Игорь опустил оружие. Все взоры обратились на длинноволосого. С минуту длилось молчание.
– Ты – Мишель? – спросил О’Брайен у сидевшего перед ним человека. Длинноволосый отвёл взгляд и ничего не ответил.
– Это Мишель, Мишель! – торопливо закричал Томас. – Я сразу узнал его, – он перескочил на плот и, схватив длинноволосого за плечи, страстно заговорил на чужом языке. Выражение лица у того слегка изменилось, что-то в нём как будто ожило, он поднял глаза и посмотрел на людей, находившихся перед ним.
– Это Мишель из долины гейзеров! – закричал Томас и шутливо, в четверть силы ударил длинноволосого в грудь. Он нервно рассмеялся, и лицо его исказила гримаса, лишь отдалённо напоминавшая улыбку. – Это сын Андре и Ирмы Оржервалей! О’Брайен, вы же знали их обоих! И вы должны помнить маленького Мишеля. Скажи им что-нибудь по-английски, Мишель, ведь ты не забыл этот язык, правда?! Скажи им, а то они убьют тебя!
– Ну что ты так волнуешься, Томас? – сказал О’Брайен, сам пришедший в немалое волнение. – Не кричи, успокойся. Никто твоего друга не собирается убивать. Сын Оржервалей нам так же дорог, как и сын Джексонов. Правильно я говорю? – сказал О’Брайен, обращаясь к находившимся в шлюпке. Все были поглощены сценой, происходившей на плоту, и ему ответили скупыми улыбками.
Мишель, если это был он, по-прежнему почти не реагировал на происходящее. До сих пор он не произнёс ни слова. Ему предложили перейти в шлюпку, и он молча и безропотно повиновался.
Спустя несколько минут подошли к «Ирландии». О’Брайен, Игорь и Томас вместе с пленным поднялись на палубу и прошли в капитанскую каюту. К ним присоединился Свенсен. Стив отправился за остававшимися на берегу Сергеем и Ником.
Когда разместились за столом, О’Брайен обратился к длинноволосому. Тот сидел, отрешённый от всего.
– Спроси, узнал ли он тебя, – сказал О’Брайен Томасу. Томас заговорил с пленным на незнакомом языке, и все увидели, как тот ответил ему едва заметным кивком головы.
– Он узнал меня, – лицо Томаса озарила счастливая улыбка.
– Мы это поняли. Спроси, помнит ли он что-нибудь по-английски?
Томас опять заговорил с пленным, и тот произнёс что-то в ответ.
– Он помнит и понимает наш разговор. Но – с трудом.
Уже темнело, и в каюте зажгли свечи. С камбуза доставили провизию: хлеб, буженину, финики и сухое вино. Перед пленным поставили бокал и наполнили его. Он торопливо выпил до дна. Видно, его мучила жажда. Ему налили ещё, и он снова выпил. Тогда перед ним положили хлеб и мясо и сказали, что он может есть. Он с жадностью принялся за еду. Остальные молча присоединились к нему.
Когда все насытились, О’Брайен спросил:
– Мишель, ты помнишь свою мать?
– Почти не помню, – последовал ответ на ломаном, едва понятном английском.
– А отца?
– Тоже. Но я хорошо помню, как их казнили.
– А его ты не забыл? – О’Брайен показал на Томаса.
– Нет, не забыл.
– А ты понял, что он с нами?
– Да, понял.
– Он у нас равный среди равных. Скажи, Мишель, кто-то из ваших остался в лесу?
– Только мёртвые.
– Почему ты не уплыл вместе с другими?
– Я опоздал. Мне достался только этот плот. На нём не было ни вёсел, ни паруса. Наверно, их забрали на другие плоты.
– Дингер уплыл вместе с остальными?
– Нет.
– А что с ним стало?
– Я его убил.
– Ты?!
– Да, я. Я всегда хотел это сделать. В тот день, когда они отрубили голову моему отцу, я поклялся в этом. Я долго ждал – семнадцать лет. Удобный случай представился только сегодня. Так получилось, что мы остались вдвоём. Мы шли друг за другом, он – впереди, я – за ним. Я окликнул его, он обернулся. Я сказал ему всего лишь два слова: «Андре Оржерваль», и Дингер сразу всё понял. Он ринулся на меня с копьём, но я сделал шаг в сторону. Дингер проскочил мимо меня, я же оказался сбоку от него. Удар дубиной пришёлся ему по голове. Наш вожак был гораздо сильнее меня, но я всегда отличался быстрой реакцией. Из-за Дингера я не успел отплыть с остальными.
– Может, он остался жив?
– Нет, я знаю, что говорю.
– И такого силача ты прикончил одним ударом?
– Нет, не одним. Сначала я угодил ему в висок, и он упал на колени. Мы встретились взглядами. Я сказал: «А это за Ирму, мою мать». И ударил ещё раз. Я проломил ему череп.
– Скажи, Мишель, а где ваш лагерь, где ваши женщины и дети?
– Они за морем.
– Понятно, они на том берегу. А много ещё воинов в лагере?
– Ни одного. Дингер забрал всех. Там только женщины и малолетки.
– Ну а много ли в лагере тех, кого пленили в долине гейзеров?
– Нет, почти все умерли. Из-за жестокого обращения. Последний мужчина умер четыре года назад. Из женщин остались двое – они уже беззубые старухи. Дингер не собирался их долго терпеть.
– А что стало с детьми?
– Не знаю. Я помню только Томаса.
Томас улыбнулся и, кивнув на Мишеля, сказал:
– Странно, что он забыл. Были ещё Линда и Сара, – и, уже обращаясь к другу, спросил: – Что с ними?
– Разве они из долины гейзеров? – получив утвердительный ответ, Мишель продолжил: – Они в лагере. Их отдали в жёны ещё при тебе. У обеих уже по несколько детей.
– А ты женат? – спросил О’Брайен.
– Нет. Я – чужак. Для меня не нашлось женщины. Для меня всё было в последнюю очередь. Кроме войны и работы.
– Скажи, Мишель, – проговорил Игорь, подаваясь к пленному, – как вы решились переправляться всем войском через пролив, по сути неведомо куда?
– Мы знали, куда направляемся. Наши люди и раньше выходили в море и видели на западе какую-то землю. Полгода назад семь человек во главе со Скинли добрались на плоту до этой самой бухты. Я был в их числе. Целый месяц наш отряд находился в местных лесах. Сначала мы пошли на север, потом повернули к горам, а потом двинулись на юг. И вот однажды нам открылось необычное поселение. Несколько дней Скинли и ещё двое вели наблюдение, после чего мы возвратились на свой берег. С этого момента и началась подготовка к экспедиции.
На этом допрос Мишеля был закончен. Была уже ночь, и все, кроме вахтенных, легли спать.
На заре шлюпка отвезла Игоря, Сергея, Томаса и Мишеля на берег. Им предстояло добираться до Нью-Росса пешком. Распрощавшись с ними, экипаж «Ирландии» вывел судно в воды пролива. Дул сильный встречный ветер. Лавируя, шхуна медленно продвигалась в виду берега.
Ник остался на борту корабля. Так получилось, что до этого он ещё не был в море. Но его не пугали ни качка, ни высокие пенящиеся волны, и он не страдал от морской болезни. С интересом смотрел он, как работают матросы, как управляется со штурвальным колесом рулевой, с почтительностью дотрагивался до разных составляющих рангоута и такелажа, поглаживал стволы пушек и тугую, натянутую ветром треугольную парусину кливеров. Чем-то родственным веяло от всех этих предметов и приспособлений. Он словно предчувствовал события, которые в будущем ему предстояло пережить на шхуне, во многом определившие затем его жизнь и мировоззрение.
В восемь утра «Ирландия», обменявшись с Нью-Россом пушечными салютами, вошла в бухту Удобную. Обуреваемый жаждой новостей, весь город бросился на пристань, и маленький отряд Игоря прошёл через ворота почти незамеченным.
Они остановились на площади у дверей ратуши. Здесь Игорь решил дождаться Уиллиса, чтобы передать ему пленного. На пристани отдалённо гудели голоса, а в городе было тихо и пустынно. Мишель озирался, разглядывая аккуратные дома, крытые красной и синей черепицей. «Дикарь, – подумал Игорь, – всё для него в диковинку. Что бы вы здесь натворили, если бы ворвались сюда!»
Он на минуту задумался, опустив глаза долу, а когда поднял голову, то поймал на себе внимательный изучающий взгляд пленного. Заметив встречный взгляд, тот отвернулся.
– Интересно, что ты на мне увидел? – сказал Игорь. – Ты так частенько на меня поглядываешь. Я тебе чем-то не нравлюсь?
– Ты хотел убить меня, – не сразу ответил Мишель. – Единственный – из всех.
– Хотел… сначала. У нас был приказ никого из вас в живых не оставлять. Но когда я увидел твоё лицо, я передумал.
– Но ты – выстрелил.
– Меня толкнул под руку Томас, и я не удержал стрелу. А что бы ты сделал, если бы, скажем, я попал в твои руки? Уж, наверное, не оставил бы меня в живых.
– Ты так думаешь? Вот, смотри, – и пленный приподнял подол куртки, обнажая спину. – Видишь?
Вся его спина была исполосована поперечными рубцами.
– Что это?