– О-о, мама, ты готовишь еду? – удивился Тёма, входя в кухню.
– У нас что, будет настоящий ужин? – подхватила Алина, заставляя меня смутиться. – Вот это сюрприз.
– У твоих детей ни стыда, ни совести, – пожаловалась я Логинову, – ты видишь, как они со мной обращаются?
– Не переживай, любимая, я с ними разберусь, – он поцеловал меня в нос, затем развернулся и, скорчив злобную рожу, зарычал. Дети бросились врассыпную, Ярослав за ними.
А Герда осталась со мной. Она плюхнулась на пол и, высунув язык, улыбалась широкой питбульей улыбкой.
– Я очень рада, что вы приехали, – шепнула ей на ухо.
* * *
В первый же солнечный день я взяла выходной, и мы отправились гулять по Парижу. Оказывается, Логинов с детьми уже составили маршрут. Они, вообще, теперь много чего делали вместе, не утруждаясь меня посвящать.
В комнате Тёмы появился конструктор, из которого все трое по вечерам строили замок. А у Алины, увлёкшейся живописью, набор для рисования из ста семидесяти шести предметов.
Эти дни были наполнены чистейшим, ничем не замутнённым счастьем.
Кажется, с приездом Ярослава и вовсе наступила весна.
Солнце радостно светило, поблёскивая в ещё не подсохших лужах. Мы покатались на речном трамвайчике, пообедали в уличном кафе, которое не закрывалось даже зимой, а затем фотографировались у Эйфелевой башни. Стыдно признаться, но за семь месяцев я так и не нашла времени, чтобы свозить детей сюда.
Я сделала очередной кадр, когда услышала за спиной громкий шёпот.
Обернулась.
Тёмка, Алина и Ярослав стояли перед Гердой, что-то ей объясняя.
– А что вы делаете? – громко поинтересовалась я и нажала кнопку камеры. Эти испуганные лица стоило заснять для семейного архива. Прямо-таки застигнутые врасплох заговорщики.
– Иди, – шепнул Логинов Герде, и собака двинулась ко мне.
В зубах она что-то держала и, подойдя, ткнула мне в подставленные руки.
– Что здесь у тебя, девочка? – спросила я, рассматривая обслюнявленный бархатный футляр чёрного цвета.
В таких дарят… кольцо?
Я подняла взгляд на Ярослава и детей, и поняла, что они пристально, затаив дыхание, смотрят на меня.
– Ну же, мама, открывай, – не выдержал Тёма.
– Саша, не тяни, – поддержала его Алина. За эти месяцы мы с ней перешли на «ты».
А Логинов просто смотрел. Может, чуть напряжённо. Но всё же ничего не говорил.
Я поняла, что задерживаю дыхание, и напомнила себе, что нужно дышать.
И наконец открыть коробочку.
Там было кольцо.
Тонкий платиновый ободок с крупным прямоугольным, сверкающим на солнце бриллиантом.
Я держала открытый футляр и смотрела на кольцо, не в силах оторвать взгляд. Это было так красиво. И… неожиданно.
Он и правда делает мне предложение?
– Мама, чего ты молчишь?
– Саша, тебе не нравится?
Я подняла на них глаза, подёрнутые пеленой.
Неужели я плачу?
– Ты выйдешь за меня? – Ярослав подошёл ко мне и взял кольцо из моих пальцев.
Я кивнула и всхлипнула. Ну вот, всё-таки разревелась.
Он надел кольцо мне на палец.
– Ты чего плачешь?
– Это я от счастья.
– Правда, красивый бриллиант? – дети обступили меня, любуясь кольцом на моём пальце.
– Красивый, – согласилась я.
– Мы сами выбирали.
– Правда?
– Правда, он называется «принцесса», – поделилась познаниями Алина. – Когда я вырасту, мне жених тоже такой подарит.
– Тебе ещё рано о женихах думать, – авторитетно заявил Тёма.
Мы прожили в Париже два счастливых года.
А потом вернулись в Анапу.
Эпилог
Ярослав купил нам дом на Высоком берегу, недалеко от дома моих родителей.
Пару месяцев Алина к ним присматривалась, а потом спросила, можно ли и ей звать их бабушкой и дедушкой. Мать Логинова категорически отказывалась видеться с внучкой, и девочке не хватало такого общения.
Я не смогла рассказать Ярославу правду. Предсмертное признание Кристины мучило меня. И, наверное, это была единственная серая туча на безоблачном небосклоне нашего счастья.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Впрочем, как оказалось, Логинов уже давно всё знал.
…Он поделился своей болью в нашу первую ночь в Париже, когда мы лежали, купаясь в нежности, и смотрели, как по стёклам снаружи бежит дождь.
Ярослав сказал, что не хочет, чтобы между нами оставались какие-либо тайны. И всё мне рассказал.
– Я узнал два года назад… Алинка серьёзно болела. К счастью, обошлось без операции. Но мы готовились, и все сдали кровь. Моя и матушкина не подошла. Представляешь, как мы удивились? Я сделал тест ДНК. Оказалось, что у нас с дочерью нет ничего общего, – он усмехнулся с горечью, и я сжала его руку. – Матушка отказалась с Алиной общаться, даже с днём рождения теперь не поздравляет. Хорошо ещё, не стала скандал устраивать. С неё бы сталось…
– Но ты ведь всё равно её любишь. Алина – твоя дочь.
– Да, она моя дочь! Как бы там ни было. К чёрту матушку.
– Кристина мне рассказала, – призналась я, – она думала, что умирает, и попросила прощения…
Логинов только вздохнул.
И я была с ним согласна, прощением уже ничего не исправишь.
Моим родителям мы ничего не говорили. Они приняли Алину, а она была счастлива, что у неё появились бабушка с дедушкой. Общие, одни на двоих с братом.
Теперь Алина с Тёмой всё делали вместе или делили пополам. По очереди гуляли с Гердой и мыли посуду. Помогали друг другу с уроками. Они были лучшими друзьями.
И братом и сестрой.
Как бы то ни было, я старалась не делать между ними различий. И любить их обоих. Наказывала того, кто виноват. И жалела того, кто пострадал. Правда, они почти не ссорились, а ещё выгораживали друг друга. Так что иногда приходилось помучиться, чтобы выяснить правду.
…День был замечательный. И мы решили провести его на пляже.
Через пару недель Тёмка с Алиной пойдут в школу. А Ярослав засядет за новую книгу в своём кабинете. И будет писать, писать, писать, ничего вокруг не замечая.
Мне тоже скоро придётся переходить на вольные хлеба. В нашей семье ожидается пополнение. Я узнала об этом вчера и теперь думала, как рассказать Логинову.
Хочу сделать сюрприз.
Я расстелила покрывало, Ярослав поставил зонт. Дети помчались купаться. А Герда отправилась прогуляться по пляжу. Она была уже совсем старой, морда стала белоснежной. Шестнадцать лет – солидный возраст для питбуля.
Логинов тоже окунулся и прилёг со мной рядом на покрывале.
– Ярослав… – начала я, думая, что настало удачное время.
Позади раздался испуганный писк. Тонкий. Душераздирающий. Кто-то верещал от ужаса.
Мы одновременно вскочили на ноги, оглядывая берег в поисках источника звука. К нам, оскальзываясь на камнях, спешила Герда, которая уже давно ходила вразвалочку, а не бегала, как сейчас.
Во рту она что-то держала… Крысу?
Точно, большую пятнистую крысу, которая вяло шевелилась у неё в пасти и тоненько жалобно пищала.
– Герда, фу! – велел Логинов.
– Отними у неё эту крысу, а то покусает, – испугалась я, зная, что охотничьими инстинктами и прытью Герда никогда не отличалась. Она с юности была довольно флегматичной особой.
Питбулиха подошла вплотную к Ярославу и осторожно, низко нагнувшись, выплюнула добычу на ноги хозяину.
Это был щенок.
Крохотный. Может, месяц от роду. Он дрожал и пытался как можно теснее прижаться к ногам Ярослава.
Герда снова нагнулась, ткнула щенка носом, громко обнюхала и размашисто лизнула в мордочку.
Оказавшись на твёрдой земле, ну или на твёрдых ступнях Логинова, щенок успокоился и перестал пищать. Он сел, разглядывая нас карими бусинками глаз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Папа, ты решил завести щенка? – дети окружили пятнистую мелочь, перенесли на покрывало. Алина полезла в сумку за едой, чтобы покормить малыша.
– Это не я решил, – вздохнул Ярослав и укоризненно взглянул на любимицу, – это Герда.