии, станут гарантами status quo в Средиземноморье, что подразумевало сохранение существующего режима в проливах. Смысл конвенции заключался в том, что любая попытка России захватить их станет поводом для создания могучей коалиции, в которой главную роль будут играть Великобритания, Австро-Венгрия и Италия с Турцией и Румынией. Германии и, возможно, Швеции, Болгарии, Сербии (и даже Китаю) отводились второстепенные роли.